Преступление привело к быстрому развитию событий. Молодых волков убили и доставили в главный город долины, Иген, в середине соона9. Старейшина города Слоур, согласный со своим народом, распорядился повесить трупы волков на площади у городской ратуши. Слухи быстро разошлись, о происшествии узнал Доктор маг. Он вызвал к себе старейшину и к разочарованию жителей Игена и вопреки сопротивлению городского главы, учредил суд над дозорными капитана Яса Дролета, а также повелел снять тела погибших. Игенцы этот шаг не одобрили, от души сочувствуя дозорным. На Хламсвале ходили разговоры о том, что волки давным-давно обнаглели, и пора было их приструнить. Жители Вис-ольна уже привыкли списывать на волков свои неприятности.
В двадцатых числах соона в город прибыли гонцы верховного вожака. Они имели долгий разговор с Доктором магом, затем забрали тела погибших и тихо покинули Иген. К тому времени закончился суд над дозорными: одних разжаловали в рядовые, других отправили в дежурные отряды, охранять городские ворота. Но все усилия по восстановлению мира ни к чему не привели, и, после затишья в середине оева, в долине появились уже не стайки оборотней-подростков, а полчища взрослых волков, озлобленных потерей наследника. Сами игенцы не ожидали, что поступок дозорных приведет к откровенной вражде, и отступив от прежних убеждений, стали вести себя крайне осторожно, в отличие от других жителей долины, без колебаний ввязавшихся в конфликт. Однако противостояние до сих пор не приняло характер полномасштабных военных действий. Пока в нем не участвовали войска короля, оно проявлялось в коротких стычках. И сейчас Кэвин, с трепетом наблюдая приближение крадущейся волчьей стаи, думал о том, как легко было избежать войны и как тяжело будет остановить насилие.
Кони фыркали и крутили головами, учуяв запах волков. Кэвин оглянулся на своих спутников. Напряженные фигуры словно вросли в седла, на плечах и капюшонах белел наметенный стихающей непогодой снег, руки, прикрытые рукавами, лежали на спинах лошадей, сжимая поводья, демонстрируя нежелание защищаться. Кэвин вытянулся в седле, стремясь выглядеть под стать своим новым братьям. Метель успокоилась, точно заинтригованная предстоящей встречей.
Волки двигались все медленнее и наконец остановились. Сумерки густой пеленой окутали равнину и, если бы не снег, стало совсем темно. Кэвину был виден лишь первый ряд оборотней, и они выглядели обычными волками. Повисла томительная тишина. Вдруг волки зашевелились, пропуская кого-то вперед. Это был матерый статный волк, и, если бы не седая шерсть у носа, его можно было бы принять за молодого, полного сил зверя. Глаза волка светились красным, как у его соплеменников. Он вытянулся на передних лапах, поднял голову, словно собираясь взвыть, но потом повел носом, как будто раздумал и хмуро оглядел отряд. Вдруг он припал всем телом к земле, его движение повторили другие волки. Кэвину померещилось, что равнина ожила, точно по ней прокатилась серая волна, тела волков в унисон дрогнули. Кэвин еще не успел понять, что происходит, когда услышал голос сбоку:
– Обращаются, – громким шепотом, чуть не падая на него, проговорил Смарт. – Значит, не все так плохо, а то и разговаривать бы не стали.
Кэвин знал, что волки обращаются людьми только по своему желанию, в зверином обличье они смертельно опасны, а для неопытного в военных делах человека, пусть даже вооруженного, это, как правило, означает гибель. Он ни разу не видел обращения и сейчас не разобрался, как оно произошло. Перед ними постепенно поднимались на ноги, словно присевшие на корточки люди, одетые в дохи на волчьем меху длиной по самые щиколотки, утопавшие в снегу. Лица их не выглядели так агрессивно, как морды волков. Строгие взгляды серых, карих, голубых глаз устремились на братьев. Кэвин был поражен тем, сколь разные лица и глаза он увидел перед собой. Если бы не стая волков, пересекавшая Вис-ольн, мальчик принял бы их за людей.
Тут он вздрогнул, почувствовав на себе взгляд, встретился с ним глазами и обмер. Это был Гат. Он стоял перед строем своих воинов и внимательно всматривался в лицо мальчика. Потом сделал несколько шагов к отцу Вигнату. Ряды оборотней не шелохнулись. К удивлению Кэвина, отец Вигнат спешился, отдал поводья Смарту и отправился навстречу волку. Они остановились в пяти шагах друг от друга. Рот Гата скривился в усмешке.
– Ну, здравствуй, брат-книжник! – приветствовал он отца Вигната, не подавая руки.
