Услышав о Тили впервые, сестра Мэри решила, что это — легенда. Они с Крибом стояли посреди грязной дороги, окруженной ветхими деревянными амбарами, из которых и состоял город Сумерки, когда Криб, обведя широким жестом открывающуюся картину, сказал:
— Уродство. Мы зовем этот город «Сумерки», потому что он так лучше всего выглядит. Без света.
— Держу пари, у вас есть города и получше, — сказала сестра Мэри.
— На сколько?
Сестра Мэри озадаченно спросила:
— На сколько лучше?
— На сколько держишь пари?
Сестра Мэри всмотрелась в его лицо, пытаясь понять, как ей отнестись к этим словам. Он что, дразнит ее? Но ведь, не только у Криба, но у всех остальных стрибов, с которыми ей до сих пор приходилось сталкиваться, лица были абсолютно невыразительными. Кто его знает, в шутку он говорит, или всерьез?
— На самом деле я не имела в виду, что хочу держать пари на что-то, Криб.
— Тогда, почему ты так сказала?
— Не знаю, это просто такая манера говорить. Это называется «фигурально выражаясь». (Тут ей пришлось воспользоваться английским словом «фигурально», поскольку в языке стрибов подобрать к нему аналог было невозможно).
— Отлично, — сказал Криб. — Ты проиграла.
— Что проиграла?
— То, на что ты, фигурально выражаясь, держала пари. Все города, которые строят стрибы — уродство. Сплошное уродство. — Он опять повернулся кругом, словно для того, чтобы получше оглядеть Сумерки.
— Сплошное уродство, — заключил он. А потом добавил. — Мы не Тили.
— А что такое Тили? — рассеянно спросила сестра Мэри.
— Тили — это великолепные сияющие создания, они живут в Городе Блаженства.
Это ее заинтересовало.
— Тили ваши боги, Криб?
Криб, вроде, рассердился, по крайней мере, так показалось сестре Мэри. Это было единственное выражение чувств, которое он иногда выказывал, да и то редко.
Он был крупным, приземистым, мохнатым гуманоидом, с большей, чем у человека, мышечной массой. И все же для стриба он не был особенно велик.
Сестре Мэри он постоянно напоминал гориллу, хоть ей и было стыдно, когда она ловила себя на этом. Довольно часто.
— Нет, Тили — не боги. Тили существуют.
И, помолчав, он лукаво спросил:
— А когда ты говоришь про Бога, сестра Мэри, ты тоже выражаешься фигурально?
Тут уж пришел черед сестры Мэри показать, что она сердится. Криб в первый раз видел ее гнев, но без труда распознал его: сжатые кулаки, напряженная поза, словно она действительно собиралась на него напасть. Люди такие хилые маленькие создания, но и Тили тоже, так что заранее знать ничего нельзя: Криб отступил на шаг.
— Бог реален, — ледяным голосом сказала сестра Мэри. Реальней, чем все остальное. Абсолютная реальность.
— Это бог сделал и мир, и людей, и стрибов? — спросил он невинно.
— Да.
— Пожалуйста, попроси его, чтобы он сделал этот город красивым и чистым. И пусть все, кто болен, выздоровеют. И пусть у всех будет еда.
Сестра Мэри сразу не нашлась, что ответить.
— Бог делал все те чудеса, про которые говорится в той книге, что ты мне читала, но больше он ничего делать не будет? — спросил Криб. — Наверное, Бог уже умер.
Несмотря на то, что она все еще сердилась, сестра Мэри не смогла сдержать улыбку.
Может, Он мертв, а может, он как раз переходит из трансцендентного состояния в имманентное, сказала она, но про себя, не пытаясь объяснить Крибу свою излюбленную теорию. А верю ли я в нее на самом деле, вдруг усомнилась она.
— Вот Тили не умерли. Значит, Тили не Боги. Тили настоящие. Слишком настоящие. Плохо.
— Почему, Криб? — Они были уже в пути. Искали один барак среди всех этих фанерных коробок, где у стрибов предположительно вспыхнула новая инфекция. Криб нес принадлежащий сестре Мэри сундучок с медицинскими инструментами.
— Тили могут быть опасны.
— На что они похожи, Криб? Что они умеют?
— Тили учат стрибов говорить друг с другом. Поэтому все стрибы так хорошо разговаривают.
Кто бы мог подумать — улыбнулась про себя сестра Мэри.
— А зачем они это делают, Криб?
Криб покачал массивной головой.
— Должно быть, им что-то нужно. Одни Тили знают, что.
— А что еще могут Тили, Криб?
Криб остановился и показал на неопрятное пятиэтажное строение, сложенное, разумеется, из прогнившей, потерявшей былую окраску древесины.
— Тили может перепрыгнуть через это здание, — сказал он.
— Одним прыжком? — не удержалась сестра Мэри.
