солнечных батареях и помешивает похлебку в кастрюле. Я останавливаюсь у входа, тяжело дыша. Ава оглядывается на меня:
– То ли ты стала бегать быстрее, то ли тучи собираются медленнее.
– Я бы сказала, и то и другое. – Потираю шов на боку и усаживаюсь за маленький пластиковый обеденный стол. – Тиран все еще жжет хлам?
– Угу.
– Бедняга промокнет до нитки. Черт возьми, до чего же здорово пахнет! – Я вдыхаю аромат похлебки.
– В кастрюлю попало немного чеснока, – сияет Ава.
– Чеснок? Как он просочился через Лямбду? Они перестали накапливать новый груз?
– Нет. – Ава снова принимается помешивать похлебку. – Мне его дал один из солдат.
– Дал? По доброте своего благородного сердца?
– И это еще не все.
Ава приподнимает подол, демонстрируя сверкающие голубые туфли. Не башмаки от правительства. Настоящие туфли из кожи и качественной резины.
– Черт побери! А что ты дала ему взамен? – потрясенно спрашиваю я.
– Ничего! – морщит нос Ава от такого обвинения.
– Мужчины не дарят подарки просто так.
Ава скрещивает руки на груди:
– Я замужем!
– Извини, забыла, – говорю я, прикусывая язык.
Ее муж Варон – лучший из всех, кого я знаю, но его здесь нет. Он вместе с нашими старшими братьями Энгусом и Даганом пошел добровольцем в Свободные легионы сразу после того, как нас доставили в этот лагерь. Последний раз они связывались с нами из переговорного центра легиона на Фобосе. Сгрудились потеснее, чтобы поместиться в экран. Сказали, что отправляются с Белым флотом на Меркурий. А кажется, лишь вчера я пробиралась следом за Энгусом через вентиляцию Лагалоса в поисках грибов для его самогонного аппарата…
– А где мальчишки? – спрашиваю я.
– Лиам в лазарете.
– Что, опять? – Я ощущаю укол жалости.
– Очередная ушная инфекция, – говорит сестра. – Сможешь утром зайти навестить его? Ты же знаешь, сколько…
– Конечно, – перебиваю ее я. – Я принесу ему немного оставшихся конфет, если остальные крысята их не сожрали.
Лиаму, третьему сыну Авы, только-только исполнилось шесть, и он слеп от рождения. Славный малыш.
– Ты его балуешь.
– Некоторых мальчишек нужно баловать.
Подхожу к своей племяннице Элле. Она лежит в коляске у стола и играет с подвешенным над ней маленьким мобилем, одной из поломанных игрушек ее брата.
– Как поживает мой маленький гемантус в этот ужасный грозовой вечер? – говорю я, поддевая пальцем ее носик.
Элла хихикает и хватает мой палец, а потом тянет его в рот.
– О, у цветочка есть ротик!
– Я покормлю ее после ужина. Не могла бы ты пока проверить у папы памперс?
Мой отец сидит в кресле, уставившись в головизор, – я украла его у одного типа из Лямбды, слишком пьяного, чтобы следить за своей палаткой. Глаза у отца жемчужные и отстраненные, в них отражаются мельтешащие на экране помехи мертвого канала.
– Давай я помогу тебе, па, – говорю я.
Переключаю каналы, пока на экране не появляется гравибайк, мчащийся над меркурианской пустыней. Плохие парни преследуют плутоватого героя-синего, немного похожего на Коллоуэя Чара.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
Снаружи грохочет гром.
Папа не отвечает. Даже не смотрит на меня. Я сдерживаю обиду и вспоминаю, каким он был, когда брал нас с собой в шахты. Его огрубевшие руки зажигали газовую горелку, и он хриплым шепотом рассказывал нам страшилки про Голбака-аспида или про Старого Шаркуна. Огонек горелки взвивался в воздух, и отец разражался веселым хохотом при виде наших перепуганных лиц. Я не узнаю этого человека… это существо, принявшее облик моего отца. Оно лишь ест, гадит и таращится в головизор. И все же я отбрасываю гнев, чувствуя себя виноватой, и целую отца в лоб. Потом подтягиваю одеяло чуть повыше, под бородатый подбородок, и благодарю Долину за то, что отцовский подгузник чист.
Хлопает дверь. Это сыновья моей сестры влетают в дом, мокрые насквозь и перемазанные грязью. Следом входит наш брат Тиран, пропахший дымом свалки. Он самый высокий в семье, но страшно худой, тонкий как тростинка; его хрупкость особенно бросается в глаза, когда вечерами он сгибается над столом – пишет книжки для детей: истории о замках, чудесных долинах и летающих рыцарях. Тиран встряхивает влажными волосами и пытается обнять Аву. Сестра с притворной скромностью показывает новые туфли своим ревнивым мальчишкам. Они спорят, как называется самый яркий из оттенков голубого, а я тем временем расставляю тарелки.
– Лазурный! – решают они. – Как татуировки у Коллоуэя Чара!
– Коллоуэй Чар, Коллоуэй Чар, – передразнивает их Тиран.
– Колдун – лучший пилот в мире! – с негодованием восклицает Конн.
– Я бы в любой момент поставил на Жнеца в робоскафе против Чара в истребителе.
Конн подбоченивается.
– Ты глупый! Колдун разорвал бы его на куски!
– Ну, они друзья, так что в любом случае не станут друг друга разрывать, – говорит моя сестра. – Они слишком заняты, защищая вашего отца и дядей, разве не так?
– Как думаешь, папа с ними встречался? – спрашивает Конн. – С Чаром и Жнецом?
– А с Аресом? – добавляет Барлоу. – Или Вульфгаром Белым Зубом? – Он ударяет кулаком по ладони, изображая грозного черного. – Или с Танцором из Фарана! Или с Траксой…
– Да, они наверняка лучшие друзья. А теперь ешь.
Мы ужинаем, сгрудившись вокруг пластикового стола, а по крыше барабанит дождь. На столе едва хватает места для мисок и локтей, но мы как-то утрамбовываемся, едим жидковатую похлебку и обсуждаем преимущества истребителей над робоскафандрами в атмосфере. Когда мальчики говорят, что сегодня суп вкуснее, моя сестра улыбается.
После ужина мы собираемся вокруг папы, чтобы посмотреть головизор. Я разламываю половину шоколадной плитки «Космос» на семь частей. Свою долю прячу для Лиама и улыбаюсь, заметив, как Тиран отдает свой кусочек Аве. Неудивительно, что он такой тощий. Программа – выпуск новостей. Ведущий-фиолетовый напоминает мне гелиона – это такие тропические птицы, шастающие по нашим мусоркам. У ведущего невероятная копна белых волос и подбородок, достойный быть высеченным из гранита, но при этом трогательно изящные для мужчины руки.
С большой важностью он сообщает о триумфе Жреца, прошедшем в Гиперионе. Мои племянники тычут друг друга локтями, пока ведущий рассуждает о том, что следующий удар надо нанести по Венере, чтобы раз и навсегда покончить с Повелителем Праха и его дочерью, последней фурией. Моя сестра тихо вздыхает, украдкой погладив новые туфли. Пока что имена наших братьев и ее мужа не появлялись в списке потерь, который идет бегущей строкой внизу экрана.
Тирана притягивает этот далекий мир. В нашей семье мой брат всегда был самым мягким и сильнее всех рвался показать себя. Через несколько месяцев ему исполнится шестнадцать. И тогда он оставит всю эту грязь позади и