Ему с Ремусом это не грозит, он имел в виду детей. А вот дружба - это сколько угодно. Рем же, в сущности, добрейший и милейший вервольф, совсем ручной потому, как пьёт регулярно Аконитовое зелье…
О, боги! Как же Рем без меня! Ему ведь, наверняка, старик Гораций варит. А у него оно всегда не в меру мутное какое-то выходило, даже под моим руководством, наблюдением и подсказками…
… - Что? Все остаются?
И Дамблдор добавил обычным смешливым голосом:
- Вот же и ладушки. Вот же и молодцы, ребятки. А мистер Джордж Уизли ж соберёт нам что-нибудь похрумкать к чаю же. Ведь, правда же, соберёт? А то у всех же ж горлышки саднит.
- Не извольте сомневаться! Да мы бы и так остались, все братья. Уизли за то, чтобы шпиёну нашему бывшему профессору Снейпу жилось припеваючи. Хоть и попортил он нам кровушки на Зельеварении, но куда бы мы без него сейчас-то, с «Уморительными Ужастиками имени себя». Да и «Уйти министра» дюже нравится. Правда, Фред?. О, опять я… Всё кажется, что раз я живой, то и братишка мой близнец тоже. Уж пятый годок пошёл, а я всё никак не... могу…
при...
- Не будем больше о мёртвых сегодня. Хорошо, Джорджи? - вмешался Билл Уизли.
- Ну да, конечно, Билли. Я не буду больше... Ни за что не стану... Не дождётесь, демоны Посмер... что б я.... плакал ради ваших, таких живых мороков... Братишка, мама, отец...
Взгляд Джорджа растерянно блуждал по пустым ещё чайным чашкам, как вдруг он опрометью бросился вон - рыдать, вспоминая любовь свою запретную. Он привык делать так, не сдерживая слёз, за время, прошедшее с ухода из жизни Фреда. Всё равно, слёз было не избежать, так зачем сдерживать их лавину? После них ведь, хоть ненамного, но легче становится.
-Зачем, зачем ты отправился за этой сумасбродной Вирджинией?! Братишка мой любимый… Будь ты проклята и в Посмертии, Вирджиния, за то, что родного своего брата Фредерика увела с собой!.. Неразумной ты, как была, так и осталась до конца! И правильно, что Гарри Поттер не связался с тобой, такой взбалмошной! Брата в ледове пекло увести, на муки страшные обречь... родного...
Впрочем, да будет мир с тобой, Вирджиния! Прости меня, сестрёнка! Молю тебя, прости меня, неразумного! Если бы Фред не любил тебя... так, то он бы и сам не пошёл, и тебя бы отговорил! Он же такой... умеющий с девицами правильно разговаривать был!
Эх, ведь знал ты о привязанности моей, братишка, знал, но любил, Мерлин упаси, собственную сестру. А-а, меня-то Мерлин не упас, когда однажды вечером, увидев тебя в нашей комнате в Норе, когда ты переодевался в пижамные штаны… А ведь было мне всего тринадцать! И тебя отпустить не могу, и себя только мучаю, вот, видишь, как маюсь? И ни конца, ни края этому мучению нет и не предвидится.
… Альбус продолжал, как ни в чём не бывало…
________________________________________
* Во имя Пророка Милостивого и Милосердного. Так начинались все рукописи средневековых и более поздних хронописцев в арабском мире, в той части мира, что была подчинена этому языку. Имелся в виду пророк Мохаммед.
Глава 36.
- … А я теперь себя боюсь - может, я помер? Ничтожному Гарри только этого несчастья не хватало. Да нет, вроде живой, раз ссать охота была утром на рассвете.