Криб ответил:
— Перепрыгнуть — это и значит «одним прыжком». В два прыжка — это значит — сначала запрыгнуть, а потом спрыгнуть.
— Да, Криб, ты прав, — сказала сестра Мэри, а сама подумала, что легенда о Тили, должно быть, представляет начатки примитивного суеверия, которое потом, возможно, превратится в религию, когда стрибы зададутся вопросом о природе жизни и причине ее появления. «Та сила, что, передаваясь по бикфордову шнуру зеленого стебля, заставляет раскрываться цветок». Но на нынешнем этапе развития стрибы явно не проявляли интереса к подобным вопросам: они были на удивление трезвомыслящей расой. Из всех представителей этой культуры, с которыми до сих пор сталкивалась сестра Мэри, один Криб проявлял хоть какое-то любопытство.
Мало того, он был неоценимым помощником при медицинских обходах, действуя, в основном, как столь необходимый сестре Мэри посредник при общении с недоверчивыми от природы жителями Сумерек. Вспомнив об этом, сестра Мэри несколько смягчилась и подавила гнев. Потом, у них полно работы. Важной работы.
Но сегодня, как и почти всегда, их спасательный рейд обернулся обычной рутиной. И все же, он был успешным. Они обнаружили в одном из неприхотливых, ветхих жилых строений несколько сгрудившихся на полу семей стрибов, страдающих от какого-то распространенного вируса. Криб употребил весь свой дар убеждения и у него ушло всего около часа, чтобы уговорить своих соплеменников позволить сестре Мэри взять пробы крови. Затем образцы крови ввели в маленький анализатор, который сестра Мэри повсюду таскала с собой (вернее, его таскал за ней Криб). Аппарат не потрудился сообщить сестре Мэри о результатах анализа — ей это было ни к чему, — он только сказал ей, какое требуется лекарство. И, разумеется, она могла добавить еще иммуностимулятор и дозу витаминов. Но у них ушло еще полчаса, пока Криб убеждал больных, но упрямых стрибов позволить сестре Мэри впрыснуть лекарство. Наконец, огромный стриб, тот, кто первый разрешил взять у себя пробу крови, согласился еще раз продемонстрировать свое мужество и послужить примером, дав ввести себе лекарство. Еще час, и Криб провожал сестру Мэри назад, на Земную Базу, где маленький анализатор скормит все данные своему большому брату, который все любовно называли «Большим Беном». Обычная вылазка. Сестра Мэри вспоминала о ней позже только потому, что именно тогда она впервые услышала о Тили. Странная легенда. Все же, для них не все еще потеряно, подумала она.
IIНо когда она впервые увидела Тили, это была вовсе не рутинная вылазка по лечению парочки-другой простуд. Это было нечто посерьезней. Позже она гадала, совпадение ли это, или же Тили все загодя спланировали. Когда все закончилось, и она восстанавливала в памяти прошлое, пытаясь разобраться, что к чему, она поняла, что, когда имеешь дело с Тили, нельзя ничего знать наверняка. Никому не дано понять Тили. Ни на что они способны, ни почему они это делают.
Шел дождь. Оживленная грунтовая дорога, которую тут называли улицей, превратилась в грязевой поток. В нем лежал старик, слишком грязный, чтобы она могла различить его черты, стонущий, дрожащий. Сестра Мэри с ужасом уставилась на экранчик своего анализатора. Там вспыхивала надпись «Не устанавливается».
— Не устанавливается? — вслух повторила сестра Мэри по-английски.
Криб, который опустился на колени рядом с ней, не понял ее слов, но он уже знал сестру Мэри достаточно хорошо, чтобы почувствовать ее замешательство. Он протянул руку и дотронулся до ее плеча.
— Что сказала машина? — спросил Криб. — Ты говори мне, пожалуйста.
— Анализатор не может прописать лекарство на. основании образца крови. Он явно не понимает, что не так с этим бедным стариком. Может, если мы сумеем доставить аппарат на базу, ввести данные в Большой Бен, тогда, я уверена, мы сможем… Послушай, Криб, я останусь со стариком. Я введу ему стандартный набор инъекций. А ты отправляйся за помощью. Мы отнесем его на базу, тогда мы сможем… — ее голос затих. Криб качал головой.
— Нет, сестра Мэри. Я не оставлю тебя здесь одну. Опасно. Я остаюсь.
Сестра Мэри поглядела ему в глаза — спокойные, бесстрастные, упрямые, или просто глупые? Стыдясь своих мыслей, но не в состоянии избавиться от них, она впервые поглядела вокруг, на толпу стрибов, непреклонно пробирающихся под дождем. Крупные, медлительные, нечувствительные ни к сырости, ни к холоду, они спешили по своим делам, словно вокруг стоял ясный солнечный день. Некоторые чихали, кашляли, но явно испытывали к своему состоянию полнейшее равнодушие. Что они, и в самом деле настолько все глупы? Прости меня, Господи.