рассмотрел заявление бывшего первого и бывшего второго секретарей Чувашского обкома ВЛКСМ товарищей Сымокина и Терентьева. Докладывал секретарь ЦК ВЛКСМ Петр Вершков.
Мишакова вела себя вызывающе, хотя до заседания у Косарева был с ней нелицеприятный разговор. Завершился он ее заявлением — ухожу на другую работу! Выпалила его дерзко. От волнения челка-бабочка ее короткой прически, обычно тщательно прилизанная, свесилась на лоб. Сквозь прядь белобрысых волос на Косарева сверкали злые щелки глаз. Она в упор смотрела на Косарева, не мигая, нахально, торжествующе, будто не ей, а ему предстояло покинуть в ЦК свой служебный пост.
На бюро Косарев был краток. По существу, он только огласил решение:
«1. Отметить, что, выполняя Задание ЦК ВЛКСМ по руководству Чувашской областной конференции комсомола, т. Мишакова допустила грубейшие ошибки, в силу чего люди — честные перед партией зачислялись в разряд политически-сомнительных, а то и пособников врагов народа. В частности, это нашло свое выражение в отношении б/первого и б/второго секретарей обкома комсомола тт. Сымокина и Терентьева.
2. Отменить решение конференции по отношению тт. Сымокина и Терентьева в части, где их обвиняют пособниками врагов народа.
3. Перевести тов. Мишакову с должности инструктора ЦК ВЛКСМ на другую работу».
Никто не ведал, на какую «другую» работу переходила она.
Не слышал Косарев и телефонного разговора Мишаковой:
— Соедините меня, пожалуйста, с Лаврентием Павловичем. Передайте, звонит Мишакова из ЦК ВЛКСМ…
Имя наркома внутренних дел Берия, сменившего на этом посту Ежова, произносили так запросто далеко не все — оно навевало тревогу, даже страх…
— Лаврентий? Это — Ольга! «Он» выгнал меня из ЦК…
— ?
— Нет, не в буквальном смысле слова. В решении написано: «перевести на другую работу…» Что? Говоришь, «не волнуйся, тебя и ожидает другая работа…» Хорошо — я потерплю…
Удивительно, как Косарев — опытнейший человек, хорошо разбиравшийся в людях, не разглядел патентованной аферистки? Он спохватился слишком поздно, уже после этого заседания бюро, дав указание разослать запросы в партийные комитеты по старым местам работы Мишаковой с просьбой выслать ее политхарактеристику. Но кто-то очень опытный и властный оперативно упредил его. Саша так и не дождался на них ответов, а они многое бы раскрыли ему…
Решение о Мишаковой приняли в марте, но она, казалось, и не собиралась покидать здание ЦК. Какая-то «таинственная сила» благоволила ей. Несмотря на принятое решение, секретариат ЦК вернулся в августе к рассмотрению ее заявления об освобождении от работы в аппарате ЦК, теперь уже «по личной просьбе» да еще… с предоставлением отпуска?!
Время шло, и Мишакова продолжала развивать свое грязное дело. 7 октября 1938 года она написала заявление Сталину, в котором вновь оклеветала многих партийных и советских работников, называя их врагами народа, а себя представила пострадавшей за борьбу с ними.
13 ноября Косарев, мрачный, как зловещая грозовая туча, односложно ссылаясь на «указание свыше», предложил членам бюро принять решение: «т. Мишакову восстановить на работе инструктора ЦК ВЛКСМ по пропаганде, как неправильно освобожденную от этой работы в аппарате ЦК».
Члены бюро сидели как провинившиеся, пристыженные, всепонимающе смотрели на Косарева и искренне сочувствовали ему. Стыдно было не за себя. За собственное бессилие перед обстоятельствами.
Стыдно было еще и за то, что вот сейчас, только что все они — люди вроде бы до этого честные и не из робкого десятка — спасовали не только перед обстоятельствами — перед людской подлостью, ее торжеством.
Для дальнейших переживаний и оценки собственных действий у многих из них оставалась ровно неделя. О дальнейшем развитии событий рассказала В. Ф. Пикина:
«По указанию Сталина 19–22 ноября 1938 года был созван пленум ЦК ВЛКСМ, на котором лично присутствовали Сталин, Молотов, Маленков. На этом пленуме Сталин взял под защиту Мишакову, а справедливые действия бюро ЦК ВЛКСМ расценил как пособничество врагам народа.
На слова одного из ораторов о том, что в работе комсомола имеется много ошибок, Сталин заявил:
«А может, это система, а не ошибки? Слишком уж много ошибок после всего происшедшего. Два года вредительство ликвидируется, а ошибок все еще очень много. Нет ли тут системы?»
На предъявляемые ему обвинения А. В. Косарев заявил: «Лично я чувствую себя абсолютно спокойным, потому что совесть моя чиста. Никогда я не изменял ни партии, ни советскому народу и не изменю. Вот это я и должен заявить».
А. В. Косарев был снят с работы.
Я хорошо помню наш последний разговор с ним. Кончилось заседание пленума, Александр Васильевич, уже не секретарь ЦК ВЛКСМ, зашел в свой, теперь уже бывший, кабинет. Я пошла к нему. Долго мы разговаривали с ним. Он так и не мог понять, что же происходит. Он говорил, что еще не все кончено, что он будет писать Сталину».
Вера в сталинскую справедливость у Косарева была очень крепкой. И не исключено, что искал Саша в те дни первопричину своего отстранения от работы в комсомоле не в Сталине, не в утрате его доверия к себе, а в сталинском окружении из числа руководителей Наркомата внутренних дел.
В те дни после пленума ЦК ВЛКСМ мысль Косарева работала обостренно, вытаскивая из закоулков памяти такие эпизоды, которые в былую пору показались бы ему незначительными, несущественными — так твердо чувствовал он себя, столь неуязвимым, так уверен был в поддержке самого.
Когда же это могло произойти?
Когда же он, Косарев, восстановил их против себя: задел обостренное самолюбие и мелочность одного; намекнул другому на его способность пойти на любую сделку с собственной совестью; дал основание затаить ненависть к себе — третьему?
Все это было так давно…. Кажется, в апреле 1932 года состоялся парад физкультурников-значкистов ГТО. А сейчас этот день отчетливо всплыл в памяти Косарева. В тот день Красную площадь точно восточный ковер выткали яркие майки спортсменов всех десяти районов Москвы. Трибуны по обе стороны Мавзолея переполнены. На самом Мавзолее — Сталин в окружении Кагановича, Ворошилова, Микояна, Ярославского и других…
Ровно в 15 часов с боем курантов на всю площадь раздалась команда: «Смирно!»
Теперь все взоры обратились к воротам Спасской башни. Косарев хорошо помнил, как он с председателем Всесоюзного совета физкультуры и спорта Антиповым, секретарем ВЦСПС Шверником и Ягодой