Сержант Филлипс осторожно обмакнул в него палец и поднес его к языку.
У него изменилось лицо.
– Это не соль, сэр, – сказал он, и в голосе его прозвучало возбуждение. – Совсем не соль. Вкус горький… По-моему, это какой-то наркотик!
II
– Вот вам и третий ракурс, – простонал полковник Уэстон.
Они снова вернулись в пансионат.
– Если в этом деле каким-то боком замешана шайка торговцев наркотиками, это открывает сразу несколько новых возможностей, – продолжал главный констебль. – Во-первых, убитая сама могла быть членом шайки. Как вы на это смотрите?
– Такое возможно, – осторожно произнес Пуаро.
– А что, если она была наркоманкой?
– Сомневаюсь, – покачал головой детектив. – У миссис Маршалл была отличная нервная система, великолепное здоровье, никаких следов инъекций… хотя последнее ничего не доказывает, некоторые эту гадость нюхают… Нет, я не думаю, что она принимала наркотики.
– В таком случае, – сказал Уэстон, – она могла наткнуться на тайник случайно, и те, кто всем заправляет, заставили ее замолчать… Вскоре мы узнаем, что это за вещество. Я отправил его Нисдену. Если мы действительно имеем дело с торговцами наркотиками, эти люди шутить не любят…
Он умолк, поскольку дверь распахнулась и в комнату бодро вошел мистер Хорас Блатт.
Судя по виду, ему было очень жарко. Он отирал вспотевший лоб. Его громкий раскатистый голос заполнил все небольшое помещение.
– Только что вернулся и услышал эту новость! Вы главный констебль? Мне сказали, что вы здесь. Моя фамилия Блатт – Хорас Блатт. Я могу вам чем-нибудь помочь? Хотя вряд ли. Сегодня с раннего утра я ходил под парусом. Пропустил весь спектакль, черт возьми… Единственный день, когда в этом забытом богом уголке что-то произошло, – и меня здесь нет! Такова жизнь, правда? Привет, Пуаро, я вас сразу не заметил. Значит, вы занимаетесь этим делом? Ну да, конечно, а как же иначе? Шерлок Холмс против местной полиции, так? Ха-ха! Лестрейд и его команда… С радостью понаблюдаю за тем, как вы ведете сыск.
Бросив якорь на стуле, мистер Блатт достал портсигар и предложил полковнику Уэстону, но тот покачал головой.
– Я закоренелый курильщик трубки, – улыбнулся главный констебль.
– То же самое. Сигареты я тоже курю – но с трубкой ничто не сравнится.
– Так доставайте же свою трубку! – с неожиданной сердечностью предложил полковник Уэстон.
Блатт покачал головой.
– Сейчас трубки при себе нет. Но просветите меня обо всем случившемся. Пока что я слышал только то, что миссис Маршалл была найдена убитой в одной из бухт.
– В бухте Эльфов, – уточнил полковник Уэстон, пристально наблюдая за ним.
Однако мистер Блатт лишь возбужденно спросил:
– И она была задушена?
– Да, мистер Блатт.
– Отвратительно – просто отвратительно. Впрочем, она сама на это напросилась! Горячая штучка – très moustard[190], а, месье Пуаро? Какие мысли по поводу того, кто это сделал, или я не должен спрашивать?
– Ну, знаете, – с легкой усмешкой сказал полковник Уэстон, – вообще-то задавать вопросы полагается нам.
Мистер Блатт махнул сигаретой.
– Виноват, виноват, ошибочка вышла! Спрашивайте!
– Сегодня утром вы отправились в море на яхте. В котором часу?
– Отчалил без четверти десять.
– С вами был кто-нибудь еще?
– Ни души. Только я, один-одинешенек.
– И куда вы направились?
– Вдоль побережья в сторону Плимута. Захватил с собой обед. Ветер был не ахти, поэтому особенно далеко я не уплыл.
Задав еще два-три вопроса, Уэстон спросил:
– А теперь перейдем к Маршаллам. Вам известно что-либо такое, что может оказаться полезным?
– Ну, я свое мнение высказал. Crime passionel! Могу сказать вам только то, что это был не я! Прекрасная Арлена на меня даже не смотрела. Мне тут ловить было нечего. У нее был свой голубоглазый мальчик… И если хотите знать мое мнение, Маршалл начинал открывать глаза!
– У вас есть какие-либо свидетельства этого?
– Видел, как он пару раз бросил на молодого Редферна угрюмый взгляд. Темная лошадка, этот Маршалл. Вроде бы такой кроткий и тихий, словно полусонный, – но в Сити у него совершенно другая репутация. Я кое-что о нем слышал. Его чуть не привлекли к суду за оскорбление. Причем тот тип провернул весьма грязное дельце. Маршалл ему доверял, а тот надул его по полной. Насколько я знаю, очень грязное дело. Маршалл отправился разбираться с этим типом и чуть его не убил. Тот не стал подавать иск – испугался того, что может всплыть. Я выложил вам все как есть.
