конечно, заинтересованы в указании возможно меньшего числа. Во всяком случае евреев было в Польше не очень много.
Познанская община насчитывала тогда 3000 членов, живших в 80 домах: столько же было и в Кракове или, вернее, в предместье Казимиеже, куда евреев прежде изгнали. Третьей по величине общиной был Люблин. Им приходилось платить большие налоги под всевозможными именами. С этой целью ведь их и пригласили в страну, за это именно их терпели и охраняли короли и дворянство. Они были почти единственным элементом, обладавшим капиталами в этой в общем бедной стране. Поэтому короли и поддерживали их торговые предприятия. Когда Сигизмунд Август вскоре после своего вступления па престол вступил в переговоры с русским царем, Иоанном IV (Грозным), о продлении мира, он поставил условием, чтобы литовским евреям была по-прежнему разрешена свободная торговля в России. Но Иоанн решительно отвергнул это условие; он не хотел допускать евреев в свою страну. «Мы не хотим этих людей, которые принесли с собой яд для тела и души; они продавали у нас ядовитые травы и поносили нашего Господа и Спасителя». Дело в том, что лет семьдесят тому назад в Новгороде образовалась, под влиянием еврея Захарии (Зхарии), еврейская секта, к которой примыкали попы, митрополит Зосима, княгиня Елена, невестка великого князя литовского, и много людей из народа. Эта иудействующая секта существовала до начала XVI века; её приверженцев жестоко преследовали. Поэтому евреи не были терпимы в России. Король Сигизмунд Август, несмотря на полученное им заграницей образование, был так же несамостоятелен, как и его отец, и действовал под впечатлением минуты. После своего вступления на престол он подтвердил привилегии своего дедушки, Казимира IV. Он поддерживал сношения с диссидентами и даже с христианскими сектантами, одинаково проклинаемыми как католиками, так и протестантами. И тем не менее он терпел в своей стране иезуитов, которые своими гонениями наложили на Польшу отпечаток католической страны, но погубили её свободу и могущество. Заслугой этого короля было перенесение наук и изящных искусств из Италии, Франции и Германии в Польшу и распространение их среди дворянского сословия.
Польские дворяне, которые охотно совершали путешествия, тоже заинтересовались науками в Германии и Италии и посылали своих сыновей в протестантские университеты Витенберга и Женевы. В Польше возникли школы, в коих еврейские мальчики и юноши обучались вместе с христианами. Еврейский синод даже издал послание к общинам, в котором увещевал евреев заниматься науками. Это послание, если только оно достоверно, весьма интересно. Члены синода поучали: «Бог имеет много Sefirot (эманаций); Адам дал нам пример разнообразных совершенств; поэтому еврей не должен ограничиваться изучением одной какой-нибудь науки; первая наука (теология), правда, священна, но из-за этого не следует пренебрегать и прочими науками; райское яблоко самый лучший плод, но из-за этого не следует отказаться от других плодов; все науки изобретены нашими предками; всякий, кто не безбожник, найдет источник нашего знания в книгах Моисея; то, что составило славу наших предков, не может внезапно превратиться в нечто нечестивое..; были евреи и при дворах королей...; займитесь науками, будьте полезными королям и другим господам, и весь мир будет вас уважать; на земном шаре столько евреев, сколько звезд на небе и песчинок на берегу моря; но у нас они не светят звездами, а весь мир топчет их ногами, как песчинки; наш король, мудрый, как Соломон, и святой, как Давид, имеет при себе Самуила, почти пророка {Самуил Мациевский, канцлер); он смотрит на свой народ, как на необозримый лес; ветры рассеивают семена деревьев, и никто не спрашивает, откуда произросли красивые растения; почему и нашему ливанскому кедру не возвыситься среди зеленых лужаек?»
Польские евреи не увлеклись науками; все же они не были так далеки от них, как немецкие евреи. Аристотель, этот столь знакомый евреям и столь родственный еврейскому духу философ, нашел почитателей среди польских евреев; особенно была увлечена им молодежь. Религиозно-философские сочинения Маймонида тоже нашли в Польше некоторых, хотя и не многих, читателей. Польские евреи занимались также астрономией и медициной, к которым евреи уже издавна питали пристрастие. Вообще же среди евреев в Польше не дарила такая мертвечина, как среди немецких евреев, где даже изучение Талмуда носило такой рутинный, скучный и усыпляющий характер. Поэтому немецкие раввины скоро впали в полную зависимость от своих польских коллег. Чтобы добиться чего-нибудь в своих общинах, они нуждались в содействии польских авторитетов. В Польше изучение Талмуда, действительно, достигло такого пышного расцвета, какого не было даже во Франции во время школы тосафистов. Между всеми евреями Европы и Азии польские позже всех познакомились с Талмудом; но за то они стали изучать его с восторженной любовью, точно желая наверстать потерянное. Казалось, что глубокие мысли Талмуда лишь в Польше будут правильно поняты, истолкованы, оценены; казалось, что там появятся рулевые, которые суметь совладать с бурями «талмудического моря». Польский талмудист удивительным образом соединял в себе обширную ученость и поразительную силу ума, и всякий, кто не был совершенно обделен натурой, кто не был лишен ума, предавался изучению Талмуда. Мертвая буква буквально оживлялась под влиянием горячей восторженности еврейских сынов Польши; здесь она была животворящей силой, зажигавшей умы и будившей мысль. Польские талмудические школы сделались с того времени знаменитейшими во всем европейском еврействе. Кто хотел основательно изучить Талмуд, тот направлялся туда. Обучение в польско-еврейской школе считалось тогда рекомендацией, без коей талмудист не считался авторитетом.
Слава польских раввинских школ была создана, после Якова Полака, тремя мужами: Шаломом Шахной, Соломоном Лурьей и Моисеем Исерлесом. Шалом Шахна, старейший из них (его деятельность в 1528 г., ум. в 1558 г., перенес в Польшу несколько искусственный, казуистический и остроумный (пилпулистический) метод Якова Полака. Школа Шахны наполнилась учениками и скоро сделалась самым выдающимся институтом, из коего вышла большая часть раввинов в польских общинах. О других сторонах его деятельности, как и об его личности, известно очень мало. Одна черта в его характере достойна быть упомянутой. Шахна, подобно своему учителю, Полаку, был настолько свободен от тщеславия, что даже не запечатлел на бумаге своих раввинских отзывов и заключений, а это составляет большую заслугу, если вспомнить, как охотно писались в то время всевозможные сочинения.
Совсем иным был Соломон Лурья (род. в Познани? около 1510 г., ум. ок. 1573 г., происходивший из семьи, которая переселилась в Польшу из Германии. При более благоприятных условиях и в другой обстановке, он мог бы повести к дальнейшему развитию иудаизма. Но, в качестве сына эпохи упадка, он сделался лишь ученым талмудистом, правда, в лучшем значении этого