— А где ваша мать?
Лунд поставила кассету на паузу.
— Майер, вы должны помочь мне.
Он стоял к ней спиной.
— Если у вас есть хоть малейшее сомнение… — начала она.
Он помахал пакетом, в который Лунд положила конверт:
— Мне это не нравится. Кто-то подбрасывает вам пленку, и мы снова должны ворошить все это дерьмо из ратуши.
— Ну и что?
— А то, что кому-то это выгодно. Иначе бы вам ее не подбросили.
— Иногда вы бываете ужасно циничным. Вдруг нам просто хотят помочь?
Майер уныло смотрел на застывший кадр: несчастный Хольк целует радостную Нанну.
— Вот черт, — только и сказал он.
Понедельник, 17 ноября
Первым пунктом у Хартманна этим утром значилась встреча с Гертом Стокке. Чиновник сидел в его кабинете и опять вел себя уклончиво.
— Все, о чем я вас прошу, это сказать правду. Просто подтвердите, что вы сообщили Бремеру о том, что Хольк пользуется квартирой.
— Как будто этого мало.
У Стокке было длинное серое лицо английской гончей и розовые водянистые глаза.
— Я не могу вмешиваться в ваши с Бремером отношения.
— Вы уже замешаны, — заметила Риэ Скоугор. — Вас вызывают на слушания.
Атаку подхватил Мортен Вебер:
— Вы думаете, Бремер наградит вас за молчание, Герт? Вы его знаете. Он больше не может валить все на Холька, значит будет искать кого-то еще в том же департаменте. Вы станете первым, кого уволят.
Загнанный в угол, Стокке затравленно переводил взгляд с одного на другого.
— А вы, значит, на моей стороне? Теперь вы мои друзья? Нет уж, деритесь между собой, а меня не трогайте.
— Если Бремер останется у власти, вам конец, — сказал Вебер.
Стокке только затряс головой:
— Бремер никогда не признает, что мы с ним разговаривали.
— Должен был остаться протокол встречи, — возразила Скоугор.
После минутного колебания Стокке сказал:
— Он не хотел, чтобы это упоминалось в протоколе. Обещал, что переговорит с Хольком наедине, без лишних формальностей. Говорил, что так будет лучше.
Вебер в сердцах швырнул свой блокнот на стол.
— Мне очень жаль, но, если я выступлю, мне конец. Лично я всегда считал, что из вас, Хартманн, получится отличный мэр. Может быть, в следующий раз…
— Следующего раза не будет, — буркнул Хартманн. — Нам нужна ваша помощь.
— Если я выступлю, то тут же окажусь на улице… Кто возьмет меня на работу? Мне пятьдесят девять лет, я должен думать о пенсии.
Скоугор вспыхнула:
— Значит, по-вашему, за все должен расплачиваться Троэльс? Хотя он ничего дурного не сделал?
— Ну довольно, хватит, — остановил ее Хартманн. — Давайте не будем давить на Герта. Если он не хочет этого делать, значит не будет. Решать только ему.
Он протянул руку, Стокке пожал ее.
— Спасибо, что пришли, — сказал Хартманн, глядя, как чиновник застегивает пиджак и идет к выходу.
Веберу принесли копию протокола той встречи Бремера со Стокке.
— Есть что-нибудь? — спросил Хартманн.
— Ничего. Посмотри сам. — Он передал Хартманну листки.
— Надо было посильнее на него надавить, — досадовала Скоугор.
Мортен Вебер не согласился:
— Бесполезно. Он слишком боится Бремера.
Хартманн дочитал протокол до второй страницы:
— Тут написано, что должно быть приложение. Где оно?
— Возможно, какая-то техническая документация, — предположил Вебер.
Хартманн так не думал.
— Стокке — добросовестный работник. Никогда не поверю, что он не зафиксировал где-то этот разговор. Ведь речь идет о финансовом нарушении. Он бы непременно что-нибудь сделал, чтобы обезопасить себя.
— Говорю же тебе, он боится Бремера.
— Может быть, может быть. Так, а кого мы знаем в департаменте Холька? Там была такая крупная женщина…
— Ты имеешь в виду Риту? — спросила Скоугор.
— Наверное, не помню имени.
— С Ритой я знакома.
— Вот и прекрасно, — вручил он ей копию протокола. — Ты знаешь, что делать.
Потом она стала излагать какие-то свои соображения относительно новой стратегии предвыборной кампании, но Хартманн не слушал. Вебер тем временем ответил на телефонный звонок и, закончив разговор, медленно произнес:
— Троэльс, кажется, тебе придется снова связаться с твоим адвокатом.
— Господи, да неужели опять Лунд?
— Не она. Бремер подает на тебя иск за клевету.
