один противник – мятежный Гавр, а присутствие саперов и минеров свидетельствует, что артиллерия предназначается для осады, а не для усиления какой-нибудь прибрежной крепости. И у Кио в Руане собраны две дивизии.
По реке перебросить артиллерию куда проще, чем по дорогам, тем более по зимним, и даже войска на баржах будут двигаться быстрее, нежели пешим ходом. День и ночь баржи тянут на буксире вниз по течению – сейчас они наверняка уже приближаются к Руану. Через несколько дней Кио будет под стенами Гавра. Хорнблауэр вспомнил осаду Риги, неумолимое приближение апрошей, медленно ползущие фашины и туры; через несколько дней ему предстоит отражать этот смертельный натиск.
Внезапно он ощутил обиду на правительство: за две недели столько можно было успеть! Хорнблауэр в самых сильных выражениях, какие мог себе позволить по отношению к вышестоящим, указывал на нежелательность бездействия – да, он употребил эти самые слова. Однако Англия, истощенная двадцатью годами войны, не могла прислать ему людей и пушки – все шло армии Веллингтона. Мятеж в Гавре оставался малозначительным эпизодом в общей смертельной схватке народов. Сэра Горацио в лестных письмах заверяли, что политический и моральный эффект его действий огромен, однако средств, чтобы закрепить военный успех и перейти в наступление, правительство не находило. Мятежники могли только обороняться. Бонапарт, чья империя якобы доживает последние дни, Бонапарт, ведущий бои на заснеженных полях Шампани, тем не менее нашел две дивизии и осадную артиллерию, чтобы усмирить Гавр. Неужели этого человека когда-нибудь удастся сокрушить?
Хорнблауэр забыл про полковника и смотрел сквозь него в пустоту. Мятежу пришло время перейти от обороны к нападению, как ни малы силы британцев, как ни велика мощь противника. Что угодно, только не сидеть, как кролики в норе, и не ждать, пока Кио и его саперы до них доберутся.
– Дайте я еще раз взгляну на карты. Какая сейчас стадия прилива? Не знаете? Так идите и выясните. Немедленно. И мне нужен рапорт о состоянии дорог между Руаном и Гавром. Браун! Позови капитана Буша с банкета!
Он все еще составлял планы и отдавал приказы, когда вошел Хау:
– Прием заканчивается, сэр. Его королевское высочество скоро удалится.
Хорнблауэр последний раз взглянул на карту низовий Сены; его мозг бурлил от расчетов.
– Очень хорошо. Я вернусь через пять минут.
Он улыбался, входя в зал, – многие оборачивались на него и это отмечали. Какая ирония, что честные обыватели на банкете успокоились только потому, что Хорнблауэр получил тревожные известия о наступлении на их город.
Глава двенадцатая
Пасмурный зимний день сменялся промозглой ночью. В серых сумерках Хорнблауэр стоял на набережной и смотрел, как снаряжают шлюпки. Туман и наступающая темнота скрыли приготовления от любого наблюдателя вне городских стен, с какой бы высокой точки тот ни смотрел, так что моряки и морские пехотинцы могли начинать погрузку. Оставался всего час до начала прилива, и ни минуты терять не следовало.
Вот тоже плата за успех – стоять и смотреть, как другие отправляются на вылазку, которую он предпочел бы возглавить сам. Увы, губернатор Гавра не волен рисковать жизнью и свободой в незначительной операции: Хорнблауэр отправлял вверх по Сене всего полдюжины корабельных баркасов – даже для капитана маловато.
Подошел Буш – стук деревяшки о булыжную мостовую чередовался с более глухим звуком единственного башмака.
– Будут еще приказы, сэр?
– Нет. Я всего лишь хочу пожелать вам удачи, – ответил Хорнблауэр.
Он протянул руку. Удивительно, что ладонь Буша и теперь оставалась твердой и мозолистой, как будто он по-прежнему тянул тросы.
– Спасибо, сэр. – Буш глянул на него честными голубыми глазами и, чуть помявшись, добавил: – Не тревожьтесь за нас, сэр.
– Когда операцию возглавляете вы, Буш, я не тревожусь.
Это была почти правда. За долгие годы Буш усвоил его методы. Он не хуже Хорнблауэра знает, как много значит внезапность, как важно ударить быстро и неожиданно, как много зависит от четкого взаимодействия всех частей отряда.
Шлюпки «Несравненной» стояли у пристани, и в них садились морские пехотинцы. Они устраивались на банках, прямые и неподвижные, зажав между коленями ружья.
– Все готово, сэр? – спросил мальчишеский голос с кормы.
– До свиданья, Буш, – сказал Хорнблауэр.
– До свиданья, сэр.
Буш сильными руками ухватился за планширь и, несмотря на деревянную ногу, легко запрыгнул в баркас.
– Отваливай.
Шлюпка отошла от набережной, две другие тронулись вслед за ней. В последнем свете дня можно было разглядеть, как остальная флотилия отваливает от пришвартованных кораблей. До Хорнблауэра долетели приказы:
– Весла на воду!
Шлюпка Буша во главе процессии заскользила вверх по реке, где ее быстро поглотила мгла, однако Хорнблауэр еще долго смотрел в черноту, прежде чем развернулся и пошел прочь. Состояние дорог и донесения шпионов не оставляли сомнений, что Кио со своей артиллерией спустится по Сене до самого Кодбека: баржи идут по течению со скоростью пятьдесят миль в день, по размокшим дорогам пушки не проедут и пятидесяти миль в неделю. А в Кодбеке есть эстакада для подъема тяжелых грузов. Прикрывать разгрузку будет авангард Кио в Лильбонне и Больбеке. Есть неплохой шанс, что шлюпки, быстро пройдя в темноте с приливом, доберутся до эстакады незамеченными. В таком случае десант, не торопясь, сожжет и уничтожит боеприпасы и пушки. Войска Бонапарта, привычные к войне на суше, едва ли ждут фланговой атаки с реки, а если и ждут, десант в темноте почти наверняка пробьется к баржам, пользуясь преимуществом внезапности. Однако, несмотря на все эти утешительные умозаключения, тяжело было вот так провожать шлюпки в темноту. Хорнблауэр зашагал по темной