был здесь ни при чем.
Перед ней лежало длинное, истощенное тело самки. Сначала Помона подумала, что она мертва, и не смогла заставить себя подойти ближе. Однако подернутые белизной глаза женщины приоткрылись. Жизнь, которая кое-как еще теплилась в этом создании, совсем не обнадежила Помону, а заставила ее сделать еще два шага назад.
Расправленные крылья самки, когда-то такие же эластичные, тонкие и прозрачные, как у Ми-Кель, высохли, потрескались и частично рассыпались, как жухлая листва. Ее шерстка потеряла блеск, стала серой, пахла пылью. Очень редко и жалко вздымалась грудь, торчащие ребра были похожи на огромного, обнявшего ее паука. Рядом с ней тут и там лежали опавшие персики, словно древо пыталось прийти ей на помощь, но самка подачками не соблазнялась. Она неподвижно лежала на сырой земле и тихо рычала еще не до конца атрофировавшимися голосовыми связками, чтобы гостья, кем бы она ни была, оставила ее в покое. Над ее заплывающими глазами виднелась вмятина, небольшая, но явно деформировавшая череп.
– Пойдемте, – тихо позвал Ти-Цэ. Помона не шелохнулась. Он мягко, но настойчиво взял ее за руку. – Вы ничем не можете ей помочь.
– Почему? – Она не была уверена, что вопрос ей удалось произнести достаточно громко и четко. Ти-Цэ потянул, и она поковыляла за ним на ватных ногах. Помона не признавалась себе, что идет не благодаря цепкой хватке йакита, а из-за собственного желания как можно быстрее убраться отсюда. – Почему ей никто не поможет?
– Пытались, но в этом нет смысла. Она потеряла супруга в прошлом году. Его задрали имэн, когда он уводил от гнезда целую стаю прочь. Все, что у нее осталось – дочь, но она умерла чуть меньше двух недель назад из-за отравленного горем матери молока. Теперь она уже который день лежит там, где упала, когда пыталась разбиться. И желает скорее присоединиться к тем, кого похоронила.
Более унылой картины Помона не видела никогда в жизни. Обескураженная и опустошенная, она как в тумане вскарабкалась на иритта и уселась позади Ти-Цэ. На древах тут и там мелькали йакиты, которые весело переговаривались между собой и делали вид, что не замечают на земле у соседнего древа умирающую самку.
Еще было только утро, но этот день уже вытряхнул из Помоны всю душу. Впервые с того момента, как она пересекла порог Плодородной долины, Помоне страсть как захотелось вернуться домой.
***
Наконец они остановились. Ти-Цэ подал Помоне руку, и она соскользнула на землю до того привычным образом, что сама восхитилась своими навыками.
Минуло около часа с тех пор, как они наткнулись на умирающую самку, когда Ти-Цэ и Помона оказались за пределами Плодородной долины. Издали был виден город, за исключением площади похожий на производственную деревню.
Тут и там в несколько ровных по линеечке рядов тянулись длинные низкие амбары – мастерские. Между ними на расстоянии вытянутой руки были высажены аккуратно подстриженные кустарники. Дороги в городе были похожи на выложенный плоскими булыжниками позвоночник и ребра – центральная улица и много более мелких троп, которые вели в то или иное здание. Тут и там можно было увидеть высокие булыжники – ушедшие в историю насесты для служащих при мужьях самок. Городская площадь была окружена амфитеатром, а с каждой стороны света стояло по небольшой башне с острыми крышами-пиками. Так выглядел мир, воздвигнутый мужчинами: удобный, четкий и ровный.
Образы при виде городской площади, вид на которую так удачно открывался с холма, ожили в голове Помоны. Она почувствовала себя героиней сказки, главным героем которой был Ти-Цэ.
– Ух ты, это здесь тебя распределили к Наставнику!
– Точно, – сказал он, – и до сих пор ежегодно через это проходят все новые и новые поколения йакитов. Сходить бы как-нибудь, поглядеть на их испуганные лица.
– А куда идем мы?
Ти-Цэ указал на одну из башен:
– Там я смогу связаться со Старшими.
– Думаешь, получится организовать охоту немедленно?
Ти-Цэ хмуро кивнул.
– С минимальными задержками на создание оружия. После одного… несчастного случая, – запнулся он, – мы всегда в боевой готовности, нужен только сигнал. Мы очень внимательно следим за тем, чтобы популяция имэн не достигла неуправляемых масштабов. То, что произошло этим утром, как раз может быть тревожным знаком, что пора действовать, тем более, что с голодухи они могут попытаться убить кого-то из взрослых. Роды у самок будут еще не скоро, но обезопасить их следует уже сейчас. Иначе случится большая беда.
– Беда? – переспросила Помона.
Ти-Цэ обернулся к долине и невидящим взглядом уставился туда, где находилась загнившая аллея.
– Преимущество вражеских сил, – сказал Ти-Цэ.
***
Помона нервно озиралась по сторонам, когда они шествовали по узким улочкам города между мастерских, из которых были слышны удары молотков и свист выбиваемых искр. Тут и там сновали йакиты: кто-то беззаботно, а кто-то не мог найти время даже на кивок гостям. Все до единого были в служебной форме, при полном параде, а за проведенное в компании Ти-Цэ время Помона успела отвыкнуть от их диких, стянутых намордниками лиц. В гуще дисциплинированных, образцовых сородичей Ти-Цэ чувствовал себя будто бы пристыженным: несколько раз Помона ловила его на том, как он судорожно тянется к заткнутой за пояс маске. Но всякий раз Ти-Цэ одергивал руку, за что она была искренне ему благодарна. Надень он ее и выпусти руку женщины – ищи-свищи потом единственный шрам над правым глазом в одном из сотен прорезей.
– Сюда, – поманил Ти-Цэ.
Они прошли очередной засаженный сплошь и рядом целебными травами и ореховыми деревьями участок земли, минули высокие ворота и вышли на пустынный внутренний двор – саму площадь. Они приблизились к башне, стены которой были отшлифованы до такой степени, что казались не камнем, а стеклом.
Это была северная башня. Та самая, со смотровой площадки которой к Ти-Цэ спустился его Наставник много лет назад.
– Помона?
Женщина отняла ладонь от холодного камня, который от впитавших в себя историй и событий вполне мог бы оказаться теплым, и вошла в башню вслед за Ти-Цэ.
На первом этаже не было ничего, помимо маленьких круглых окон и винтовой лестницы, но со второго, а то и с третьего явно доносился какой-то гул техники.
– Я думала, что здесь нет ничего, кроме смотровой площадки и той комнаты, куда вас заводили перед тем, как отбыть в воспитательный лагерь.
– Практически так, – сказал Ти-Цэ, – но под смотровой площадкой всегда на страже есть один или два йакита, чтобы принимать, перенаправлять и подавать сигналы. Дежурные башен первыми взаимодействуют со Старшими и передают их распоряжения остальным, а также организуют передачу магнитных сигналов в самые отдаленные пункты: посылают заучивших сообщение птиц и приказывают поднять в той или иной пустоши огромный магнит, чтобы приманить их, куда нужно.
– А что это такое?
Помона указала на люк под ногами.