Читать интересную книгу Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие - Владимир Илюшенко

Пр. А. Мень

[Май 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Как Вы себя чувствуете? Как давление и глаз? Я ведь всё же надеюсь, что Вы приедете. Не писал Вам долго, т. к. мало бывал дома. Жизнь идет со всякими переменами, но за всё слава Богу. Пасха прошла трудно, но хорошо. Что дальше будет — Бог даст. Если приедете, то уже будет 6–й том. Там есть кое‑что для Вас интересное. Молюсь за Вас и жду.

Ваш

пр. А. Мень

[Май 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Простите, что долго не писал. Рад за Вас, что Вам лучше. Не могу вспомнить, ответил ли Вам на предыдущее письмо. На всякий случай — отвечаю. Вы очень верно указали на то, что в благодарственной молитве и в молитве вообще мы стремимся слиться с волей Его. Человеческое остается, но свободно подчиняется Ему, «сливается» с Ним. Это наша вожделенная цель. Это цель всего мира. Это то, что богословы называют теозисом. Но теозис, как Вы так же верно заметили, нечто совсем иное, чем в Веданте. Там нет человека и Бога, а есть один Бог. Здесь же Завет, Любовь двух, которые, как это и должно быть в любви, становятся едины (но не тождественны). Молитва за других? В ней есть много аспектов: и включение близких в наш духовный поток, устремленный к Богу, и соединение с ними в молитве, и исповедание перед Ним, что мы все принадлежим Ему, и свидетельство любви. Христос молился за Своих. Тем самым принимал их в Свое сердце…

И о «пострижении»: оно ведь должно длиться всегда, оно есть служение, свидетельство. Путь для него не закрыт для Вас по милости Божией и сейчас. Вот к Вам обращаются люди, значит Вы служите им. Не сомневайтесь, что сил мало. Он действует в нас и за нас…

Храни Вас Бог. Ваш

пр. А. Мень

[Май 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Сон Ваш не случаен. Просто узы молитв и памяти слишком крепки, чтобы их могли ослабить расстояния. Передайте сестре, что и ее всегда помню. Не забывайте и Вы всех москвичей. Это ведь тоже теперь «ваш» город.

Храни Вас Господь.

Пр. А. Мень

[Май–июнь 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Все время молимся за Вас. Верю, что Вы «жертвенно» несете свое страдание. Как было бы хорошо увидеться летом! Правда, я рассчитываю с 15 и[ю] н[я] уехать на месяц. Но все равно хочется думать, что болезни не помешают нашим встречам. Они хоть и «немногословны», но имеют внутреннее значение. Еще раз поблагодарите сестру за заботы. Ей Господь дал счастье быть «служительницей». Это не мало. О Вашей беде я хотел бы выписать Вам чудные слова Тейяра, но у меня нет под рукой. Смысл их примерно таков: «В радости и боли Ты действуешь во мне и со мной; испепеляя меня, Ты очищаешь и вбираешь в Себя, Ты лепишь меня, так как это нужно для полноты моего единения с Тобой. Лишаясь в земном, я богатею Тобой, теряя — приобретаю». Это очень приблизительно. Потом найду.

Храни Вас Господь. Ваш

пр. А. Мень

[Июнь 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Почерк Ваш уже значительно улучшился, и это показывает, что хотя у Вас еще не всё в порядке, но — состояние лучше. Конечно, если Бог даст, будем все очень рады Вашему приезду. Скорее всего я буду в отлучке с середины июня по середину июля. Очень молюсь, чтобы Господь укрепил Вас в эти трудные дни, чтобы этот опыт тоже был для Вас знаком Его очищающего и любящего Присутствия. Он освобождает нас для Себя.

Храни Вас Бог. Ваш

пр. А. Мень

Поклон низкий Вашей сестре.

(Эти слова вписаны ручкой. — В. И.)

[Июнь 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Пишу накануне предполагаемого отъезда. Вижу, что от письма к письму почерк Ваш улучшается. Будем надеяться, что всё заживет. Не напрягайте глаз. Раз они сейчас в неважном состоянии, их нужно поберечь. Но вообще‑то Вы не просто и не только художник. Бытие Ваше многогранно, и формы служения различны. Вы среди новых поколений — как представитель той трудной весны, которая, несмотря на суровые заморозки, принесла свои плоды в рассеянии. Для нынешних это очень важно. Это как корни, как связь времени, как залог продолжающегося движения. Вы вобрали в себя опыт тех нелегких лет. И о многом можете судить в иной перспективе. Отсюда Ваше влияние на молодых. Очень верю в нашу встречу, хотя мы и не расстаемся все время. Низкий поклон Вашей сестре. Храни Вас Бог.

Ваш пр. А. Мень

[Лето 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Я вернулся с Кавказа. Был у грузинского патриарха, в Эчмиадзине, в армянской Академии, в Харькове (там даже служил и проповедовал). Теперь наше общение (письменное) восстанавливается. Напишите сначала, как Ваше давление, глаз, нерв и пр. Много у Вас теперь корней в Москве. Многие помнят и молятся.

