И, шагая назад, в город, она думала: может, я все-таки выкарабкаюсь. Как Родрикс. Неведомо как, даже не сознавая того. Мы, люди, уж точно никакие, черт нас побери, не Тили. Но нас трудно сломить. Мы удивляем даже самих себя.
Может, со мной все в порядке. Я была на краю, а теперь возвращаюсь назад. Может, я стала чуточку сильнее, чем раньше. И может, этим я обязана Крибу. Или тому Тили, который был Крибом. Может, и он обо мне знает. О том, что я сейчас думаю. И, в порыве интуитивного озарения, она каким-то образом поняла, что так оно и есть. Что он знает. Что она ему не безразлична. Как может быть не безразлична симпатичная мошка.
А потом, может быть, Тили способны больше тревожиться о судьбе симпатичной мошки, чем люди — о чем бы то ни было.
Она еще немного прошла, прежде, чем улыбнулась и мягко произнесла вслух:
— А может, и нет.
Бонита Кейл
Прибежище Энни[5]
Со времени появления Бониты Кейл на страницах F&F в июне 1992 года ее произведения нарасхват. О себе она пишет, что она, «как и все обыкновенные люди, — средних лет, среднего класса и живет в обычном городе Кливленде».
Но обыкновенный ум не выдумает историю Энни. Это особенная история, которая, как говорит Бонита, является «научной фантастикой для героини рассказа».
В церковном подвале было тепло и пахло чесноком. Длинные столы еще больше вытягивали комнату; дети с визгом бегали вдоль рядов; старая дама, чем-то похожая на его бабушку, сидела за отдельным столом и принимала у людей деньги.
Зив Матузек прислонил стул к столу, чтобы сохранить место, и стал в очередь. Впереди, через шепот старушек и хныканье детей, послышался женский голос: «Привет, шеф Джио!». Зив увидел, как человек, раздававший спагетти-соус, поднял ясный взгляд от ковша и улыбнулся кому-то в розовом свитере.
— Привет, Энни! Рад видеть свою лучшую клиентку!
— Ага! Я обожаю спагетти, шеф Джио!
— Знаю, что любишь, Энни, — повар улыбнулся ей, как улыбаются забавному ребенку.
Пройдя очередь, Зив увидел, что его место занято. В другой ситуации, подумал он, я бы поскандалил, или, по крайней мере, презрительно посмотрел бы на наглеца. Теперь же Зив занял первое попавшееся свободное место, поставил поднос на холодную поверхность стола из искусственного камня, бросив рюкзак на пол. Усевшись на складной стул, он ударился локтем о стальную подпорку.
Кто-то напротив хихикнул — это была та девушка в розовом свитере.
— Это не хорошее место, — заговорщицки сказала она. — Никто не садится рядом с этими столбами. Вот хорошее место, видишь? Я всегда занимаю хорошее место.
Ей было не меньше двадцати, а вела она себя как ребенок. Прямые каштановые волосы, бледная кожа — обычная девушка, только в выражении ее лица было что-то странное.
— Я прихожу сюда каждую пятницу, — сказала она, нарезая спагетти вилкой на коротенькие кусочки.
Разговаривать с незнакомцем было так интересно! Энни не могла поверить своему везению.
— Я прихожу сюда каждую пятницу, — повторила она.
Посмотрев в тарелку, чтобы убедиться, что все спагетти прорезаны, она осторожно поднесла ко рту вилку.
Человек напротив что-то пробурчал, накручивая спагетти на свою вилку. И соус не капал на его рубашку. Может быть, если она потренируется, то тоже научится есть спагетти таким способом. В группе говорили, что если тренироваться, можно научиться практически всему.
— Знаешь, что я делаю?
Он вздохнул.
— Нет. Что ты делаешь?
— Я работаю!
— На самом деле?
— Да-да. Я Растительница.
— Чего? — сказал он, чуть не поперхнувшись кофе.
— Растительница. Я обхожу все растения в большом здании — поливаю и снимаю мертвые листья, — она нашла свою карточку и протянула ему. — Видишь?
— Растители, — громко читал он. — Специализация по оформлению офисов, потом прочитал вписанное рукой, — Энни Боулз. Это ты, так?
— Это я, — она положила карточку в свою красную сумочку. — Утром я иду на автобус, а потом нас развозят по офисам. Я хожу по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам, — она загибала пальцы, считая дни. В другие дни — не хожу. Я иду на автобусную остановку в семь часов.
— Рановато.
— У меня есть часы, видишь? — она протянула руку; голубые электронные пластмассовые часики показывали семь ноль-ноль: ровно семь — пора идти совсем.
