знакома, сделала мне подарок, предоставив, пусть и через свои книги, эту шаловливую свободу, которая, как показала практика, столь нужна для занятий любовью. Иван, как правило, всё воспринимал слишком серьёзно; наделённый славянским темпераментом, он делал трагедию практически из всего. Порой, молодой человек уходил с головой в отчаяние от того, что мы не сможем жить вместе вплоть до смерти моего мужа, после которой, разумеется, и сами будем уже очень старыми. Вот когда подобные большие чёрные тучи омрачали мою душу, я немедля прибегала к рукописям некой Анонимной Дамы, где всегда находила для себя необычные средства, какими можно доставить удовольствие мужчине или, по крайней мере, заставить того рассмеяться. Задавшись целью раскрепостить человека и тем самым подготовить к последующей близости нас обоих, я постепенно теряла стыдливость, одновременно приобретая до сих пор мне не знакомую уверенность в себе. Я вовсе не чувствовала себя какой-то там соблазнительницей; не таким уж и сильным, надо сказать, был эффект от всех этих рукописей. Хотя, по крайней мере, я уже не боялась брать инициативу в свои руки, чтобы суметь пробудить в Иване нужный пыл, кто иначе мог бы навсегда привыкнуть к раз заведённому порядку. Это было бы расточительностью, если бы мы занялись любовью, точно опытные супруги, не будучи даже женатыми. Преимущество оставаться любовниками состоит в том, что нам обоим приходится крайне бережно хранить наши же отношения, потому что окружающие будто бы только и сговариваются о том, как бы нас разлучить. Решение не расставаться ни на миг всегда должно быть словно только что принятым обоими - лично нас именно это и поддерживает в тонусе, не лишая определённой быстроты и подвижности.
Вот такую историю мне и рассказала бабушка Элиза Соммерс.
Тао Чьен так себе и не простил смерть родной дочери Линн. И совершенно напрасно и его жена, и сын Лаки постоянно твердили, что до сих пор нет такой человеческой силы, способной помешать свершению самой судьбы. Чжун и и так сделал в данной ситуации всё возможное, и даже известной на сегодняшний день медицине не под силу предостеречь либо же задержать одно из многих и столь роковых кровотечений, во время родов отправивших на тот свет далеко не одну женщину. Тао Чьену подобное напоминало хождение по кругу, одновременно представляя собой возможность очутиться вновь там, где не был вот уже более тридцати лет, а именно в Гонконге как раз в то время, когда его первая супруга Лин родила девочку. Бедная женщина, как и многие другие, начала истекать кровью и, отчаявшись спасти любимую, он предложил небесам всё что угодно в обмен на жизнь его дорогой Лин. Ребёнок тогда умер в первые же несколько минут, отчего молодой человек сразу же подумал, мол, вот какова цена за спасение жены. На тот момент он никогда себе даже не мог и представить, что много лет спустя, уже на другом краю света, ему придётся заплатить ещё и потерей собственной дочери Линн.
- Не говорите так, отец, пожалуйста, - противостоял ему Лаки. – Ведь здесь речь идёт не о смене одной жизни другою; это всего лишь туземные суеверия людей определённого склада ума и культуры. Смерть моей сестры никак не увязывается с кончиной вашей первой супруги и, менее того, с вами. Подобные несчастья случаются в нашей жизни сплошь и рядом.
- И чему же тогда послужили годы обучения и всей моей прожитой на данной момент жизни, если я не смог-таки её спасти? – сетовал Тао Чьен.
- Но ведь в родах умирает множество женщин; вы же для Линн сделали всё, что смогли…
Элиза Соммерс не меньше своего супруга была подавлена болью от предначертанной судьбой потери их единственной дочери. Правда, помимо этого на женщину ещё давила немалым грузом ответственность за оставшуюся теперь сиротой маленькую девочку и, естественно, забота о ней. Пока Элиза, борясь с утомлением, чуть ли не засыпала стоя, Тао Чьен, не смыкая глаз, провёл ночь, занимаясь медитацией. Он бродил кругом по дому, точно сомнамбула, тайком плача и всхлипывая. Оба уже и не помнили, когда занимались любовью последний раз, а являясь теперь дýхами этой семьи, навряд ли смогли бы спать вместе и в ближайшем будущем. Раздумывая неделю, Элиза, наконец-то, остановилась на единственном решении, что пришло ей в голову: она сочла нужным и правильным передать внучку на попечение Тао Чьена. И заявила тому, что, мол, сама уже не способна вырастить малышку, что она и так потратила двадцать с лишком лет своей жизни, заботясь о Лаки и Линн, их собственных детях, точно рабыня. Теперь же у неё просто не нашлось бы сил, чтобы заново пережить все эти этапы с маленькой Лай-Минг. Тао Чьен почувствовал свою ответственность за оставшуюся без матери новорождённую, кого должен был кормить каждые полчаса разбавленным водой молоком через пипетку, потому что малышке едва удавалось глотать, и кого приходилось качать на руках буквально без передышки, потому что девочка, мучимая коликами, плакала днём и ночью. Судя по внешнему виду, симпатичной новорождённая отнюдь не была, скорее, та представляла собой морщинистое мельчайшее создание с желтушного цвета кожей. Черты лица ребёнка оказались несколько приплюснутыми ввиду сложных родов, к тому же малышка появилась на свет без единого волоса на голове. Но как только прошли сутки, в которые Тао Чьен заботился о ней беспрерывно, тот смог смотреть на дитя без всякого испуга. Спустя двадцать четыре дня, что пришлось носить её в висящей на плече сумке, кормить с помощью пипетки и спать вместе с девочкой, та стала казаться ему даже несколько миловидной. И, точно мать, растя её первые два года, он сам влюбился в собственную внучку, всё больше убеждаясь, что со временем она станет даже красивее Линн, хотя предполагать такое не было ни малейшего основания. К этому времени малышка уже не походила на моллюска, кем была, только-только родившись, но и по внешнему виду совсем не напоминала свою мать. Повседневная жизнь Тао Чьена, ранее ограничившаяся лишь медицинскими консультациями да считанными часами близких отношений с женой, изменилась целиком и полностью. Всё его время вертелось теперь вокруг Лай-Минг, этой требовательной девочки, которая жила не иначе как прилипнув исключительно к нему. Ей нужно было рассказывать сказки, а также укладывать спать песнями, заставлять кушать, водить на прогулки, покупать самую красивую одежду в американских магазинах и расположенных на территории Чайна-тауна. Со временем пришла пора представить девочку и людям на улице. На деле же оказалось так, что прежде общество