Я говорю:
— Ты прямо как белка!
— Нет, — говорит, — белки хитрей работают.
И впрямь: попадаются нам кусты, где ни одного полного орешка нету. Все пустые.
Белки обобрали куст. Хорошие орехи унесли, а пустышки нам оставили.
Пустой орех от полного — который с вкусным ядрышком— никак не отличить. Висит на ветке такой же коричневый, такой же лоснистый, в таком же кружевном воротничке.
И только когда сорвёшь, то почувствуешь, что он подозрительно лёгонький.
Раскусишь — а внутри ядрышка нет, одна труха...
Да, Санька, пожалуй, правду говорит про белок.
Он хитрый, Санька, удивительно хитрый. Но всё равно обманывается, рвёт сейчас пустые орехи. Сердится, когда раскусит.
А белки, что побывали на этом кусте, не обманывались. Они спокойненько отличали пустой орешек от полного. Не рвали, не взвешивали, не раскусывали. Будто видели сквозь скорлупу...
Насквозь видели.
Вот где хитрость-то!
ПУГЛИВАЯ ОСИНА
Вы, наверно, замечали — все деревья в лесу спокойно стоят, веткой не шелохнут. И только одна осина трепещется. Дохнёт самый незаметный ветерок — и уже завертелись, засуетились листья.
Они подвешены на длинных черешках. Будто на гибких ниточках. Будто нарочно сделаны как флюгер — ветер ловить.
Я смотрю: совсем нет ветерка на поляне. Только нагретый воздух поднимается от травы.
И от этого поднимающегося воздуха осина волнуется. Листья играют, дрожат, поворачиваются...
А когда настоящий ветер дунет, вся осина прямо закипит! Побелеет от страха!
Дедушка говорит: это дерево хрупкое, слабое. Может, оттого и страшно ему?
Вот начались холодные ночи, уже туманы дымятся. Уже утром поникшую траву обсыпает инеем, будто солью.
Молодые осинки сделались такие пёстрые — и в жёлтых пятнах, и в красных, и в оранжевых... Дрожат, трепещут.
Как будто кричат:
— Ой, мамоньки! Осень пришла!
ВОЙНА С ГРИБАМИ
Едет по лесу телега, подпрыгивает, стучит колёсами по корням.
— Н-но!.. — сердито покрикивает дедушка.
В телеге трясутся новые плетёные корзины. Такие громадные, что я в каждой из них помещусь с головой.
Въезжаем в березняк. Тут просторно, светло. Половина листьев уже осыпалась. А они всё падают, падают... Птица качнёт ветку — и потекли с неё листья.
— Тпр-р-ру!.. — командует дедушка. — Приехали.
У берёзовых корней растут грибы-опёнки. Их много, растут целыми семьями, толпами. И все красавцы: как будто в солнечном загаре, как будто в весёлых веснушках. Края шляпок растрескались и завиваются колечком.
Все другие грибы — подосиновики, грузди, рыжики — дедушка собирает осторожно. Срезает ножичком. А опята он вырывает с корнем! С треском! Прямо десятками...
Я-то знаю, отчего он их не любит. Оттого, что они вредители. Нападают на больное дерево и губят его. И дедушка их собирает так, будто воюет с ними.
Вечером мы созываем гостей, мама жарит наши грибы в сметане. Полны на столе сковородки! Гости не нахвалятся опятами. Но дедушка не ест, молчит.
Лишь когда очищены сковородки, дедушка веселеет.
Я его понимаю. Мы с ним перемигиваемся: отомстили-таки!
КАК СОБИРАЮТ КЛЮКВУ
Бабушка говорит:
— Завтра пойдём по клюкву. Готовься.
А чего тут готовиться? Я теперь не новичок. Всякую ягоду собирал: и чернику, и малину, и бруснику. Есть у меня корзинка для ягод и маленький кузовок-набирушка. Наполнишь его — высыплешь в корзину. Опять наполнишь — опять высыплешь.
И легко, и удобно.
Утром бабушка поднялась ни свет ни заря. Торопит:
— Ну, приготовился?
— Я давно готов.
— А где вёдра? Куда коромысло широкое подевали? Где совок?
Ничего я не понимаю... Зачем нужны вёдра и коромысло? Не за водой же бабушка собралась!
