Читать интересную книгу Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века - Никита Николаевич Моисеев

новую номенклатуру производства, которые необходимо требуют перестройки структуры системы управления и появления людей, обладающих новой компетенцией. Вот почему «система одного завода» без активного давления тех, кто связывает свою судьбу с интересами системы А и хорошо их понимает, оказывается плохо приспособленной к следованию за поворотами научно-технической революции. Но для организации такого давления в руководстве страной должны быть люди, обладающие ясным пониманием целей системы А и волей – политической волей для их реализации. Но таких-то людей тогда и не было.

По той же причине провалились косыгинские реформы: они требовали предоставления предприятиям большей самостоятельности, требовали перестройки всей установившейся системы управления народным хозяйством. Решиться на это система В без особого давления не могла. А давить к этому времени стало уже некому.

* * *

Брежневский период многие вспоминают добрым словом: полная занятость населения, более или менее приемлемый уровень жизни, обеспеченность завтрашнего дня… Но стабильность была чисто внешней. На самом деле страна шла к катастрофе: в «брежневскую» эпоху был не просто застой, а весьма быстрое развитие процессов деградации. Деградации не только промышленного производства, но и морали и человеческих отношений. Я уже не говорю о технологической перестройке: в этой сфере началось безнадежное отставание. Страна управлялась по принципу: «приказано не беспокоить!» По способности следовать этому принципу подбиралась и номенклатура.

И тому были причины. В самом деле, военный паритет достигнут, внешние угрозы, кажется, миновали и надо ли теперь беспокоиться о будущем? Да и макропоказатели в экономике были тоже более или менее удовлетворительными. Ну, несколько снизился процент роста ВВП, но все равно он оставался положительным! Однако людям, которые были связаны с наукой, техникой, технологиями, вся эта псевдоблагополучная картина представлялась совсем в ином свете: мы явно проигрывали «холодную войну», причем по всем статьям. А это значило, что нас ждет весьма печальное будущее. В этой обстановке начались поиски качественно новой модели развития нашего государства. И одной из таких новый идей, которая получила достаточно широкое распространение, была идея конвергенции.

Разговоры о конвергенции начались в середине 70-х годов, причем, не только у нас, но и на Западе. Но тогда конвергенция понималась очень примитивно, как некоторая структура организации государства, в которой объединяется то лучшее, что есть в социализме и капитализме. Одним словом, – некоторый искусственный симбиоз. Надо сказать, что такое представление о конвергенции подробно обсуждалось и в Европе теоретиками постиндустриализма (Г. Маркузе, например). У нас в подобном ключе рассуждал А. Д. Сахаров, да и многие другие.

Я считал и считаю подобные идеи чистой эклетикой. Нельзя объединить необъединимое. Я всегда выступал против конвергенции в таком примитивном понимании. Дважды эту тему я обсуждал с Сахаровым, но мне казалось, что он был очень далек от понимания реальной ситуации. Мы не нашли общего языка.

Я тоже размышлял о конвергенции, но совсем в другом ключе. Главное, что было зримо: Советский Союз явно выпадал из общепланетарного процесса развития, он медленно, но верно откатывался на периферию сообщества. А это и есть суть грядущей катастрофы. Значит, основная задача – вписаться в этот процесс, который некоторые специалисты называют мировым разделением труда и разделением мирового дохода. Включение мира «социализма» в эту общепланетарную систему я назвал и называю конвергенцией. По существу, мы сейчас, в конце 90-х годов, и переживаем процесс конвергенции, но в гораздо более тяжелой форме, чем это могло бы быть в те времена, когда у нас было могучее государство и работающая промышленность.

Но конвергенция тогда была невозможна при существующей в то время форме государственности, то есть системы В, в первую очередь. Значит, хотим мы этого или нет, но для успешного включения в систему мирового разделения труда нам необходимо придется изменять форму собственности и перестраивать всю систему управления народным хозяйством, сохранив, по возможности, все организационные находки и достижения в социальной сфере, которыми мы тогда обладали.

Но как это сделать, как преодолеть естественное сопротивление системы В, как перестроить ее и провести демонтаж без крови и разрушения существующего государства? Это были тяжелые, я бы сказал, мучительные раздумья.

Но была еще одна мысль, которая не давала мне покоя. Как может быть, в принципе, преодолеваем системный кризис на уровне государства? Ведь над государством не существует системы более высокого уровня, которая может взять на себя задачу перестройки системы В. И я вижу лишь один «регуляторный» путь решения этой проблемы – создание действительно демократической формы государственности, которая гарантирует безболезненный переход власти от одной правящей элиты к другой, от одной системы целей к другой. Этого может быть и недостаточно, но в том, что это необходимо – я убежден!

* * *

Приход к власти М. С. Горбачева воодушевил довольно многих, и меня в том числе, и я стал довольно интенсивно размышлять о возможных путях реализации перестроечного процесса. Теперь такие размышления мне уже не казались лишенными смысла. Можно было надеяться, что они кому-нибудь пригодятся и что окончание системного кризиса не за горами. К сожалению, я ошибался.

В основе моих рассуждений был принцип безболезненного перехода к новым организационным структурам. Революций быть больше не должно! Не должно быть и лозунгов типа «…до основанья, а затем» и вообще какого-либо экстремизма. Весь процесс перестройки должен идти крайне осторожно и продуманно, вплоть до мелочей. Но четко должны просматриваться две линии действия.

Первая. Ее следовало бы назвать идеологической. Люди, затеявшие перестройку, должны ясно сказать народам о том, что они видят на финише перестройки, в какой стране им предстоит жить, в каким политическим устройством, каким типом экономики, какой структурой отношений с мировым сообществом и т. д. Другими словами, прежде чем создавать систему В, то есть тот аппарат, который станет реализовывать цели перестройки, и прежде чем давать задания этому аппарату, необходимо четко сформулировать цели системы А. Без такой определенности в системе целей нельзя преодолеть системный кризис: люди, принадлежащие системе В, будут продолжать, пусть в новых условиях, но отслеживать свои собственные интересы. Или интересы правящей элиты, что, впрочем, одно и то же.

Вторая. Ее бы я назвал конструктивной линией поведения. Нельзя ждать, пока сформируется необходимое идеологическое обоснование, есть вполне очевидные первые шаги, и их надо начинать делать, причем, немедленно. Тем более, что у нас есть опыт их реализации. И первый шаг, который абсолютно необходим, – это ликвидация отраслевых монополий и формирование государственных корпораций по типу синдикатов времен нэпа. Эти синдикаты должны работать в условиях конкуренции. Только тогда у них начнут появляться стимулы для совершенствования технологий и обеспечения необходимого качества потребительских товаров. Это был бы шаг, проверенный нашим советским опытом. Можно было предположить и еще целый ряд других