– Привет и тебе, славный мой друг, – спокойно отозвался старик.
– Ты, наверное, шутишь, обращаясь ко мне так. И совершаешь этим большую ошибку, – огрызнулся оборотень.
За его спиной воины сделали шаг вперед. Но он оглянулся на них и вскинул руку, давая понять, что разговор с книжником не окончен. К изумлению Кэвина, отец Вигнат приложил правую руку к груди и медленно, четко проговаривая каждое слово, произнес:
– Я знаю глубину боли твоего народа, храбрый Гат, и твоей собственной боли.
Оборотень зло усмехнулся, но смолчал.
– Но какой бы несправедливой ни представилась тебе сейчас эта мысль, насилием не поправить дела. Месть не вернет к жизни наследника.
С этими словами старик стянул капюшон и склонился в глубоком поклоне. Оборотни все как один опустились на одно колено, уронив головы. Однако их вожак остался стоять, глядя на седины старика невидящими глазами. Отец Вигнат выпрямился и продолжил говорить. Услышав его голос, волки поднялись и как прежде молчаливо и неподвижно встали за спиной своего предводителя.
– Месть не возвратит рассудок твоей жене и не поднимет из могилы твоего сына.
Гат вздрогнул, точно очнувшись, осклабился.
– Ты говоришь, старик, месть не вернет моему волчонку жизнь. Ты стар, голова твоя седа. Ты видел Северверн на заре его истории. Ты знал меня слепым щенком, когда моя мать Гизна позволяла мне лизать твои руки.
Он вдруг расхохотался. В наступившей тишине его смех прозвучал особенно страшно.
– Наивная волчица полагала, что так ее отпрыск впитает хотя бы капельку твоей мудрости, – он метнул на внезапно осунувшееся лицо старика отчаянный взгляд. – Да, ты стар и мудр, а твой пасынок-оборотень лишился остатков разума над телом своего единственного волчонка, глядя на слезы обезумевшей от горя матери. Да, я желал, как ты, старик, дожить до седин, но еще больше я желал увидеть своего мальчика матерым волком. Месть – оружие обреченных, утешение для отчаявшихся, таких как я. И я намерен сводить счеты с людьми Вис-ольна за нарушение Священного договора до тех пор, пока боль моего народа не станет нашей общей болью. Хэу! – внезапно выкрикнул он, по-волчьи растягивая звук и поднимая правую руку.
Гат повернулся к волкам. Те, словно впервые с начала переговоров воспрянув духом, вскинули руки и отозвались протяжным леденящим: «Хэу!» Отец Вигнат шагнул к Гату. Тот мгновенно развернулся к нему.
– Еще один шаг, старик, и я забуду прежнюю нашу дружбу! – предупредил он.
Кэвин с тревогой заметил движение оборотня, он собирался опуститься на снег. Тотчас ряды волков ожили. Лязгнула сбруя, братья-книжники достали клинки. Кэвин с ужасом посмотрел на мертвенно-бледного Смарта. У Кэвина гулко стучало сердце, отдаваясь в висках, он хотел закрыть глаза, но боялся. Отец Вигнат оглянулся на братьев. Его глаза пылали гневом.
– Убрать! – грозно скомандовал старик.
Гат выпрямился.
– Ты дашь своему братству погибнуть? – усмехнулся он.
Отец Вигнат резко повернулся к оборотню. Кэвин не видел лица книжника, но ему представилось, что гнев не успел сойти с него.
– Да, если это вернет тебе разум! – с яростью крикнул старик.
В первый раз он возвысил голос на оборотня. И Кэвин, замирая от ужаса, увидел, как лицо вожака волчьей стаи меняет выражение.
– Я знаю, ты не обманешь, и мне впервые страшно, – холодно отозвался Гат. – Не так легко убивать друзей, – он усмехнулся. – Но если друг встает на сторону врага, ничего другого не остается. Только знай, мой народ не привык к роли палача, и мне жаль лишать жизни беззащитных.
– Братья-книжники не принимают ничьих сторон. Они всегда на стороне мира. И у тебя есть выбор, – ответил старик негромко.
– У меня его нет с тех пор, как на площади Игена я видел тела моих братьев, выставленные напоказ, будто военные трофеи. И мой сын…
– Вы могли назначить свои условия, – прервал его отец Вигнат. – Это предусмотрено договором. Не горячись, условия никогда не поздно назначить. Пока не началась война.
На минуту повисла томительная тишина.
– Ты говоришь об условиях, хотя не мой народ нарушил договор, – прервал молчание Гат. – Что ж, а ты готов выполнить мои условия, показав этим добрый пример людям Вис-ольна?
– Мы готовы сделать все возможное для возвращения мира.