— Ничего… ничего, — пробормотала она, обращаясь к Пьерро. — Этот… этот молодой человек не сделал ничего плохого. Я только… я просто испугалась. Идите… идите и продолжайте заниматься своей работой. Потом… позже, — прошептала она одними губами, когда подарила Джефу прощальный взгляд.
Пьерро потянул друга назад в сарай, ничего не понимая, зато с видимым облегчением.
Деирдре постаралась взять себя в руки. Ей надо было успокоиться, ведь ее мать каждое мгновение могла появиться у финиша. И если Нора увидит ее и Цезаря вместе… Деирдре не могла упрекнуть себя ни в чем: другой раб не мог догадаться о связи, которая сразу же снова образовалась между ней и этим чернокожим. Виктор ведь тоже никогда этого не замечал. Зато от ее матери ничто не укрылось бы!
Глава 11
— Цезарь, его имя Цезарь!
Дуг и Нора Фортнэм наконец-то смогли поговорить друг с другом, когда они в своих комнатах (а в Роше о Брюм их разместили с неменьшей роскошью, чем в Новом Бриссаке) готовились к ужину. И Нора вспомнила имя пирата, который когда-то принес Бонни.
— Деирдре как-то мимоходом упомянула о нем. Он, очевидно, исполнял обязанности конюха, пока оставался в Кап-Франсе.
Дуг поднял брови.
— Я не могу себе представить Джефа в роли слуги, — пробормотал он.
Нора невесело рассмеялась:
— Я тоже не могла представить его себе в качестве раба на плантации сахарного тростника. Но ведь ты уверен, что это он, не так ли?
Дуг как раз завязывал бриджи над шелковыми чулками. Это было утомительно — каждый вечер втискиваться в этот наряд, но Дуг отказался от личного слуги, который должен был бы одевать его.
— Сходство поразительное, — заметил он. — Он как две капли воды похож на Аквази, и тот, кто знает Маану, тоже заметит в нем ее черты. Это не может быть случайностью. Ты ведь говоришь, что он тебя узнал.
Нора пудрила лицо.
— По крайней мере, мне показалось, что он меня узнал. А тебя?
Дуг пожал плечами.
— Джефу тогда было четыре года, — задумчиво произнес он. — Он на три месяца моложе Диердре. И это естественно, что он не помнит меня, он ведь знал меня лишь короткое время. А ты… ты выглядишь не так, как в Нэнни-Тауне. После стольких лет… И, кроме того, я не могу представить себе, чтобы Маану старалась сохранить воспоминания о нас. Однако все это легко можно будет выяснить. Нам просто нужно спросить у этого раба.
Дуг стряхнул пудру со своего парика, и Нора чихнула. На этот раз она не посмеялась над неуклюжестью своего мужа, а лишь обмахнулась веером.
— А потом? — серьезно спросила она. — Что мы будем делать потом, если окажется, что это действительно Джеф? Выкупим его и подарим ему свободу?
Дуг сжал губы:
— Это непростой вопрос. Именно поэтому я и не заговорил с ним — не хочу будить в его душе напрасные надежды.
Нора видела в зеркало, как неуверенно чувствовал себя ее муж, но он тоже наблюдал за сменой выражения ее лица. Ее руки дрожали так, что ей с трудом удалось накрасить губы помадой.
— Мы… мы, собственно говоря, должны это сделать. Джеф не должен быть рабом. Мы обещали Маану… обещали Нэнни… — Нора не договорила до конца. Дуг шагнул к ней и прижал ее голову к своей груди.
— Нора, тогда Джеф был еще ребенком… Мы обещали заботиться о нем, и мы это сделали, для него и для Маану. Он был свободным, и у него были все шансы быть счастливым. То, что он потом сделал со своей жизнью…
— Ты хочешь сказать, что он сам во всем виноват? — набросилась на мужа Нора. — Но это не так! Он раб, потому что он черный!
Дуг фыркнул.
— Если бы он был белым, его бы повесили, — жестко заметил он. — Так что в данном случае Джеф может считать, что ему повезло с цветом кожи. А рабство он может считать наказанием. Если бы его помиловали как белого, он попал бы в лагерь для пленных. У французов есть острова, на которых жизнь не очень-то комфортна. И подумай о том, что рассказал Виктор о маленькой Бонни. Она хотела вместе с Джефом открыть лавку в Кап-Франсе. Все уже было готово. Вместо этого Цезарь, или Джеф, снова сбежал и примкнул к пиратам. Он упустил свой шанс. А что он сделает сейчас, если мы снова дадим ему этот шанс? Воспользуется ли он им наконец или сразу же помчится в Кап-Франсе, прихватит там свою Бонни и бросится навстречу следующему опасному приключению?
Нора вздохнула. Ей было тяжело. Однако она просто не могла смотреть на Джефа такими же трезвыми глазами, как Дуг — и Виктор, наверное, тоже согласился бы с ее мужем. Зять честно признался Фортнэмам, что он, собственно, был даже рад, когда не нашел этого высокого чернокожего на рынке рабов. А это влекло за собой следующий вопрос: надо ли им говорить Виктору о том, что этот молодой человек находится здесь? Нужно ли рассказывать ему всю эту историю? А Деирдре… нужно ли сообщать об этом ей? Ведь она, может быть, уже и не помнила своего сводного брата…
Деирдре сидела словно на раскаленных углях и безо всякой охоты ковырялась вилкой в еде, в то время как ее сосед по столу громко разглагольствовал о том, как можно увеличить потребление сахара в Европе. Он мечтательно говорил о шоколадных лавках, и по нему было видно, что он любит сладости. Живот господина Гаше едва не разрывал его шелковую жилетку. Этот разговор нагонял на Деирдре скуку, но, вероятно, она так же не находила бы покоя, если бы речь коснулась одной из ее любимых тем. Все ее мысли кружились только около Цезаря.
Большой чернокожий находился в этом поселке рабов! Она снова нашла его. И теперь ей нужно пробраться к нему, ей нужно… Деирдре искоса посмотрела на Виктора и почувствовала сомнения. Неужели она действительно хочет начать все сначала? Она ведь знала, к чему приведет ее встреча с Цезарем! И живо представляла себе, что скажет Амали, если ее хозяйка опять начнет изменять своему мужу. Все это было неразумно, неправильно. Она шла на риск, который невозможно было оценить. Однако необъяснимая власть, которую имел над ней этот чернокожий, была сильнее.
Когда ужин наконец завершился и дамы удалились пить кофе, а господа — курить сигары в отдельной комнате, Деирдре пробормотала какой-то надуманный предлог и поспешила в сад. Он был не таким пышным, как в Новом Бриссаке. Было заметно, что Иветта Дюфрен не любила бывать на свежем воздухе. Но для Деирдре планировка этого сада была на руку. Между кустами магнолии и древесными папоротниками можно было легко слиться с темнотой. Деирдре выбрала для этого вечера темно-синее платье. Она вздохнула, когда дом остался позади.
И вдруг она поняла, что у нее нет никакого плана. Бежать в поселок рабов было невозможно — ни в шелковых туфлях на высоких каблуках, ни в длинном платье, достигавшем земли, на котором через три шага были бы видны следы соприкосновения с грязными дорожками. И нельзя исключить того, что пойдет дождь… В это время года дождь шел почти каждую ночь. Уже сейчас не было видно ни луны, ни звезд, значит, небо было затянуто тучами. Деирдре нерешительно повернула в сторону дома. Ее мать скоро заметит ее отсутствие…