– Значит, вы не исключаете, – сказал Пуаро, – что капитан Маршалл мог задушить свою жену?
– Вовсе нет. Никогда не говорил ничего подобного. Просто дал вам понять, что с ним порой случаются вспышки ярости.
– Мистер Блатт, – сказал Пуаро, – есть основание считать, что миссис Маршалл сегодня утром отправилась в бухту Эльфов, чтобы встретиться там с кем-то. У вас есть какие-нибудь мысли относительно того, кто это мог быть?
– Это не догадка. – Мистер Блатт подмигнул. – Это твердая уверенность. Редферн!
– Это был не мистер Редферн.
Мистер Блатт слегка опешил.
– Тогда не знаю… – растерянно произнес он. – Нет, даже никаких мыслей нет…
Частично придя в себя, он продолжал:
– Как я уже говорил, это был не я! Даже не надейтесь… Так, дайте-ка сообразить… это был не Гарднер – жена не спускает с него глаз. Старый козел Барри? Ерунда! И вряд ли это был священник. Хотя, скажу вам, я видел, как этот преподобный пялится на миссис Маршалл. Сплошное святое негодование, но в то же время взгляд замечает все изгибы фигуры! Как вам это нравится? Эти священники по большей части лицемеры. Вы читали о случае, который произошел в прошлом месяце? Священник и дочь церковного старосты! Это многим открыло глаза. – Мистер Блатт фыркнул.
– У вас нет ничего интересного, что вы могли бы сообщить нам? – холодно спросил полковник Уэстон.
Мистер Блатт покачал головой:
– Нет. Ничего стоящего. – Помолчав, он добавил: – Полагаю, это вызовет большой шум. Пресса набросится на дело, как на горячие пирожки. И в будущем у «Веселого Роджера» уже не будет той высокомерной избранности. Вот уж воистину, «Веселый Роджер»!.. Только веселья тут кот наплакал.
– Разве вам не понравилось отдыхать здесь? – негромко спросил Пуаро.
Красное лицо мистера Блатта покраснело еще больше.
– Скажу вам прямо: нет, не понравилось. Ходить под парусом здесь хорошо, места живописные, обслуживание и кухня приличные. Но здесь совсем нет matiness[191], если вы понимаете, что я имею в виду! Я хочу сказать, мои деньги ничуть не хуже, чем деньги других людей. Мы здесь, чтобы получать удовольствие. Так почему бы не собраться всем вместе и не получать удовольствие? Какие-то обособленные кружки, все сидят каждый сам по себе – и только ледяным тоном: «Доброе утро!», «Добрый вечер!», да еще «Какая сегодня чудесная погода!». Никакого joy de viver![192] Одни самодовольные куклы!
Мистер Блатт остановился – теперь он был уже багровым – и, снова отерев пот со лба, виновато произнес:
– Не обращайте на меня внимания. Я сам не свой.
III
– И что мы думаем о мистере Блатте? – спросил Эркюль Пуаро.
– Что вы о нем думаете? – усмехнулся полковник Уэстон. – Вы знаете его лучше, чем я.
– У вас в английском языке есть много выражений, как нельзя лучше описывающих его, – тихо произнес Пуаро. – Неотесанный чурбан… Выскочка… Человек, сделавший себя сам… Мистер Блатт, как вам больше нравится, – трогательный, нелепый, вульгарный; все определяется точкой зрения. Но мне кажется, что тут есть кое-что еще.
– И что же?
Подняв взгляд к потолку, детектив пробормотал:
– Мне показалось, что он… нервничает!
IV
– Я засек время, – доложил инспектор Колгейт. – От пансионата до лестницы, спускающейся в бухту Эльфов, три минуты. Это если идти спокойным шагом до тех пор, пока виден пансионат, после чего нестись со всех ног.
Уэстон удивленно поднял брови.
– Это быстрее, чем я полагал.
– Спуск по лестнице на берег занимает минуту и три четверти. Подъем – те же самые две минуты. Проверял констебль Флинт. Он спортивный парень. Если же идти обычным шагом и спускаться не спеша, на все потребуется около четверти часа.
Полковник кивнул.
– Мы должны разобраться еще кое с чем, – сказал он. – Речь идет о трубке.
– Блатт курит трубку, как и Маршалл, как и священник. Редферн курит сигареты, американец предпочитает сигары. Майор Барри вообще не курит. У Маршалла в номере одна трубка, у Блатта две, у священника одна. По словам горничной, у Маршалла две трубки. Другая горничная не слишком толковая и не знает, сколько трубок у других. Неопределенно говорит, что видела у них в номерах две, а может быть, три.
Уэстон снова кивнул.