Она и не заметила бы его шов в камне, если бы, наступив на него, не услышала глухой стук.
– В каждой из четырех башен есть проход в зал переговоров, – сказал Ти-Цэ, – туда, куда вам еще предстоит попасть. Там Старшие принимают Посредников цивилизаций.
– В каждой из четырех? Значит, этот зал размером с весь внутренний двор?
Провожатый кивнул.
Они поднялись на третий этаж, где их встретил один йакит. Мужчины быстро и сухо кивнули друг другу, совсем как в поселении, и Ти-Цэ без предисловий принялся объяснять сородичу, что необходимо передать Старшим.
Последнее, чего ожидала от себя Помона, это скуки. Беседовали йакиты на своем языке, ей в разговоре места не было, да и не тот на дворе стоял день, когда ей была интересна каждая пылинка необыкновенной формы в здешних местах.
Она скользнула взглядом по поверхностям мониторов, подняла глаза к потолку, туда, куда уходила винтовая лестница дальше. Оттуда веяло свежестью – вот и выход на смотровую площадку.
Помона убедилась, что в ней йакиты не нуждаются, и зашагала наверх. Вряд ли с такой высоты можно было увидеть что-то живописное, но все же это было лучше, чем стоять без дела в цилиндре каменных стен.
– Вот как, – нахмурился Ха-Ру. – Хорошо, Ти-Цэ, я об этом сообщу. Спасибо, что оперативно доложил.
– И еще кое-что. – Он чрезвычайно заинтересовался монитором за правым плечом сородича. – Попроси поторопиться того Старшего, который собирается встретить Помону.
– Поторопиться?
– Да. Для первого раза Помона увидела в Плодородной долине достаточно. Будет лучше, если мы уедем как можно скорее.
Ха-Ру прищурился, и Ти-Цэ поспешно натянул беззаботную улыбку. Но поздно понял, что этим лишь выдал себя еще больше.
– У вас с Ми-Кель все хорошо?
– Нормально. Давай не будем отходить от темы, мы все-таки на службе. Сделаешь или нет?
Чтобы скрыться от его испытующих глаз Ти-Цэ принялся бесцельно шарить взглядом по комнате. И наткнулся на курительную трубку, оставленную на рабочем столе Ха-Ру.
Ти-Цэ поднял на него суровый взгляд.
– Твои служебные обязанности крайне важны и не позволяют расслабляться.
– Я не курил, – терпеливо объяснил Ха-Ру и показал ему на не запаленный кончик. Ти-Цэ и издали видел, что товарищ к трубке не притрагивался, но ему просто необходимо было сорвать на ком-то злость.
Однако вместо того, чтобы обидеться, Ха-Ру вздохнул. И протянул трубку Ти-Цэ.
– Ты что?! – Йакит отпрянул, будто Ха-Ру направил на него заточку.
– Ты прав, мне на посту курить не положено. Просто беру ее с собой, больше для самой мысли, что она есть у меня под рукой. Но знаешь, забери себе. Чтобы лишить меня соблазна.
Ти-Цэ нахмурился. По глазам товарища он видел, что Ха-Ру совсем не из тех побуждений делится с ним трубкой.
Но если ему хватило ума не расспрашивать дальше об истинной причине, по которой Ти-Цэ хочет организовать встречу Старшего с Помоной как можно скорее, то и ему должно было хватить ума трубку принять.
Ти-Цэ знал, что это неправильно, и он обязан был справиться со своими чувствами без стимуляторов, но стоило ему подумать о том, что эту ночь он будет должен провести на страже сна Помоны в одиночестве…
Мрачно посматривая через плечо на винтовую лестницу, с которой вот-вот должна была спуститься Помона, Ти-Цэ принял трубку и спрятал в складках набедренной повязки.
12
Оставшиеся несколько мучительных часов до момента, когда Ти-Цэ мог бы предложить Помоне лечь спать, прошли не слишком плодотворно. Провожатый старался провести очередную экскурсию, но никак не мог сосредоточиться, и они вынуждены были вернуться в долину. До самого вечера Помона развлекала себя тем, что просматривала заметно уплотнившуюся пачку зарисовок узоров для будущих тканей, пока Ти-Цэ под разными предлогами то перестраивал ее палатку, то раскладывал и складывал обратно в мешок их вещи и продовольственные запасы. А как только начало темнеть, йакит облегченно повернулся к Помоне и предложил ей подвести черту этому дню.
– Хорошо. – Но Помона осталась сидеть. – Только позволь сначала кое о чем тебе напомнить.
– Напомнить?
– Да. Ты просил иногда делать замечания, если начнешь забывать, что сейчас находишься на службе.
Ти-Цэ, который уже успел настроить мозг на самоуничижающую волну, на которой планировал держаться всю ночь, недоуменно вскинул брови – никак не мог взять в толк, о чем она говорит. Помона вздохнула и поджала губы в чуждой ей манере.
– Ты как-то говорил, что твои чувства не должны меня касаться, и чтобы я напоминала тебе вновь брать себя в руки, когда это необходимо.
Ти-Цэ припомнил, что в самом деле говорил нечто подобное. Он почувствовал, как следом за стыдом поднимается злость. На себя или на нее – непонятно.
И все же то, что она сказала дальше, заставило Ти-Цэ отрезветь.
– Теперь ты понимаешь, какого мне?
– Вам? – опешил йакит. – Простите, Помона, но я что-то вас не понимаю.
– Ты испугался ответственности и чести, которой тебя удостоили, как только почувствовал, что твои руки, в которые все, кому не лень, вложили виток истории, трясутся. Сегодня, когда доверенного тебе человека поцарапали, ты почувствовал, что вполне можешь допустить промах, как и любой другой на твоем месте. И я чувствую себя такой же ненадежной, Ти-Цэ. Чувствовала и до сих пор чувствую, как только вспоминаю, кем меня выбрали и с какой целью я здесь нахожусь.
Ти-Цэ уставился на нее так, словно увидел впервые, и почувствовал, как кровь отливает от лица и рук. Почему-то раньше ему никогда ничего подобного не приходило в голову. Ее страх перед властью и ответственностью был чем-то естественным, чем-то, с чем их учили работать в воспитательном лагере на теоретических занятиях. Но он никогда не думал о том, что однажды ему не посчастливится пропустить те же эмоции через себя. И уж тем более – признаться себе в этом только после взгляда со стороны другого существа, а не посредством самоанализа.
– Теперь, – вновь заговорила Помона, – на правах того, кто меня по-настоящему понимает, посоветуй мне, Ти-Цэ, как быть? Брать ответственность или отказаться от нее из-за страха, что не всегда все будет идти так, как я того хочу?
Они испытующе жгли друг друга взглядом. Йакит не говорил и не собирался ничего говорить – Помона поняла это по его глазам. Она поднялась на ноги, нагнулась, чтобы исчезнуть в палатке, но, чуть помедлив, все же довела начатую мысль до конца:
– Как и ты, я думала, что вы – все вы – кто хочет видеть меня у власти – умалишенные. Как и ты, я думала, что мое назначение на должность Посредника – ошибка. Но знаешь, я никогда не считала себя ошибкой, как человека в целом, несмотря ни на что.
Ти-Цэ почувствовал, как в бок вонзается еще одна многозначительная стрела. Он так зациклился на своей бездетности, что начал забывать, из какой семьи Помона была родом,