руки.
– А тяжелый, однако, – сказал один из толкающих наместника к ограде. – Центнер выйдет, да еще с гаком.
– И то, – говорил второй, тоже толкая наместника, но при этом еще слегка шелестя над головой Нектария невидимыми крыльями.
– Не меня, не меня, – молил наместник, не зная, как откупиться от незваных гостей. – Отца Иова возьмите, он духовник, да к тому же нерадивый, с женским полом любит общаться!
– Будет тебе женский пол. Погодь еще, – отозвался один из ангелов и совершенно не ангельским образом стукнул отца наместника по шее.
– Нет, нет! – кричал наместник, борясь с подступавшей к нему тьмой. – Оставьте, оставьте!.. Иова возьмите. Он в прошлую пятницу скоромное ел!.. Тюхли!.. Тюхли!.. Тюхли православные!
Возможно, он бы и хотел сказать что-нибудь вразумительное, понятное, утешительное, но вместо этого из груди его рвалось что-то непонятное, страшное, зловещее, – то, о чем не принято было не только говорить, но даже думать.
– Тюхли! Тюхли! Тюхли православные! – мычал и бился игумен, чувствуя, как ангелы Господни запихивают его в загон, из которого уже не было и не могло быть выхода. И тогда он закричал, и одинокий крик этот был слышен и в монастырском дворе, и в спящем Столбушино, и в далеком Пскове, до которого езды было не меньше часа… Он кричал и кричал, пока его сон, наконец, ни разлетелся на куски и не перешел в разряд воспоминаний.
Но, и уйдя, он по-прежнему пугал и страшил, этот нелепый сон, так что, очнувшись, наместник поначалу боялся даже пошевелиться и открыть глаза, и это длилось до тех пор, пока собравшись с силами, он не позвал, наконец, Маркелла, и, когда тот появился, велел ему немедленно налить грамм двести из стоящего в холодильнике прозрачного бутылька, а к нему – маринованного огурчика собственного изготовления, которые все называли не иначе, как «божественные
– Опять? – с сочувствием спросил Маркелл, подходя к ложу наместника с небольшим подносиком в руках.
– Сам видишь, – ответил хрипло отец наместник, садясь в кровати и принимая из рук Маркелла хрустальный стаканчик.
– Тюхли? – спросил Маркелл.
– Тихо, тихо, – сказал отец наместник, озираясь вокруг, словно опасаясь, что кто-то услышит то, что не следовало бы слышать простым смертным.
Потом он опрокинул хрустальный стаканчик и сразу повеселел.
– Свет не выключай, – сказал он, глядя за черный провал окна. – Пускай горит.
Потом закусил огурчиком, допил то, что оставалось в хрустальном стаканчике и, легонько простонав, рухнул на подушку и уснул. Но на этот раз без сновидений.
104. В воспитательных целях
Были у отца Нектария, впрочем, и явные недоброжелатели. Собирались после службы группками, что-то обсуждали, провожали отца Нектария косыми взглядами, не подходили к помазанию, если помазывал наместник, – одним словом, вели себя глупо, дерзко и вызывающе, на что отец Нектарий только смиренно вздыхал и говорил что-нибудь подобающее случаю, например, что тот, кто не уважает наместника, тот не уважает владыку, а кто не уважает владыку, тот не уважает самого Господа Бога нашего и потому будет гореть в геенне огненной вечно.
В ответ на эти смиренные речи недоброжелатели распускали об отце Нектарии всевозможные слухи и даже пожаловались на него преосвященному Владыке Евсевию, который – как и во всех подобных случаях – повел себя крайне мудро, то есть никакого ходу этому делу не дал, зато в воспитательных целях заставил отца наместника прочесть вслух одно из подметных писем, и не только прочесть, но и – как утверждали некоторые невоздержанные языки – заставил его это письмо съесть, отчего отец Нектарий был сильно некоторое время на владыку обижен да к тому же маялся потом животом несколько дней, давая своим недоброжелателям лишний повод позлословить.
105. Из подметных писем
«Видение отроковицы Елизаветы, бывшее в день Пресвятой Пасхи, сиречь первого мая две тысячи какого-то года, в Успенском Святогорском мужском монастыре, во время пасхального крестного хода»
Отроковица Елизавета, которую знают многие, стояла вместе со другими молящимися в ожидании крестного хода перед царскими вратами, когда вдруг услышала голос, сказавший: «Изберите из среды народа сего невинную отроковицу, для того чтобы она засвидетельствовала об увиденном перед лицом неверующих, слепых и растленных сердцем». И в тот же час после этого увидела Елизавета Ангела Господня, который показал на нее рукой и сказал: «Это она». Страх охватил непорочную девицу, в особенности тогда, когда она увидела, как два Ангела Господних вынули из тела наместника, отца Нектария, душу и, подняв ее в небеса, поставили перед Божьим Престолом. Тело же отца Нектария продолжало Божьей волей идти во главе крестного хода, так что никто из присутствующих не заметил этого великого чуда. Сама же Елизавета тоже была воздвигнута в небесную высь и остановилась возле самого Божьего Престола, где была напутствована одним из светозарных Ангелов, сказавшим ей: «Не бойся, чадо, но смотри и запоминай все, что увидишь». Сразу же после этого раздался страшный голос с Божьего Престола, от которого задрожали основания мира и замигали звезды небесные. И этот голос сказал, обращаясь к отцу Нектарию: «Скажи мне, наместник, какую пользу принес ты за время твоего наместничества в сей святой обители, какую пользу ты принес ее насельникам, инокам, монахам, трудникам и прихожанам? Какую пользу принес ты их душам, и какую пользу принес ты своей душе, которую я вложил в тебя?» Тут узрела отроковица Елизавета, что отец Нектарий побелел как полотно, задрожал и не смог открыть рот, убоявшись меры грехов и злодеяний своих. «Как! – вскричал гневно Господь, не дождавшись ответа. – Ты молчишь и не знаешь, что сказать? Как же ты осмеливаешься наставлять братьев и учить прихожан, а Господу твоему, Который призвал тебя и Которому ты поклялся служить верой и правдой, не можешь сказать и двух слов? Вспомни, – продолжал Господь, – разве, когда я вверял тебе эту святую обитель, не было ли в ней заведено помогать нищим, обогревать замерзших, утешать отчаявшихся, кормить голодных, ютить странников, не делая различия между богатым и бедным? Не было ли в ней заведено больше думать о ранах Христовых, нежели о мирском благополучии? Не царили ли в ней истинное братство и Христова любовь между насельниками и прихожанами? Во что же ты превратил это святое место, извратив его по своему образу и подобию!» – Услышав сие, душа отца Нектария не нашла ничего сказать, но задрожала и стала серой, словно пепел. Господь же продолжал: «Сколько раз, желая спасения тебе, Я посылал тебе то странника, то нищего, то калеку, чтобы ты отогрел, накормил и приютил их, помня, что сделанное для одного из малых сих сделано для Меня. Но с упорством, достойным лучшего применения, ты гнал их прочь. О, далекий от истины человек! Разве не пригибал Я тебя болезнями, не томил