На периферии Тро подошел еще ближе, словно волнуясь, что Кор сделает нечто жестокое.
Не с ней, подумал он. Он никогда не причинит вред этому нежному созданию – плоду своего воображения.
Прокашлявшись, он произнес как можно четче:
– Не трать свою кровь, – сказал он ей. – Красавица, береги то, что делает тебя живой.
Он совсем не подходил таким, как она. И не только потому, что был ужасно ранен и, возможно, скоро умрет.
Даже в его воображении она была слишком хороша, чтобы находиться рядом с ним.
***
Упав на колени, Лейла не могла произнести ни слова. Мужчина, лежавший перед ней, был… что ж, серьезно ранен, да, конечно. Но в нем было нечто большее. Несмотря на то, что он лежал на земле, и его несомненную беззащитность, он был…
«Сильным» – единственное слово, пришедшее на ум.
Чрезвычайно сильным.
Она почти не могла различить черты его лица, поскольку они опухли и были покрыты синяками, не могла понять, какого цвета его волосы из-за обилия засохшей крови. Но в своей физической форме, хотя он и казался ниже Братьев, мужчина был так же широк, мощен в плечах, а его руки – исключительно мускулисты.
Может, очертания его тела составляли основу ее впечатления о нем?
Нет, воин, призвавший ее на эту поляну, был такого же размера, как и мужчина, который привез раненого к ее ногам.
Павший солдат просто отличался от двух других… и на самом деле, в их движениях и взглядах можно было заметить, что они полагались на него.
Действительно, с этим мужчиной не стоило играть, он был, скорее, быком, способным сокрушить все на своем пути.
И все же, рука, коснувшаяся ее, была легкой, словно ветер, и даже меньше стесняла движения… у Лейлы возникла неоспоримая уверенность, что он не только не пытается удержать ее, но хочет, чтобы она ушла.
Однако она не собиралась оставлять его.
Странно, но она будто… попала в сети… была поймана в плен пронзительным взглядом голубых глаз, которые даже в ночи и, несмотря на то, что он был вполне смертным, казалось, горели огнем. И в связи с этим ее сердцебиение участилось, она не могла отвести от него глаз, как если бы он был полон тайн, но, в то же время, способен понять ее…
Воин издал гортанные и непонятные звуки – из-за ран – прося ее поторопиться.
Его нужно вымыть. Позаботиться о нем. Выходить его, на что могло уйти несколько дней, даже недель. Но он лежал на этом поле в окружении мужчин, которые очевидно больше смыслили в оружии, нежели в лечении.
Лейла взглянула на солдата, которого знала:
– Ты должен доставить его в лагерь для дальнейшего лечения.
Она получила в ответ кивок и подтверждение, но инстинкты говорили, что это ложь.
Мужчины, иронически подумала она, были слишком упертыми.
Лейла вновь посмотрела на воина:
– Я нужна тебе, – сказала она ему.
Казалось, его пленил звук ее голоса, и она воспользовалась этим. Избранная четко осознавала, что, несмотря на слабость, он был достаточно силен, чтобы не дать ей поднести свою вену к его рту.
– Тише, – произнесла она, протянув руку, чтобы пригладить его короткие волосы. – Расслабься, воин. Ты защищаешь и служишь таким, как я, позволь мне отплатить за твою службу.
Он был таким гордым… судя по мощному выступу его подбородка. И все же, он вроде бы послушал ее, убрал руку, приоткрыл рот, будто согласившись следовать всем ее указаниям.
Лейла действовала быстро, готовая взять преимущество над относительной капитуляцией… ведь он, несомненно, скоро выйдет из подчинения. Укусив свое запястье, она вмиг поднесла руку к его губам, давая упасть каплям крови, одной за другой.
Приняв ее дар, он издал звук… который иначе как захватывающим не назовешь: стон переплелся с безграничной благодарностью и, по ее мнению, безосновательным благоговением.
О, эти глаза не давали ей разорвать зрительный контакт; поле, дерево, два других мужчины растаяли, и все, что теперь существовало для нее – мужчина, которого она кормила.
Повинуясь чему-то, чему не хотелось противиться, Лейла опустила руку… и его рот коснулся ее запястья: она никогда не поступала так с другими мужчинами, даже с Куином. Но ей хотелось знать, каково это, чувствовать на своей коже губы этого солдата…
Как только произошел контакт, произнесенный им звук повторился, и он сомкнул уста вокруг двух проколов. Он не причинил ей боли, даже будучи таким большим и истощенным, он не осушал ее. Ну, не совсем. Воин делал осторожные глотки, не отрывая взгляд от ее глаз, словно защищая ее, хотя в текущем состоянии именно ему требовалась защита.
Время шло, и она знала, что он выпил довольно много ее крови, но ей было все равно. Она бы навсегда осталась на этой поляне, под этим деревом… соединенная с этим смелым воином, кто чуть не пожертвовал своей жизнью на войне против Общества Лессенинг.
Лейла помнила, что испытывала нечто подобное с Куином, это невероятное ощущение важности своей миссии, хотя она и не осознавала, какую цель преследует. Но это притяжение не могло сравниться с тем, что она когда-то чувствовала с другим мужчиной.
Оно было грандиозным.
И все же… почему она должна доверять таким эмоциям? Может, это просто более сильная версия того, что она чувствовала к Куину. Или же Дева-Летописеца таким образом обеспечивала выживаемость расы, биология брала верх над логикой.
Отбросив такие богохульные мысли в сторону, она сосредоточилась на своей работе, своей миссии, благословенном содействии, являвшимся единственной возможностью приносить пользу теперь, когда роль Избранных почти сошла на нет.
Предоставление крови достойным мужчинам – все, что осталось от ее предназначения. Все, что было у нее в жизни.
Вместо того чтобы думать о себе или своих чувствах, она должна поблагодарить Деву-Летописецу, что прибыла сюда вовремя, чтобы исполнить священную обязанность… и затем она должна вернуться в особняк, дабы найти другие возможности быть полезной.
Глава 50
– Джон, что изменилось?
В спальне, которую когда-то делили они с Хекс, Джон подошел к окнам и почувствовал, как холод проникает сквозь прозрачное стекло. Сады внизу купались в охранном освещении, благодаря сиянию фальшивой луны цемент вокруг синевато-серой плитки на террасе казался фосфоресцентным.
Глядя на пейзаж, он понял, что смотреть особо не на что. Все приготовилось к зиме, клумбы накрыты тентом, фруктовые деревья согнулись, бассейн пуст. Опавшая листва кленов и дубов, росших на опушке леса, стелилась по скошенной чахнущей траве, словно бездомные в поисках убежища.