Храни Вас Бог.

Ваш прот. А. Мень

[Вторая половина 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Напишу Вам два слова в ответ на письмо, написанное еще в Москве. Об «эросе». Говоря словами апостола, «тайна сия велика». Да, действительно, человек перед лицом смерти, иного мира и потустороннего как бы «отмирает» от земного. Он весь погружен в Иное, в непривычное инобытие. Бывает, что люди, еще не переступив грани, становятся «равнодушными» ко всему посюстороннему. Хорошо ли это? Да, и — естественно. Наступает другая жизнь, и нужно много сил набрать, чтобы в ней сориентироваться. Только потом, вероятно, люди думают о «покинутом». А святые заботятся о нем. Но годится ли это для данной, этой жизни? Это, конечно, удобно — умереть для мира еще до смерти и поэтому почти не заметить перехода. Так сказать, при жизни войти в нирвану. Однако это идеал буддийский, а не христианский. Живя здесь, мы, по–моему, должны жить реально и полно — телом, душой и духом. То, что от нас ждет евангельский завет, подразумевает вполне живого человека, хотя стремящегося «отвергнуться себя». Он мыслит, живет, дышит, любит, переживает во всей полноте. И если что‑то гаснет в нем, то оставшиеся силы должны компенсировать потери. Такой человек более уязвим, чем буддийский архат, которому наплевать на всё. Но нам вовсе не обещано безмятежное существование.

Всё это, конечно, не отрицает необходимости держать силы души и страсти под контролем. Я не очень люблю слово «бесстрастие». Оно буддийское. Много ли дали миру люди, которые вместо того, чтобы свидетельствовать на земле о правде Божией, отвернулись от всего? И похож ли Господь (или ап. Павел) на существа бесстрастные? Нет, Христос горевал, удивлялся, радовался, Он был живым человеком среди живых людей. Над этим стоит подумать. И умер Он в муках, а не так, как бесстрастный мудрец вроде Будды… Вот так. Всегда мысленно с Вами.

Ваш пр. А. Мень

[Вторая половина 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Только сейчас смог сесть, чтобы поговорить с Вами о волнующем Вас вопросе: как понимать проблему «избрания» в Библии. Слово это действительно проходит через всё Св. Писание — от рассказа об Аврааме до ап. Павла. По–видимому, это не случайно. В диалоге (Бог — человек) избранность лица, народа, общины играет какую‑то существенную роль. Однако в свете слов Спасителя о солнце, которое светит на праведных и неправедных, понятие это нельзя связывать с несправедливостью или кальвинистическим жестким предопределением. Из контекста Библии явствует, что избрание — это прежде всего призванность на служение. Даруя человеку свободу, Бог продолжает диалог даже тогда, когда значительная часть людей отходит от Его путей и не выполняет предназначенного. Однако в этом случае границы, сфера призыва Божия временно сужаются. Он говорит к тем, кто готов Его слушать, как Авраам. Призванные (и следовательно, избранные) должны стать закваской человечества, продолжая дело Божие в окружении отступничества.

Избрание человека, народа, общины отнюдь не означает, что сами по себе они выше прочих людей. Их значимость — функциональная, поскольку им отведено особое, инициативное место в историческом «домостроительстве». Авраам был, вероятно, не единственный, кого призвал Господь. Но он с готовностью отозвался на призыв и стал поэтому «отцом верующих». На его вере созидается основание будущей Церкви. Но Церковь ветхозаветная, как община служителей Бога, предназначенная для утверждения, сохранения и распространения веры на земле, не могла иметь иного русла в древности, кроме этнического. В эпоху, когда личность всецело определялась традициями национальной культуры, когда в силу исторических условий человек не имел выбора, находясь в рамках этноса, нация, народ создавали единственную в своем роде устойчивую духовную среду, где что‑либо могло взращиваться, сохраняться и развиваться. Духовное наследие человек получал только от родителей, от непосредственного окружения, от национальной культуры. Только с эпохи эллинизма начинается живой обмен ценностями между народами (грек может стать буддистом, иудей — воспринять эллинство, римлянин — иудейство). Отсюда «избранность» Израиля как этнической общности, которая стала лоном богооткровенной религии (во всей ее динамике). Призыв Божий «стать народом святым и царством священников» означает, что данная этническая единица должна сделать служение Богу основой своей культуры и всего своего существования. Но и тут нет «жесткой программы». Бог не насилует волю и сознание избранных. Дух Его постепенно просветляет душу народа, чья история становится трудным восхождением — с соблазнами, провалами и грехами. Св. история библейского народа есть история воспитания — от Авраама до Моисея, от Моисея до Амоса и других пророков и т. д. Перед нами не просто эволюция религии, а драматическая история, история борьбы, противления, преданности, конфликтов, возрастания в вере. То, что в Израиле нашлись люди, которые отвергли Христа, и люди, на которых, как на камне, была построена Церковь Нового Завета, показывает, что в библейской истории укреплялся положительный полюс и не подавлялся отрицательный, то есть сохранялась свобода. Выбор и ответственность неотделимы от избранничества.