— А если видишь ноль-один — бежишь, как всякий гражданин.
Она удивленно посмотрела на него, вдруг рассмеялась.
— А если вижу семь ноль два, тогда…
— Тогда тебе успеть едва.
— Ого, здорово получается! — сказала она. — Только Джимми — из нашей группы — только Джимми так же хорошо умел рифмовать.
Она проверила, не осталось ли молока в пакете, но соломинка хрюкнула, и тогда она принялась за кофе. Зив допил свой.
— Здесь дают добавки кофе? — спросил он.
Энни вскочила:
— Я покажу.
Она привела его к большому баку и показала, как работает маленький рычажок. Возвращались они мимо ребенка, сидевшего на высоком стуле. У него была коричневая кожа, и мелковьющиеся темные волосы, и маленькие белые кроссовки. Энни ему улыбнулась. Он тоже улыбнулся, и из его улыбающегося рта вывалились спагетти. Руки ее сами потянулись утереть малыша.
— Раньше я была в группе, — сказала она, когда они опять сели за столик, — но мне больше нравиться быть Растительницей, — она отпила кофе. — А ты что делаешь?
Этот вопрос прозвучал вполне естественно.
— А ты что делаешь? — снова спросила она, просто чтобы еще раз услышать свой голос.
Он откусил от кекса. — Учусь, — ответил он с полным ртом.
— О? — она склонила голову и посмотрела на него. — А что ты учишь?
Наклонившись к ней через стол и взъерошив пальцами волосы, он произнес:
— Я пришелец — из космоса! Я изучаю землян.
Она вздрогнула.
— Ты напугал меня. Это нехорошо.
— Извини, — он отвалился на спинку стула.
Она опять посмотрела на него, но он выглядел как обычный человек — в джинсах и голубой рубашке.
— Как тебя зовут?
— Зив. Слышала когда-нибудь такое? Это инопланетянское имя!
На самом деле так звали его дядю. Зив не знал, почему он сказал этой дурочке, что он инопланетянин. Ему просто не хотелось признаваться, что он подрабатывает, жаря гамбургеры. Не так давно у него была постоянная работа, и машина, и квартира. Но, теряешь работу — теряешь все.
Девушка пристально разглядывала его. Боже, она же пытается понять, верить ему или нет!
— Ты меня дурачишь? — спросила она.
— С какой стати?
— Не знаю. Иногда люди пытаются меня обмануть.
Зива кольнуло сознание вины, но он решительно повторил:
— Я инопланетянин.
— Правда, честное-пречестное?
— Да, да. Смотри, нас выметают отсюда. Где здесь туалет?
— Возле выхода. Тебе надо? Мне нет, потому что я уже была, а потом дома схожу.
— О — да, — он поднялся, влез в куртку, она тоже встала, надевая свой клетчатый плащ, повесила красную сумочку на плечо.
— Слушай, жди меня здесь, и я провожу тебя домой. Оэкей?
— Конечно, Зив!
Он поспешил в мужской туалет, не зная, станет ли Энни ждать его. Здесь так много народу; он не мог раздеться до пояса и помыться, как хотелось бы.
Она выглядела такой аккуратной. Живет ли она с семьей? Если так, к чему тогда ей ходить на церковные обеды?
Если она живет одна, то он мог бы устроиться на ночлег под крышей. С улыбкой он вышел к Энни. Пока они шли по Сент-Клер авеню, он выспрашивал ее о жизни. Она живет в квартире. Она сказала «квартира!», будто о чем-то очень важном. Но потом опять вывела разговор на тему о пришельцах, и Зив понял, что для начала она хочет выспросить его.
— Как ты попал сюда, Зив?
— На космическом корабле, конечно. Послушай, эта квартира, какая она?
— Она милая. А как выглядит корабль? Длинный тонкий, или круглый такой?
— Круглый. Типа тарелки. Кому принадлежит дом?
— Какой дом?
— В котором ты живешь!
— Не кричи. В группе нам говорили, что хорошие люди не кричат. Что кричать можно только когда играешь.
Дом где жила Энни, выглядел неплохо: желтого кирпича, маленький и квадратный, не слишком старый. Зив шагнул за Энни в небольшой вестибюль и ждал, пока она искала ключи, потом проследовал за ней вверх по лестнице в холл, где пахло тушеным мясом и лизолем. Но когда ключ повернулся в замке квартиры номер 2Б, Зив услышал:
— Спасибо, что проводил до дома, Зив.
— А что ты собираешься делать? — Зив тянул время.
— Посмотрю телевизор, потом приму душ, потом почищу зубы и лягу спать, — сказала она. — Разве ты не знаешь этого?
— Я ведь инопланетянин…