что дала тебе четкие указания скрывать свои уродства, Кассандра. — Я вздрогнула, и Алекс сделал то же самое.
Кэсси подняла голову, и на ее лице появилась милая улыбка.
— Простите меня, ваше величество, должно быть, я ее обронила…
— Я сказала ей не надевать его, — вмешалась я.
Моя сестра скривилась, ее глаза умоляли меня не участвовать в этой битве, но ради нее я пойду на войну, чего она, похоже, никогда не понимала.
— И зачем ты это сделала? — Лилит поджала губы.
— Потому что, во-первых, это нечестно, а во-вторых, как она должна есть в маске?
— Она бы и не смогла. Я надеялась, что она поймет намек и решит позавтракать в саду.
— Ох? Ты собираешься оказать мне такую же любезность?
— Нет, — огрызнулась Лилит, поднимаясь на ноги и бросая кусок пергамента. — Ты — принцесса, Калеа, а твоя сестра — не более чем изуродованная…
— Моя сестра прекрасна! — Я встала так быстро, что мой стул опрокинулся назад. Императрица зашипела, а остальные за столом замолчали, наблюдая за мной.
— Калеа, пожалуйста, не надо, — прошептала Кэсси, слегка покачав головой.
Как она могла быть такой сильной? Просто сидеть там, когда ее оскорбляла собственная мать? Это бесило меня, и последнее, что я хотела сделать, это сесть обратно и вести себя так, будто все в порядке… но Кэсси от этого будет только хуже, если я не успокоюсь.
Мои плечи опустились, и я наклонилась, чтобы поднять свой стул, прогоняя слугу, который шагнул вперед, чтобы помочь. Опустившись обратно на свое место, я проигнорировала всех остальных и запихнула в рот несравнимое с принцессой количество еды. Я не стала извиняться перед матерью, не за это.
В конце концов послышался шорох, когда моя мама села на свое место. Я почти почувствовала вздох облегчения по всей комнате, и звон столовых приборов о посуду возобновился. Между мамой и Ари завязался тихий разговор, слишком тихий, чтобы я могла уловить, о чем они говорят.
Я стала жевать быстрее. Чем быстрее закончу, тем быстрее смогу уйти.
Легкое прикосновение коснулось моей руки, и я дернулась так быстро, что уронила посуду. Кэсси усмехнулась, и я взглянула на Райкера. Чего он хотел?
Райкер смотрел на меня, казалось, оценивая реакцию, а затем медленно протянул руку вверх и просунул ее в складку своей туники. Я отшатнулась назад, мое сердце забилось. Грех! Неужели он собирается убить меня сейчас? Между нами мелькнула рука голема, обхватив руку Райкера. Глаза Чужеземца расширились, но он убрал руку, протягивая… листок бумаги?
Голем держал Райкера еще мгновение, прежде чем отпустить, но он не ушел далеко, встав прямо за мной.
Райкер глубоко вздохнул и, бросив на стол сложенный лист пергамента, поднялся со своего места, оставив свою тарелку нетронутой. Стиснув челюсти, он вышел из комнаты, два голема последовали за ним.
Ладно? Мое сердце успокоилось, я посмотрела на бумагу и, вопреки здравому смыслу, взяла ее. Развернув пергамент, я уставилась на почти неразборчивую записку. Почерк был отвратительным… неаккуратным и неровным, и мне потребовалось больше времени, чем следовало, чтобы расшифровать короткое предложение. Когда я, наконец, закончила перевод, внутри меня поселилось смятение, и мой взгляд снова пробежал по записке.
«Что ты любишь есть?»
Зачем ему это знать?
— Что там написано?
Я подпрыгнула, когда Кэсси села на место Райкера, ухмыляясь, как обычно.
— Это любовная записка, не так ли? — Она захлопала ресницами. — Ты сразила его наповал.
Я закатила глаза и передала записку, доедая то немногое, что осталось на моей тарелке.
Ее лицо скривилось, и она покрутила бумагу.
— Неужели Чужеземцы не умеют писать?
— Да, — отозвалась Ариадна, сидя недалеко от нас.
— Думаю, у него просто плохой почерк, — пробормотала я.
— Думаю, он не может быть идеальным во всем. — Кэсси подмигнула.
Я усмехнулась.
— Не позволяй ему обмануть себя; он враг. — Скорее всего, вся его персона была лишь притворством. Был ли он на самом деле немым?
Кэсси поджала губы, и я снова подпрыгнула, когда с другой стороны от меня появился слуга. Он убрал мою тарелку и столовые приборы, заменив их керамической чашкой, в которой плескалась дымящаяся травяная жидкость. Он повторил процесс для моей сестры.
— Что это? — спросила я хриплым голосом, и зажала нос от резкого аромата, исходящего от напитка.
— Чай. — Императрица фыркнула, не впечатлившись моей реакцией.
— Я не пью чай.
Взгляд Лилит встретился с моим.
— Теперь да.
«Эм, что?» Продолжая размышлять над этим, мой желудок опустился, подталкивая меня еще ближе к краю потери того немногого, что я только что съела.
— Подожди, это не…
— Да. Это Отвар Дочери, — сказала Лилит, продолжая читать из своей стопки пергаментов. — И ты, и Кэсси будете пить его каждый день с этого момента и до тех пор, пока не зачнете ребенка…
— Что? — Кэсси приподнялась на своем месте, озвучивая мое потрясение. — Этот яд приводит наши тела в состояние, когда они могут зачать только дочерей. Я не наследница. С какой стати я должна его принимать?
Императрица скривила губы, а я постаралась не задохнуться. Это была еще одна проверка реальности… пощечина. Дрожь пронеслась по моему телу. Мне не нравились прикосновения Райкера. Как я должна была с ним сблизиться?
«Успокойся», — прошептал мой внутренний голос. Я сглотнула, вытирая потные ладони о юбку. Я найду способ преодолеть отвращение… я должна это сделать. После минутного молчания Кэсси села рядом со мной, устремив взгляд на главу стола.
Лилит продолжила.
— Ты можешь не быть наследницей, Кассандра, но в тебе течет моя кровь. Когда ты родишь ребенка, у него будет столько же шансов стать моим наследником, сколько и у твоей сестры, если не больше. — Ее глаза оценивающе переместились на Алекса. Он покраснел, его глаза были прикованы к столу, в то время как брови его матери нахмурились, а из горла Кэсси вырвался низкий рык.
Я схватила один из ее сжатых кулаков под столом.
— Не сейчас. — Императрицу уже итак разозлили. Я не хотела, чтобы моя сестра еще больше вызывала ее гнев. Кэсси выдохнула, а Лилит торжествующе ухмыльнулась.
— А теперь пейте, дорогие дочери. У него необычный вкус, так что вам лучше привыкнуть к нему.
Я отпустила руку Кэсси и, приготовившись к худшему, схватила чашку и выпила ее содержимое одним глотком. Горькая жидкость обожгла мое горло. Вкус был еще хуже, чем запах, словно я выпила гниль.
От послевкусия у меня забурчало в животе. О нет.
Желчь поднялась у меня в горле, я вскочила со стула и бросилась к двери, но было уже слишком поздно. К сожалению, я не успела добежать