У Вибеке был старенький зеленый «фольксваген-жук». Лунд не слишком задумывалась об аккуратном вождении.
Прачечная находилась в районе Исландс-Брюгге, и Лунд уже обращалась туда раньше, когда полиция не могла найти нужного человека. Это было благотворительное учреждение, в котором работали в основном инвалиды, в том числе несколько человек, глухонемых от рождения. Управляющий вспомнил Лунд.
— Почему все думают, будто глухие обязательно умеют читать по губам? — ворчал он, ведя Лунд через цех. — Это совсем не так. А те, кто умеет, разберут не больше половины.
Эта прачечная обстирывала многие крупные гостиницы города. Лунд шла мимо промышленных стиральных машин, мимо гор простыней и наволочек. Воздух был горячим и влажным; от запаха гладильных машин и порошка ее подташнивало.
— Я согласна на половину, — сказала она.
— Им нужно знать суть дела, понять, о чем речь.
— Нет проблем, я все расскажу.
— Ну да, ну да. Что ж, я думаю, нам стоит попросить Дитту. Она тут у нас самая толковая. И глухая, и немая. Но умная, чертовка.
На вид ей было лет двадцать, длинные светлые волосы, малоподвижное лицо. Она управляла огромной гладильной машиной легко и размеренно.
Лунд говорила, управляющий переводил на язык жестов. Дитта безотрывно смотрела на Лунд. Потом ее пальцы вспорхнули и сложились в последовательность фигур.
— Она хочет посмотреть ваше удостоверение.
Лунд стала рыться в карманах, чувствуя на себе пристальный взгляд девушки.
— Кажется, у меня с собой его нет. Сегодня, вообще-то, выходной. Должно быть, оставила дома. — Она улыбнулась, кивнула на управляющего. — Я бывала здесь раньше. Он меня знает.
Девушка не сделала ни жеста.
— Могу дать вам свою визитку.
К счастью, визитки Брикс не отобрал.
Дитта внимательно прочитала, что написано на карточке, и только после этого они все вместе устроились в кладовой.
Видео Лунд записала на свой ноутбук, а ноутбук привезла с собой. Медленно, с остановками и возвратами, где было нужно, Лунд прокручивала девушке запись. Разобрав фразу, девушка показывала что-то на пальцах, управляющий переводил.
— Она пришла, потому что он пообещал передать ей какие-то ключи.
На экране застыло два лица: Нанна смотрит на Йенса Холька, о чем-то просит.
— Она хочет забрать что-то, забытое ею.
Пальцы Дитты гнулись и сплетались.
— Она не хочет, чтобы он шел вместе с ней.
Девушка замерла, глядя на экран.
— В чем дело? — спросила Лунд.
Управляющий задал вопрос на языке жестов. Дитта отвечала ему — медленно.
— Дитта говорит: это очень грустно. Девушка сказала мужчине, что между ними все кончено.
— Она называет тот предмет, который забыла?
— Она хочет забрать свой…
Ее руки замерли.
— Свой что? Может, перемотаем назад?
Девушка издала тихий невнятный звук — не гласный и не согласный.
— Она говорит — не надо… Они уезжали куда-то на выходные.
Дитта кивнула, чем-то очень довольная. Она обернулась и посмотрела на Лунд, очень уверенно двигая пальцами.
— Она говорит, что после этого оставила свой паспорт в тумбочке в квартире.
Для Лунд это было неожиданностью.
— Паспорт? Вы уверены в этом?
Дитта уже вернулась к экрану, увлеченная диалогом.
— Ее самолет улетает вечером, — переводил управляющий.
— Самолет? Куда?
Девушка теперь озадаченно хмурилась. Лунд остановила запись, чтобы она передохнула.
— Не торопитесь, я подожду.
— Она хочет, чтобы вы включили видео.
Лунд нажала на клавишу.
— Мужчина спрашивает, куда она едет. Но она опять просит ключи. Она говорит, что встретила другого. Что она очень любит его и хочет уехать с ним.
Два человека на экране, любовь и ненависть в одном кадре. За кадром оба мертвы.
— Он опять спрашивает, куда она улетает.
Лунд закрыла глаза, слишком велико напряжение.
— Она говорит Париж. Но Париж…
Дитта перестала жестикулировать и сердито поджала губы.
— Что Париж?
— Это не Париж. Она обманывает.
— Откуда вы знаете?
Девушка показала на экран.
— Когда она говорит, то не смотрит ему в глаза.
Лунд кивнула. Руки Дитты снова взлетели.
— Так же как вы, когда сказали, что забыли удостоверение и что сегодня у вас выходной.
Девушка из прачечной сидела перед ноутбуком с гордым видом.