но передумал, стоило его взгляду упасть на серебристо-синий меч Гоучэнь Шангуна, торчащий из груди Мо Жаня. Скорее всего, этот артефакт и был источником духовной энергии для виноградных лоз. Чу Ваньнин испугался, что если он сейчас признается, Мо Жань от шока поранит себя еще сильнее. Поэтому он продолжил притворяться Ши Мэем, участливо спросив:
— Мо Жань, ты мне доверяешь?
— Я доверяю тебе, — ответил тот уверенно и не колеблясь.
Чу Ваньнин бросил на него еще один взгляд из-под ресниц и сжал рукоять меча, которая была слишком близко к аорте. Любое его неверное движение могло стоить Мо Жаню жизни.
Рука Чу Ваньнина, сжимающая меч, слегка дрожала. Он не мог заставить себя двигаться дальше.
Глаза Мо Жаня были красными от слез, но он вдруг рассмеялся:
— Ши Мэй…
— Ум…
— Неужели я умру?
— Нет…
— Если я вот-вот умру, могу ли я… можешь ли ты… обнять меня?
Мо Жань произнес это очень мягко и осторожно. Его глаза блестели от непролитых слез… и сердце Чу Ваньнина невольно смягчилось.
Но стоило ему вспомнить, что человеком, которого видел Мо Жань, на самом деле был вовсе не он, как вся мягкость превратилась в хрустящий лед.
Он вдруг почувствовал себя ничтожным статистом на сцене во время спектакля. Скрытый за красивыми одеждами главной героини, он был обречен всегда оставаться незамеченным. В этом трогательном повествовании Чу Ваньнин определенно был лишним.
Хотя, может быть, единственный смысл его участия во всем этом был в том, чтобы носить уродливую маску злодея с нарисованной на ней гротескной улыбкой и создавать фон для радостей и печалей, любви и ненависти других людей.
Как нелепо.
Но Мо Жань ничего не знал о его мыслях. Он только увидел вспышку неприятия в глазах человека, что был рядом с ним, и подумал, что Ши Мэй просто не хочет обнимать его:
— Просто… немного. Всего на минуту...
Тихий, едва слышный вздох.
— На самом деле я…
— Что?
— Забудь… ничего... — сказал Чу Ваньнин.
Он наклонился ближе, но не слишком, чтобы случайно не задеть меч, затем протянул руку и нежно приобнял Мо Жаня за плечи.
Он услышал, как Мо Жань прошептал ему на ухо:
— Ши Мэй, спасибо, что проснулся. Спасибо, что вспомнил меня даже в том сне.
Чу Ваньнин посмотрел вниз, его ресницы затрепетали, как крылья бабочки. Наконец он слабо улыбнулся:
— Не нужно благодарить…
И после некоторой паузы:
— Мо Жань…
— Что?..
Чу Ваньнин обнял его, как будто все еще находясь в своем сне, погладил по волосам и тихо вздохнул:
— Знаешь, что слишком хороший сон не всегда будет правдой?
Затем он отстранился. Этот миг близости был таким же кратким, как то мгновение, когда стрекоза касается воды.
Мо Жань поднял голову. Он действительно не понимал, что Ши Мэй имел в виду, но был уверен лишь в одном: это краткое объятие было подарено ему добрым сердцем Ши Мэя лишь из жалости.
Терпкое кисло-сладкое послевкусие этого ощущения так и осталось на языке.
В тот миг, когда меч был вытащен из его тела, кровь окропила все вокруг, подобно красным лепесткам дикой яблони, унесенным прочь весенним ветром.
Острая боль пронзила грудь. Мо Жаню показалось, что он вот-вот умрет. Но в этот раз он не хотел уходить, так и не раскрыв свое сердце:
— Ши Мэй, на самом деле я всегда любил тебя. А ты..?
Меч с громким лязгом упал на землю. Ротанговые ветви и водяная завеса исчезли. Божественный Арсенал погрузился в абсолютную тишину.
«Я всегда любил тебя… А ты..?»
Тело Мо Жаня достигло предела, и тьма потянула его в свои объятия.
Окровавленные руки Ши Мэя подхватили обмякшее тело. Последним ускользающим видением были непривычно сведенные брови. Свинцово-тяжелые веки помимо воли закрыли глаза, и блестящая влага медленно просочилась сквозь занавес ресниц.
Показалось, или Ши Мэй прошептал что-то похожее на…
— Я тоже...
— …
Это все иллюзия… Но почему в голосе Ши Мэя было так много печали, когда он сказал:
— Я тоже… люблю тебя.
Сознание окончательно покинуло Мо Жаня, и он провалился во тьму.
Глава 46. Этот достопочтенный проснулся
Придя в себя, Мо Жань обнаружил, что все еще находится в Арсенале.
Казалось бы, этот сон длился так долго, но когда юноша открыл глаза, то обнаружил, что прошла от силы пара минут. Было ли это потому, что магия разрушена, но когда он проснулся, то обнаружил, что лежит на земле без единой раны на теле. Эта смертельная рана, этот кровавый поток, бьющий из тела — все это было просто кошмаром, не оставившим никаких видимых следов.
Мо Жань был удивлен и обрадован. Затем его взгляд упал на Ши Мэя. Он не знал, как долго тот находится без сознания, но, судя по всему, его тело тоже было невредимо. Может быть, потому что они прошли его испытание, Гоучэнь не только разрушил иллюзию, но и исцелил все раны, которые они получили в иллюзии?
Хотя теперь, когда он думал об этом, Гоучэнь Шангун с самого начала не собирался причинять им вред. Все эти страдания были только частью испытания. Но, хотя это и было иллюзией, Мо Жань все еще чувствовал, что чудом избежал смерти.
Он проснулся первым из них. Наконец дрогнули ресницы Ши Мэя. Вне себя от радости Мо Жань воскликнул:
— Ши Мэй! Мы выбрались! Все в порядке! Посмотри на меня!
Глаза Ши Мэя все еще были затуманены сном. Когда они прояснились, он вскинулся:
— А-Жань! Ты!..
Мо Жань крепко обнял его. Ши Мэй замер на мгновение, прежде чем мягко похлопал его по плечу:
— Что-то случилось с тобой…
— Прости, ты так сильно пострадал из-за меня…
Ши Мэй был смущен:
— На самом деле ничего страшного. Мне просто приснился сон.
— Но боль была реальной! — настаивал Мо Жань.
— Э… какая боль? — спросил Ши Мэй.
В этот момент Сюэ Мэн тоже проснулся. Неизвестно, что именно ему приснилось, но он закричал:
— Подлый негодяй! Как посмел ты лапать меня!
Ши Мэй позвал его:
— Молодой господин...
— А? А… И ты здесь? А почему ты здесь? — похоже, Сюэ Мэн думал, что он все еще во сне.
Мо Жань был в отличном настроении, поэтому его отношение к Сюэ Мэну было также достаточно снисходительным. Он только улыбнулся