Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леон встал, взял картуз и шагнул к двери.
— Да, папаша, рука всевышнего, видать, очень длинная, — сказал он, остановившись у двери. — Она всегда достает всех и все, но всегда простой народ. Скажите, когда она достанет богатых и власти?
— За такие вопросы тебя тоже могут посадить за решетку.
— Потому что я тоже простой человек?
— Нет, потому что ты очень много говоришь и очень мало думаешь.
— Грешно так говорить, Левушка! Свихнулся, свихнулся ты, сынок! А мне так жалко, так жалко тебя, детка, как родного дитя, истинный господь, — жалобно проговорила Дементьевна.
Леон ничего не ответил и ушел во флигель. Алена пришла вслед за ним, налила ему в таз воды, собрала на стол. Делала она все молча, не рассказывала, как обычно, о происшествиях у соседей, и Леону нетрудно было понять, что ей все известно о стачке и что она недовольна им. Пообедав, он мягко сказал:
— Надо меньше денег тратить, Алена. Ты так готовишь, будто у нас капитал в банке лежит!
Алена поняла, что дело тут вовсе не в капитале, а в том, что Леон опасается расчета, и вздохнула.
— Это ты затем и уходил из дому, что бунт сговаривался устроить? Эх, Лева, Лева! Только поженились, и опять ты… — с грустью и укором заговорила она. — Ты думаешь, я хуторская, так ничего не вижу, не понимаю? Все теперь я вижу и знаю, чем вы. с Ольгой занимаетесь. Я не боюсь, что тебя рассчитают с завода. Денег не будет — возьму у своих. Ну, а если тебя арестуют? В тюрьму посадят? Ты думал об этом? Ни о чем семейном ты не беспокоишься. А ты… ты ведь скоро отцом будешь, — неожиданно сказала она, и в глазах ее заблестели слезы.
Леон опустил голову: от этой новости ему стало еще тяжелей. Он встал, задумчиво прошелся по комнате. Жалко ему было Алену. Конечно же, она не знала, что ждет ее замужем, и мечтала о другой жизни. Чем ее утешить и успокоить? И он решил сказать ей то, что надо было сказать давно.
Алена смотрела на него, высокого, красивого, с небольшими усиками и строгим лицом, и думала: «Да, счастливая я! Красивый у меня муж и серьезный человек. Но неужели мы не будем счастливы и судьба не пощадит ни красоту нашу, ни молодость? Не может этого быть!» — хотелось воскликнуть ей..
— Да, Алена, — задумчиво говорил Леон. — Не тот я теперь, каким был в Кундрючевке, и не теми глазами смотрю на все. Поздно теперь говорить об этом, но я должен сказать тебе все. Я вступил на новую дорогу жизни, трудную, опасную дорогу, и что я встречу на ней — неизвестно. Известно только, что на этой дороге придется не раз столкнуться с полицией, с казаками, и, быть может, когда-нибудь мне круто придется.
Но что бы там ни случилось, я со своего пути не сойду. Никогда! Путь этот — борьба за правду, за свободу и счастье народа… Любишь ты меня — иди со мной, и мы вместе будем переносить и радости и горе. Я думал, что ты поймешь меня со временем, потому и женился на тебе. — Он подсел к Алёне, обнял ее и погладил по голове. — А Ивана Гордеича ты не слушай. Хороший он человек, но ошибается во многом и говорит не то, что надо говорить рабочему человеку. А если ты хочешь послушать настоящие речи о жизни, о правде, то послушай моих учителей Цыбулю или Чургина, когда они приедут.
Алена положила голову ему на грудь, обвила руками шею. К нему и только к нему стремилась она всю свою жизнь, и, если бы ей предстояло пойти в тюрьму с ним, — она не задумалась бы, пошла. И она тихо промолвила:
— Я не знаю, что это за путь, про который ты говоришь, — путь правды, и что он даст тебе, но я на все согласна, лишь бы мне всегда быть с тобой. Нету у меня большей радости в жизни, чем ты.
Леон прижал ее к себе, и они долго сидели так, притихшие, в каком-то торжественном молчании.
5
Был воскресный день.
Лука Матвеич, в пальто с каракулевым воротником и в каракулевой шапке, важно восседал на извозчике, опершись на толстую палку, и внимательно посматривал по сторонам. Он только что сошел с петербургского поезда. В ногах у него стояли два больших чемодана с литературой, оружием и шрифтом для типографии. Возле одного из городских домов он велел извозчику остановиться, расплатился с ним и пошел с чемоданами в руках во двор. И в это же время возле ворот остано-новился другой извозчик. Сидевший в фаэтоне шпик записал адрес дома и укатил, а Лука Матвеич вышел из ворот, увидел своего извозчика и, быстро погрузив на фаэтон чемоданы, уехал через мост на противоположную сторону реки, в рабочий поселок. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он вскоре остановился возле заводской гостиницы.