А бабушка побежала в сени, гремит чем-то. Принесла два самых больших ведра, потом коромысло, потом длинный страшный совок с зубьями.
Это-то страшилище для чего?!
— Идём, — говорит бабушка.
Обиделась, что я ничего не приготовил...
Но откуда же, откуда мне знать, что в нашей деревне клюкву вёдрами носят? И не руками собирают, а зубастым деревянным совком.
Откуда мне знать, что клюквы на болоте видимо-невидимо? Моховые кочки на болоте будто киселём облиты. Все красные!
Проведёт бабушка совком, зачерпнёт ягоды с кочки — и полон мой кузовок-набирушка. Он для клюквы не годится.
Маловат...
Идём мы обратно. Качаются полные вёдра, поскрипывают дужками на коромысле. Бабушка нет-нет да и охнет...
Очень надо быть сильным, чтобы ходить у нас за клюквой!
КАРТОШКА, ЗАКРОЙ ГЛАЗКИ!
Выкопали картошку, просушили её, увезли с поля.
Но не всю.
Самые отборные картошины аккуратно разложили на чистой песчаной площадке.
Лежит картошка, загорает на слабом осеннем солнышке. Загар у неё особенный — делается картошка золотисто-зелёной.
Её осторожно поворачивают, чтобы загорела ровненько со всех сторон.
Ведь загар полезен для здоровья!
Этой картошке лежать в погребе до следующей весны. Отборную эту картошку оставили на семена.
Ей нельзя болеть.
Вот загорит она хорошенько и тогда не загниёт, не заплесневеет, не сморщится. Не тронут её мыши.
Проспит здоровым сном до будущей весны.
ПЕРЕДВИНЬТЕ ЁЛКУ!
Прикатил на берег озера грузовик. Я сначала думал — метелки привезли. Навалена в машину целая гора прутьев.
А это будущий лес привезли.
И сегодня все в нашей деревне вышли сажать его. Старики сажают, и молодёжь, и мальчишки с девчонками.
А учитель Сергей Степанович командует — где должны быть рябины, где клёны, где берёзки.
— Нет, нет! Это вы близко посадили! Тесно деревьям!
Или говорит:
— Смотрите, вот эта ёлка совершенно заслоняет липу. Передвиньте ёлку, иначе липа страдает!
А ёлка-то — чуть побольше зубной щётки.
А липа — как хлыстик.
И никто никого не заслоняет, и никто никому не мешает. От ёлки до липы надо бегом бежать...
Мне смешно стало, что Сергей Степанович так говорит. А потом я догадался, что учитель видит сейчас не хлыстики, не прутики.
Он весь будущий лес видит.
Уже выросший, уже густой, с макушками до небес.
Ходит по этому лесу Сергей Степанович и, как волшебник в кино, передвигает громадные берёзы и ёлки.
ЛЕТО ЗАДЕРЖАЛОСЬ
В школе, которую строил отец, днём учимся мы, ребятишки.
А вечером учатся взрослые.
Допоздна горят у школы яркие фонари. А под фонарями молоденькие клёны шелестят.
И вот чудеса: не облетают клёны!
Берёзы на улицах стоят голые, рябины в палисадниках голые. Со всех деревьев осень оборвала листья.
Только зимние дубы не разделись, но они никогда не раздеваются. И листва у них высохшая, мёртвая.
А у молоденьких клёнов — живая!
— Клёны, что с вами за чудеса происходят?
— Над нами фонари, как солнышко!
— Нам светло ещё!
— Нам тепло!
Горят яркие фонари.
Красуются клёны в расписных листьях.
Задержалось лето у нашей школы.
ХОРОШАЯ СЧИТАЛКА
Когда Санькин отец работает где-нибудь в поле, он любит приговаривать:
— Уродись-ка хлеб с оглоблю, а картошка — с колесо!
Это присказка у него такая.
Чтобы, значит, вырос небывалый урожай.
Чтобы хлебные колосья вымахали с оглоблю, а картошка получилась бы величиной с тележное колесо...
Однажды мы собрались на улице, играем в прятки. Выбираем, кому водить. И вдруг Санькина сестра, маленькая совсем девчонка, возьми да и скажи такую считалку:
Уро-дись-ка хлебС оглоб-лю,А кар-тош-ка —С коле-со!..
Маленькая-маленькая, а какую славную считалку нашла!