Поэтому по просьбе ОГПУ руководитель Разведупра Я. Берзин вызвал В. Дидушка в Москву, где тот был немедленно арестован Особым отделом. Причастность его к провалу резидента не подтверждалась, однако выяснился вопиющий факт: он обменивался с представителями Абвера агентурной информацией по Польше и некоторым другим вопросам, зная о категорическом запрещении подобных действий со стороны своего московского руководства.
В ходе оперативных и следственных мероприятий удалось также установить контакты В. Дидушка с украинскими националистами, о чем он тоже в полном объеме не сообщал в центр. Обо всем этом ОГПУ доложило в ЦК ВКП(б), и на основании полученной санкции 22 сентября 1932 г. В. Дидушок был приговорен Коллегией ОГПУ к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения в концлагере.
Касаясь означенного решения, следует разъяснить, что рассмотрение дел о должностных преступлениях сотрудников Разведывательного управления Штаба РККА и его органов по делам той же категории во внесудебном порядке существовало еще с мая 1923 г. Тогда по настоятельному ходатайству ОГПУ Президиум ВЦИК принял соответствующее постановление. Мотивация чекистов была проста: не допустить в открытом судебном заседании разглашения секретной информации о деятельности военной разведки[1338].
В 1933 г. происходит еще один крупный провал, на сей раз в Германии. В руках немецкой политической полиции оказался некто Юлиус Троссин. Как выяснили, в том числе и в ходе допросов, берлинские контрразведчики, Ю. Троссин был активным членом германской компартии и по линии Коминтерна был рекомендован Разведупру для использования в качестве руководителя линий связи. Он выдал способы деятельности и людей, связывающих ряд нелегальных резидентур в Америке, Румынии, Эстонии, Англии и Финляндии[1339].
Первоначально о предательстве Ю. Троссина в военной разведке не знали. Агент неожиданно появился в СССР (по голландскому паспорту) 22 июля 1933 г. и вышел на контакт с одним из командиров РККА, который когда-то занимался его подготовкой. Этот военнослужащий оказался секретным сотрудником ОГПУ и незамедлительно сообщил своим кураторам о «голландце» и возникших подозрениях относительно возможной перевербовки Ю. Троссина немецкой контрразведкой. По согласованию с руководством разведки Особый отдел ОГПУ арестовал прибывшего нелегала, и тот, на первом же допросе сознавшись в предательстве, дал полную картину произошедшего провала и рассказал о задании выявить в СССР других сотрудников и агентов Разведупра, работающих на немецком направлении. Свое предательство Ю. Троссин оправдывал избиениями, которым он подвергся в гестапо. Коллегия ОГПУ рассмотрела дело Ю. Троссина и приговорила его к 10 годам заключения в концлагере[1340].
В марте 1933 г. особый отдел ОГПУ направил наркому К. Ворошилову спецсообщение, где отмечался факт разоблачения агентов финской разведки и политической полиции из числа сотрудников 4-го (разведывательного. — A. З.) отдела штаба ЛВО. Чекисты установили, что серьезные провалы агентуры отдела в Финляндии произошли из-за руководителя разведывательной переправы (ПРП), через которую шла связь с четырьмя резидентурами на финской стороне[1341].
Куратор всех других переправ 4-го отдела штаба ЛВО Утриайнен также был изобличен в шпионаже и выдаче финской полиции ряда агентов[1342].
Еще через год заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода направил И. Сталину докладную записку относительно начальника отдела внешних отношений РККА В. Смагина. У чекистов и военного атташе в Японии В. Примакова возникли подозрения о возможном сотрудничестве В. Смагина с японской разведкой еще со времени работы того помощником военного атташе при полпредстве СССР в Японии. Путем анализа имеющейся информации Особый отдел ОГПУ предположил, что утечка к японским военным дипломатам закрытой информации РККА по ряду вопросов связана именно со Смагиным. Поэтому чекисты предложили И. Сталину решить вопрос об отстранении подозреваемого от работы в военной разведке, лишив его тем самым возможности легально общаться с иностранцами, и в этих условиях провести интенсивную проверку. И. Сталин поддержал такой вариант[1343].