Домой он попал часа через два. Жена его, Мария Михайловна, маленькая, худенькая женщина с ясными, голубыми глазами, открыв дверь, облегченно вздохнула.
— Наконец-то… Поезд давно пришел, а тебя все нет, — сказала она, принимая от Луки Матвеича шапку и палку.
— С Курска шпик прицепился, а я с грузом. Пришлось покружить по городу, — коротко объяснил Лука Матвеич и обнял жену. — Ну, здравствуй, старая. Как здоровье? Новостей нет?
— Чайку не выпьешь? — не отвечая на его вопрос, предложила Мария Михайловна. — Посинел весь…
— С удовольствием.
Лука Матвеич вошел в комнату и стал рассказывать о своей поездке.
Рассказывал, а сам что-то прятал в потайном ящике комода и шелестел тонкой бумагой.
Жена смотрела на него и думала: «Старый уже стал, а неутомим попрежнему. За двадцать лет — ни одной жалобы, ни одного звука о тяжести такой жизни! Романтик… Впрочем, пять лет надо сбросить на ссылку… Ох, Лука, Лука! А ведь еще долго ждать, пока мечта наша станет явью. Уцелеешь ли ты к тому времени?»
— Я кое-что привез тут… На всякий случай, если что случится, чтобы ты могла во-время убрать, — сказал Лука Матвеич и сел за стол. Подвинув к себе стакан крепкого чая, он бросил в него кусок сахару, помешал ложечкой и отпил несколько глотков. Делал он все спокойно, как будто и не было у него в дороге никаких опасностей. Наконец он опять спросил: — Ты не ответила на мой вопрос: новостей никаких нет?
Мария Михайловна покачала головой:
— Ну, и человек. Я хотела, чтобы он хоть чаю попил, а он и тут заметил… Телеграмма от Ильи.
— Что там? — не отрываясь от чаепития, спросил Лука Матвеич.
Мария Михайловна взяла с комода телеграмму и прочитала:
— «Брат серьезно заболел. Родные взволнованы, дома переполох. Необходим твой приезд. Гавриил».
Лука Матвеич отодвинул от себя стакан, устало провел рукой по бритой большой голове.
— У Леона что-то случилось. Похоже, стачка на заводе, — задумчиво проговорил он и посмотрел на часы.
— Похоже так, — согласилась Мария Михайловна. — Поедешь?
— Да. Ночным поездом, — вернее, утренним. Сейчас десять часов, — Лука Матвеич поднялся со стула, достал только что спрятанные листки, книжечки и обратился к жене: — Сходи на ту сторону реки, к Демьяну, позови ко мне. Чемоданы пусть не распаковывает.
— К нам не надо бы, Лука. Околоточный уже интересовался, что, мол, за новые жильцы поселились в моем околотке.
Лука Матвеич, подумав, сказал:
— Интересуется, значит? Так. Тогда пусть Демьян идет на явочную, а я отправлюсь туда же.
…На рассвете, немного вздремнув, Лука Матвеич собрался в Югоринск. Жена обняла его и, как всегда тая тревогу, предупредила:
— Ты поосторожней там и хорошенько смотри в дороге.
— Ничего, я стреляный воробей, — пошутил Лука Матвеич. — Ну, пожелай мне удачи. В Югоринске случилось что-то очень большое, чувствую это. — Он обнял жену, потрепал ее за сухонькое плечо и вышел.
Леон ждал Чургина и недоумевал: «Не понимаю: стачка же у нас! Почему же Илья не едет?» Решив, что пора идти на заседание стачечного комитета к Ткаченко, куда велел собраться всем Ряшин, он стал одеваться.
— Ты опять уходишь? — спросила Алена.
— Ухожу, Алена. Большие дела у нас начинаются, интересно, чем все кончится…
В больших красивых глаза Алены отразилась тревога.
— А тебя не арестуют, Лева?
— Не арестуют, я теперь тоже не лыком шит, — уверенно ответил Леон.
В калитку негромко постучали. Леон пошел было открывать, но вдруг остановился и сказал Алене:
— Если полиция — ты меня не видала и не знаешь, где я.
Выйдя во двор, он спросил:
— Кто там?
В ответ послышался знакомый голос Луки Матвеича, и Леон с радостью поспешил открыть запертую на задвижку дверь.
— Дорогой Лука… — начал он и осекся.
Лука Матвеич вошел и тут же попенял ему:
— Я знаю, что у тебя хороший голос, зачем же кричать?
— Забыл, никак не привыкну.
— Пора привыкать, Леонтий.
Леон представил Алене гостя:
— Учитель мой и вообще учитель.
Лука Матвеич ласково посмотрел на Алену, пожал ее мягкую руку и подумал: «Ничего дивчина, подходящая будет пара, но ревнивая, кажется, даже на меня смотрит диковато. Бережет от чужих людей».
- Родная сторона - Василий Земляк - Советская классическая проза
- Большие пожары - Александр Аросев - Советская классическая проза
- Тетушка Лейла ждала - Гусейн Аббасзаде - Советская классическая проза