Читать интересную книгу Однажды орел… - Энтон Майрер

Однако идти в бой не в целях разгрома боевых частей противника или захвата его укрепленных позиций, а ради того, чтобы захватить медикаменты…

Дэмон энергично потер руки. Его мысли перескакивали с одного на другое, он больше уже не воспринимал даже отдельных слов из этого неторопливого разговора на мягком, мелодичном мандаринском наречии. Рядом с ним, прислонившись спиной к стене, сидел молодой солдат по имени Пай Сянь — худой юноша с приятным круглым лицом. Водя патроном по полу, он писал что-то, его губы беззвучно двигались, как у малыша. Следя за копчиком пули, царапающим землю, Дэмон видел, как солдат вывел: «Мужчина. Рис. Земля. Небо. Женщина». Потом неуверенно и очень медленно юноша написал целую фразу: «Верните нам наши реки и горы». Дэмон посмотрел вправо и встретился взглядом с солдатом, у которого были очень широкие скулы и узкие влажные глаза. Для китайца он выглядел тяжеловатым и был похож скорее на охотника с Алеутских островов. Дэмон не помнил имени этого солдата. Тот улыбнулся и приветливо кивнул головой, Дэмон ответил улыбкой. У этого эскимоса была французская винтовка «лебел» времен мировой войны; ложа винтовки треснула, но была крепко и очень аккуратно стянута пеньковой веревкой. Штатный ремень винтовки или износился или был потерян, и новый владелец заменил его японским ремнем из светло-желтой кожи. Как могла попасть сюда эта винтовка? Как она оказалась в руках партизана в глубине провинции Шаньси? Из Тонкина? Из французской дипломатической миссии в Тяньцзине? Из Японии? Какую историю эта винтовка могла бы рассказать… Уловив взгляд Дэмона, эскимос постучал пальцами по длинному узкому затвору винтовки и снова улыбнулся. Патронов к ней, по-видимому, не было, во всяком случае, Дэмон не видел их ни на ремне, ни в патронных лентах.

— Сколько? — медленно спросил Дэмон по-китайски. — Сколько у вас патронов?

— Двенадцать, — ответил эскимос. Он гордо похлопал по своему брючному карману, и Дэмон услышал глухое звяканье патронов. Эскимос держал их россыпью в кармане. Стало быть, обойм у него нет. А это означало, что он должен будет заряжать «лебел» для каждого выстрела. Возврат к временам Гражданской войны, к Шило. А когда будут израсходованы все двенадцать патронов…

Фэн поднялся на ноги. У него были японские наручные часы, и он, видимо, очень гордился ими. Он носил их на английский манер, циферблатом вниз. Вытянув руку, он сверял сейчас время на своих часах с часами Линь Цзоханя. Похоже, они уже обо всем договорились. Обменявшись с Линем еще несколькими фразами, Фэн молодцевато подтянулся, что никак не сочеталось с его грязной и потертой гимнастеркой и такой же фуражкой с козырьком, похожей на фуражку инженера-путейца, и сказал:

— Цзуйхоу шэнли.[55]

Дэмон понял, что значат эти слова. Линь повторил их, но никто даже не улыбнулся. Они пожали друг другу руки, и Фэн вышел. Через несколько минут Дэмон услышал, как отряд Фэна тронулся в путь.

Линь бросил взгляд на Дэмона, его брови метнулись вверх, вниз, потом он начал говорить что-то Лао Гоу и двум молодым солдатам. Дэмон заставил себя внимательно прислушаться к разговору, старался уловить каждое слово в этом трудном для слухового восприятия языке, в котором каждый слог звучит так же, как звучат еще минимум пять-шесть слогов, а подъем и понижение голоса — еще более запутанное дело. За то короткое время, которым он располагал, Дэмон подготовил себя к этому, насколько было в его силах, он пользовался малейшей возможностью для изучения языка и говорил с торговцами, кули, солдатами; тем не менее его понимали с большим трудом, и это сильно раздражало. А вот молодой Пэй — ему двадцать один — двадцать два года самое большее — научился не только говорить, но и писать на родном языке Дэмона. А эскимос не может ни писать, ни читать. Дэмон посмотрел на них еще раз. Эскимос предложил ему половину сяобина. Дэмон взял этот кусочек жесткой круглой лепешки и начал грызть ее. «Патрон вместо карандаша, разбитая винтовка „лебел“, — подумал он, — кусок китайской лепешки… О, Дэмон, как же далеко ты от дома…»

