нет существующую проблему. Эти две женщины-миссионерки были посланы сюда самим небом – во-первых, нечего было рассчитывать на покровительство всемогущей пресвитерианской церкви. Во-вторых же, стоит отметить, что у них у самих были некоторые полномочия; так, женщины могли бы расшевелить прессу, общественное мнение и даже американские власти, чтобы покончить с этой бесчеловечной торговлей. Таким образом, он рассказал им во всех подробностях, как покупали или похищали бедных созданий в Китае, у него на родине, и как в китайской культуре недооценивались девушки вообще. И, более того, часто в этой стране можно было наткнуться на задушенных в колодцах новорождённых либо же задавленных прямо посреди улиц, будучи искусанными крысами или собаками. Таковых не любили даже в семьях, вот отчего не составляло труда забирать бедняжек себе буквально за гроши и перевозить в Америку, где успешно на них же и разживаться, получая за это чуть ли не тысячи долларов.
Девчонок переправляли, точно животных, в ящиках, кое-как погруженных в трюма судов, и лишь пережившие в пути обезвоживание и холеру прибывали в Соединённые Штаты с ложными брачными договорами. В глазах чиновников, занимающихся мигрантами, все они были либо невестами, либо малолетними; их жалкое состояние физического здоровья и непреходящее выражение ужаса на лице, по-видимому, ни у кого не вызывали подозрений. Сами девчушки никому не были особо важны. Всё, произошедшее с ними, «лежало на совести небожителей», а, значит, не входило в обязанности белых людей. Тао Чьен объяснил Дональдине и Марте, что продолжительность жизни китайских куртизанок, раз окунувшихся в это ремесло, составляла три или четыре года. Они обслуживали до тридцати мужчин в день, очень и очень многие умирали от венерических заболеваний, абортов, пневмонии, голода да и просто дурного людского обращения. Так, китайская проститутка двадцати лет считалась здесь редкостью. Их жизни никто и никогда себе не отмечал, но поскольку девушки въезжали в страну по законным документам, должен был вестись учёт хотя бы их смертям на тот маловероятный случай, что кто-либо когда-нибудь станет о них спрашивать. Многие девушки попросту сходили с ума. Они считались легкодоступными и дёшево стоили, отчего бедняжек могли заменять одну на другую буквально в мгновение ока. До их здоровья, не говоря уж и о попытках продлить девушкам жизнь, никому не было дела.
Тао Чьен сообщил миссионеркам приблизительное количество находящихся в Чайна-тауне девочек-рабынь, когда всё более-менее улеглось, начиная с самых отдалённых мест, где располагались бордели, в наибеднейших из которых с девчушками обращались, как с животными в клетках, и заканчивая наиболее роскошными под начальством знаменитой А-Той, с недавних пор ставшей в стране главной поставщицей свежей молодой плоти. Она покупала одиннадцатилетних созданий в Китае и, путешествуя оттуда до Америки, передавала их морякам, поэтому по прибытии те уже умели говорить «платите вперёд», а также отличать настоящее золото от простой бронзы, и таким способом практически никогда сами не оставались ни в дураках, ни в убытке. Попавшие к А-Той девочки выбирались среди самых красивых и, соответственно, занимали лучшее положение, нежели многие другие. А вот их добивали, точно скот, а потом заставляли обслуживать самых несчастных мужчин, да ещё выполняя все требования последних, включая наиболее жестокие и унижающие человеческое достоинство. Вот отчего многие становились совершенно дикими существами и начинали вести себя, точно кровожадные животные, кого приходилось привязывать цепью к кровати и постоянно затуманивать голову различными наркотическими веществами. Тао Чьен дал женщинам-миссионеркам имена трёх-четырёх китайских торговцев, людей состоятельных и престижных, среди которых находился и его собственный сын Лаки. Вот кто оказались способными помочь женщинам в их задаче, вот кто были единственными, полностью согласными с тем, что нужно в корне уничтожить подобный вид торговли.
Дональдина и Марта дрожащими руками и с глазами на мокром месте записывали всё, что говорил Тао Чьен, после чего поблагодарили человека и, уже прощаясь, спросили, можно ли на него рассчитывать, когда настанет момент действовать.
- Я сделаю лишь то, что смогу, - ответил чжун и.
- Мы тоже, сеньор Чьен. Цель пресвитерианок не отдыхать ни минуты вплоть до полного завершения подобного растления и спасения этих бедных девочек, пусть бы нам и пришлось открывать, прибегнув к топору, двери растлевающих несчастные души притонов, - уверили они его.
Узнав о том, что сделал его отец, Лаки Чьен так и застыл на месте, удручённый дурными предчувствиями. Молодой человек был знаком с окружающей обстановкой Чайна-тауна гораздо лучше самого Тао и понял, что вот уже и свершилась непоправимая неосторожность. Благодаря собственным проворству и умению расположить к себе, Лаки рассчитывал на друзей, охватывающих собою все уровни китайского общества. Он сам годами занимался прибыльными делами и вдобавок имел скромный, хотя и постоянный, заработок, проводя время за столами и играя в фан-тан. Несмотря на свою молодость, этот человек стал любимой и всеми уважаемой личностью, к нему изменили отношение даже однорукие, которые впредь не причиняли Лаки никакого беспокойства. Годами он помогал родному отцу вызволять китайских куртизанок, стараясь не впутываться в крупные неразберихи, тем самым соблюдая свой с отцом негласный уговор. Молодой человек чётко понимал, что нужно быть предельно осмотрительным, чтобы выжить в Чайна-тауне. В этом городе ключевое правило заключалось в следующем, а именно: никоим образом не соединяться с белыми – этими боязливыми и ненавистными ничтожествами – и разрешать все вопросы, в особенности же затрагивающие различные преступления, исключительно со своими соотечественниками. Рано или поздно он бы всё равно узнал, что отец о многом информировал женщин-миссионерок, а те, в свою очередь, полученные сведения докладывали американским властям. Уж более проверенного средства навлечь беду нельзя было и придумать, и не хватило бы даже всей его удачи, чтобы хоть как-то защититься. Так он и сказал об этом Тао Чьену, и так оно и случилось в октябре месяце 1885 года, когда мне исполнилось пять лет.
Судьба моего деда решилась в памятный вторник, в который сопровождаемые тремя богатырского телосложения ирландскими полицейскими и старым журналистом Джекобом Фримонтом, до сих пор работающим в сфере преступлений, две молодые женщины-миссионерки средь бела дня прибыли в Чайна-таун. Вся уличная деятельность вмиг замерла, и толпа отправилась вслед за шествием столь презираемых ими ничтожеств, надо сказать, редким явлением для всего квартала. Те, в свою очередь, двигались решительным шагом в некий жалкий дом, из узкой, закрытой решёткой, двери которого высовывались разрисованные рисовой пудрой и кармином лица двух китайских куртизанок, предлагающих себя клиентам нежным мяуканьем и выставленными напоказ грудями маленьких сучек. Увидев приближающихся к ним белых людей, девчушки сразу же исчезли внутри, испуганно и бешено