Как утверждают исследователи истории советской военной разведки, чекисты Украины и Белоруссии также имели информацию, дававшую основание подозревать в работе на противника некоторых сотрудников и агентов 4-х отделов штабов УВО и БВО. Однако руководители этих аппаратов игнорировали предупреждения сотрудников органов госбезопасности, и в результате произошли провалы в Польше и Румынии[1344].
Понятно, что разведка — дело очень сложное, и никто не гарантирован от поражений, но такого количества и таких масштабных провалов, которые произошли в 1932–1934 гг., не было, пожалуй, за всю историю советской военной разведки.
Основываясь на обобщенных материалах Особого отдела ОГПУ, Политбюро ЦК ВКП(б) решило рассмотреть вопрос о работе IV управления РККА на своем заседании 20 мая 1934 г.[1345]
Шесть дней заняла подготовка специального постановления, и 26 мая оно было принято. Согласно этому документу, система построения агентурной сети Разведупра признавалась неправильной, произошедшие провалы доказывали недостаточно тщательный подбор и слабую подготовку кадров. В пункте третьем отмечалось, что агентурная работа IV управления плохо увязана с работой Особого и Иностранного отделов ОГПУ, вследствие чего возникали недоразумения между аппаратами и инциденты между отдельными работниками. Критике подвергся начальник военной разведки Я. Берзин. Для устранения вскрытых недостатков члены Политбюро решили: 1) выделить IV управление из Штаба РККА и подчинить непосредственно наркому по военным и морским делам К. Ворошилову; 2) создать специальную разведшколу, которую укомплектовать проверенными через ОГПУ лицами комсостава; 3) для большей увязки работы IV управления с Особым и Иностранным отделами ОГПУ создать постоянную комиссию из начальников указанных органов, а также назначить начальника ИНО ОГПУ А. Артузова заместителем начальника IV управления, обязав его большую часть времени отдавать работе в военной разведке[1346].
Итак, рассмотрев наиболее часто встречающиеся явления в области работы органов госбезопасности по защите секретных сведений об РККА, составляющих военную и государственную тайну, а также оценивая некоторые итоги практической реализации общепредупредительных мер, включая и участие чекистов в создании и поддержании административно-правовых режимов, мы получили основания для следующих выводов.
Во-первых, до окончания Гражданской войны ни военные, ни сотрудники ВЧК не выработали приемлемых определений таких понятий, как «шпионаж» и «тайна», поэтому трактовали их достаточно произвольно. В послевоенный период, когда прекратились боевые действия, войска получили относительно стабильную дислокацию, появились границы и в стране начали действовать дипломатические и иные представительства иностранных государств, возникла крайняя необходимость для осуществления правоприменительной практики в административной и уголовной сфере, в четком определении этих базовых понятий. Первый шаг в данном направлении был сделан бывшим офицером Н. Какуриным, выпустившим специальную брошюру. Позднее последовали нормативные акты высших законодательных и исполнительных структур. Здесь наиболее важным было постановление ЦИК и СНК Союза ССР «О шпионаже» и «Перечень сведений, отнесенных к охраняемой военной и государственной тайне». Указанный перечень неоднократно изменялся и дополнялся в зависимости от обстановки. Инициаторами этого выступали как чекисты, так и военные. Однако практика показала необходимость самостоятельного принятия решения о том, что следует засекречивать, в каждом ведомстве.
Во-вторых, уже к середине 1920-х годов сложилось понимание, что военные власти должны принимать меры к охране секретных сведений, а сотрудники органов госбезопасности защищать их, используя свои специфические методы, включая выявление узких мест и нарушений секретного делопроизводства и иных режимных мер. Одним из основных методов реализации полученной информации по указанному направлению является информирование командования и последующий контроль за полнотой и эффективностью принятых мер. Сюда же можно отнести самостоятельное либо совместно с командованием и военной прокуратурой проведение расследований фактов утраты важных документов и разглашения секретной информации.
В-третьих, в общей системе общепредупредительных мер значительное внимание уделялось в исследуемый период борьбе с бегством военнослужащих за границу, пресечению несанкционированных контактов с иностранцами, ограждению от вербовочных подходов со стороны иностранных спецслужб. Эта работа стала особенно актуальной в конце 1920-х — начале 1930-х годов с учетом резких изменений во внутриполитической обстановке и все большей вероятности агрессивных действий извне.