* * *

Странное испытываешь ощущение в роли военного наблюдателя, очень неприятное ощущение. Тебя как будто оторвали от земли, и ты плывешь, кувыркаешься, потому что не можешь воспользоваться ногами, не имеешь возможности опереться на что-нибудь… Или как будто тебя, совершенно голого, выпихнули в сад, в котором находится множество незнакомых гостей, правда, очень вежливых, обходительных и воспитанных незнакомцев, но тем не менее хорошо видящих и сознающих твою ошеломляющую наготу. Сейчас, перед первым боем с японцами, за которым он должен наблюдать, Дэмон чувствовал себя неловко, казался самому себе чуждым в этой среде, слоняющимся без цели и дела. Он вовсе не создан для такой деятельности. Мессенджейл превосходно подошел бы для такой миссии, он превзошел бы самого себя в этом деле, это был его хлеб — сидеть и наблюдать за развитием событий, отмечать кризисы и контрмеры, делать язвительные замечания, проводить остроумные аналогии… Только самое-то главное, пожалуй, то, что Мессенджейл не взялся бы за такое дело…

Дэмон был крайне удивлен, когда старина Меткаф вызвал его и изложил суть дела. Дэмон смутился, но его сердце бешено забилось от возбуждения. Китай! Через его сознание, словно молния, пронеслись все давние мечты юности. Бесчисленные приключения в песчаных бурях, нефритовые дворцы, закутанные в саваны фигуры, бьющие в огромные медные гонги…

— Конечно, сэр, — ответил он. — Мне очень хотелось бы поехать туда. Только вот я не уверен, достаточно ли хорошо подготовлен к этому. Я совсем не знаю китайского языка и никогда не выполнял обязанности посланника или представителя. Никогда не занимался разведкой. У капитана Маклура в оперативном отделении есть некто…

— Нет, — отрывисто перебил его полковник Меткаф, — я хочу, чтобы поехали вы.

— Хорошо, сэр.

Меткаф поднял руки, сцепил их за головой и откинулся на спинку стула. Это был высокий человек с горбинкой на большом носу, с ощетинившимися рыжими волосами, с забавным хохолком над каждым ухом.

— Мне нужен боевой офицер. Говорят, что вы стойкий и выносливый солдат… — продолжал он сухим сардоническим голосов. — Что вы задаете тон на марше и способны идти даже тоща, когда все другие валятся от усталости. И что на следующий день вы всегда готовы к новому, еще более трудному переходу. Это правда?

— Э-э… — Дэмон растерялся на какую-то долю секунды. — По существу это соответствует действительности.

— Ну и отлично. Это как раз то, что мне нужно. Нужен такой человек, который может перенести все невзгоды и не скиснет, не выйдет из строя. А эти неженки, черт знает что воображающие из себя лингвисты, мне не нужны; пусть их забирают другие.

Монк Меткаф слыл оригиналом. Один из привилегированных выпускников Гарвардского университета, он завоевал блестящую репутацию во Франции, во время службы в штабе Булларда. После этого он немало удивил и даже вызвал к себе презрение всех высших чинов армии тем, что попросился в разведку, да еще в такие времена, когда эта служба представлялась многим не чем иным, как пристанищем для некомпетентных и не находящих себе применения бездельников. Но Монк показал себя на этой службе совсем в ином свете. Он исчерпывающе освещал воину Абд-эль-Керима против объединенных сил Франции и Испании в Марокко, внимательно следил за греко-турецким конфликтом и находился в Шанхае в 1927 году, когда Чаи Кайши разгромил Рабочую армию. Он свободно говорил на восьми языках и мог объясняться еще на двадцати, его аналитические очерки в «Инфантри джорнэл» были гордостью и огорчением разведывательной службы. Он играл на гобое и знал об Азии значительно больше, чем любые три человека, вместе взятые, и у него были вечные неприятности с Вашингтоном.

— Я хочу послать вас на север, — проговорил он сквозь зубы, держа во рту погасшую сигару. — Посмотреть, что там происходит.

— Вы имеете в виду Дунбэйскую армию, Маньчжурию…

— Нет. Еще дальше. Дэмон удивленно заморгал:

— Тогда — партизаны?

— Да. — Взгляд Монка сделался свирепым. — А что удивительного вы находите в этом?

Дэмон не удержался от улыбки.

— Э-э… Насколько я понимаю, ничего, сэр… Только я не…

— Они воюют с японцами, правда ведь? — перебил Дэмона Монк и, не дав ему ответить, продолжал: — Можете не сомневаться, воюют. И должен сказать вам, воюют куда больше и лучше, чем эти самоуверенные и надменные гоминдановцы. — Он поднялся со стула и, засунув свои длинные руки в задние карманы брюк, начал расхаживать позади стола. — С лица похож на молодца, а в душе овца… — отрифмовал он нараспев. — Кто сказал так, Дэмон?

— Не знаю, сэр.

— Вот и хорошо! Если вы сказали бы мне кто — я выгнал бы вас. Мне надоели эти всезнайки, до смерти замучили схолиасты, которые могут переложить поэмы Чосера на язык урду, но не способны добежать до отхожего места без того, чтобы у них не началось сильное сердцебиение. Назовите мне офицера, который мог бы делать все, что делает рядовой первого класса, да чтобы в два раза быстрей, чем рядовой. Боже, назовите мне хоть одного офицера, который думал бы как рядовой солдат!