Я уже не надеюсь, что Сх`э-вэ-ру-у-с-с подарит мне баранью лопатку, ну, так быстро, как я хочу. А я ведь готов ждать много-много пальцев раз вре-мя! И я обязательно дожидаюсь! Нет, как-то не так говорить нужно на языке этих... бывших Истинных Людей, в общем. А как, я не помню, вот, хоть убей, хошь пытай. Нет, лучше сразу подохнуть, напоровшись или на длиннющий, даже на вид тяжёлый меч рим-ла-нх`ын-ин-нов или попасть под Убийственное заклинание второго-который-я, чем долго мучаться, как Рх`он или Гх`э-р-ми-о-нэ, правда, та-то не до смерти, но до чего-то очень нехорошего. Кажется, она стала дурочкой, одержимой демонами, и те не дают ей спокойно жить. Она бешеная, вот что. У Истинных Людей были свои бешеные, так их обливали водой, что б не буйствовали, а не то кидались на каждого проходящего мимо, будь то воин Истинных Людей, или женщина, или даже ребёнок. Мог и на раба накинуться. А ему - бешеному - без разницы, на кого - на Истинного Человека или же его раба.
Но это всё там, за поворотом, как говаривал мудрый Вырх`у.
У меня появился второй-который-я, и он живёт сам по себе, без меня, отздельно, жрёт от пуза вместе с остальными рим-ла-нх`ын-ин-а-ми вкусное мясо. Наверняка, такое же, каким кормил меня на земле Истинных Людей Сх`э-вэ-ру-у-с-с. Я уж подсмотрел втихаря за ихними жрачками. Два али три пальца раз подглядывал.
Оно такое жирное, аж рот обмазывает изнутри, и язык жиром покрывается, когда оно самое вкусное - холодное. Но и горячую жратву я тоже очень люблю - кашу из ячменя с бараньим жиром, к примеру. Ею меня кормили в другом х`нарых`, а не в этом очень большом х`нарых`, с двумя землями и двумя крышами. А там были одни только мужчины - рабы. А ведь ячмень - это ж еда Истинных Людей!
Не-э, я точно живой, мне же жрать щас охота, аж жуть, как много пальцев раз, даже рук раз!
А в этом очень большом х`нарых`, вот странное дело, внизу рим-ла-нх`ын-ин-ы ходят по утоптанной, как на стоянке Истинных Людей, земле, а где живу я - один в большом месте для одежд и спанья, земли под ногами нет, а есть камень. И стены, и крыша - всё из камня! Ни одной шкуры нет, земли под ногами нет!
Значит, всё-таки, из камня можно строить х`нарых` и даже очень большой, как мне приснилось или привиделось наяву с открытыми глазами. Со мной бывало, что и привидевылось. Нет, как-то не так, но не знаю, как правильно сказать. И это был волшебный, как говорил Тох`ым, «за-мо-кх`", Х`о-гх`ва-р-т-с. Фуф, ну и мудрёное название - язык сломаешь, пока выговоришь. Да даже подумать такое слово трудно! А я вот подумал. Ну, не молодец ли я?
А теперь вот я сижу вторые ночь-день без жрачки вообще. Мне ж не привыкать, только вот обидно, что второй-который-я за меня живёт, нет, даже вместо меня и у Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ в ногах спит. Вот что погано! Эх, и зачем мой Тох`ым - Тх`ом превратился в этого Вол-де-мор-тх`э, а я не подождал Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ на выручку! Он ведь появился, сказал что-то по-неродному, и Тх`ом распался в прах, а тот исчез, словно ветром сдули. Да и ветер, вроде, был. Не помню ничего, всё в глазах почернявело, нет, не так, но я, твою мать, опять не знаю, как правильно! Да ничего я не знаю, как будет правильно и Сх`э-вэ-ру-у-с-с ни за какую кашу из овса не даст мне баранью лопатку! Здесь все говорят на этом жёском, как моя высокая лёжка, языке, которого я ни слова не знаю. Даже с рабами говорят, и те - вот умники нашлись на мою жопу - все, как один, разумеют эту колючую речь. А как рабы много-цветов, красиво одеты в рубашки, а женщины - так на тех, вообще, ткани не пожалели.