6 июля, в 3 часа дня, или около того, этот политический ребус, эта политическая полузагадка нашла свое более ясное и отчетливое выражение в провокационном убийстве германского посла гр. Мирбаха. Это убийство явилось бессмысленным и бесчестным насилием над той политикой, которую проводит всероссийская Советская власть. Самое убийство было совершено путем использования аппарата Советской власти. Мы имели акт, не похожий на старые террористические акты лучших борцов партии с.-р. Вы знаете все, что мы в прошлом относились к террору отрицательно. Но в то же время мы относились с моральным уважением к тем неподдельным героям, которые в эпоху царизма жертвовали своей жизнью за жизнь палачей царского режима.
В данном акте факты не только с политической, но и с нравственной стороны представляют собой полную противоположность тому, на что я только что ссылался.
С.-р. объявили себя советской партией. Я говорю о так называемых «левых». Они входили в советские учреждения и пользовались Советской властью, как таковой, и для совершения террористического акта они использовали не свой партийный аппарат, не свои личные силы. Проводя партийные мероприятия, они бесчестно действовали из недр советской организации, имея своей задачей, ради обеспечения своих планов, использовать советские учреждения, или учреждения, стоящие на охране советского режима. И, в частности, чтобы проникнуть в здание германского посольства, они выкрали документы, подделывая подписи лиц, в подчинении у которых они были. И вот, опираясь на выкраденные и поддельные документы, они проникают к германскому послу и производят свой террористический акт. Для чего?.. Для того чтобы путем убийства германского посла бросить тяжелый аргумент на ту чашу весов, которая гласит: война.
Таким образом, чтобы вызвать войну, эта группа не считается с мнением Всероссийского Съезда Советов, выраженным вашим голосованием 4 июля. Для того чтобы сорвать политику Советской власти, эта группа пользуется учреждениями этой власти, входит в них, как советская партия, владея, через правящие руководящие органы ее, Советской властью. Это есть вероломство, подобного которому не знает история, по крайней мере, революционная.
Это – акт вероломства, который могли совершить только Азефы[289] революции. Предварительно они перед вами здесь развили свою точку зрения, точку зрения войны, но когда вы ее отклонили, они с тем полномочием, которое вы не успели у них отнять и которое осталось у них на руках, пришли в ваше учреждение, использовали ваше оружие, чтобы парализовать вашу волю. Вот почему, я повторяю, это преступление есть неслыханное во всей революционной истории вероломство.
Вместе с тем, повинуясь логике положения, в которое она убийством гр. Мирбаха себя поставила, эта группа, действуя, насколько мы можем судить, за спиной девяти десятых своей партии, оказалась вынужденной немедленно развернуть прямое восстание против Советской власти.
В те часы, когда мы в Кремле собирали первые сведения о том, кто совершил покушение на гр. Мирбаха, причем тов. Дзержинский, со свойственным ему рыцарством, несмотря на предостережение друзей, взял на себя миссию отправиться туда, откуда, по первым слухам, исходило выступление, чтобы на месте проверить его происхождение, – мы стали получать вести о том, что из отряда Попова выделяются патрули, которые задерживают караулы и отдельных представителей Советской власти. Тов. Дзержинский оказался задержанным в отряде Попова, который был ему подчинен и который на Красной площади, когда я вручал ему знамя, клялся в верности Советской власти. Он был арестован при прямом участии виднейших деятелей партии левых с.-р., – Александровича, Карелина, Камкова, Спиридоновой и Черепанова. Через некоторое время группа вооруженных матросов отряда явилась в Комиссию по борьбе с контрреволюцией, и мне оттуда бывший член Комиссии Сакс, тоже левый с.-р., по телефону сообщил, что она захватила и увела тов. Лациса. Сам он был против этого, но, очевидно, в полной растерянности покинул здание Комиссии. К этому времени восстание уже приняло прямой, открытый характер; левые с.-р. взяли под свое прямое руководство отряд Попова и стали расставлять караулы, патрули и задерживать представителей Советской власти; так, например, был задержан председатель Московского Совета Раб. и Солд. Депутатов тов. Смидович.
Во всех этих действиях была глубокая логика. В первой внесенной мною резолюции я спрашивал партию лев. с.-р.: считают ли они себя связанными дисциплиной с Советами Раб., Солд. и Кр. Деп. и Съездом Советов? Я говорил не только от своего имени, но и от имени коммунистической партии, что мы вотуму Всероссийского Съезда подчиняемся, какой бы он ни был, – по международному вопросу, по вопросу о войне и мире и всякому другому.
Я спрашивал партию левых с.-р.: признают ли и они вотум Всероссийского Съезда Советов и обязуются ли и они считаться с ним в данный момент в остром вопросе о войне и мире? Я на этот вопрос ответа не получил. Это неполучение ответа само собой уже было ответом. Оно означало, что эта группа интеллигенции считает, что в своей политике она опирается на известную часть крестьянства, тогда как в вопросе разрыва Брест-Литовского мира партия с.-р. не опирается ни на какой значительный слой крестьянства. Эта интеллигентская группа, подталкиваемая, подхлестываемая разнузданным общественным мнением буржуазных классов, подстегиваемая неврастенией и ежедневными истеричными воплями с.-р. и буржуазной печати, дала довести себя до состояния исступленности, в котором она сочла, что она сама сможет решать вопрос, ни много ни мало, о том, воевать или не воевать русской земле, подвергать ли Москву и Петроград непосредственной и прямой опасности оккупации или нет? И она этот вопрос решила по-своему, помимо вас и против вас; и при этом она осмеливается ссылаться на вотум лучших элементов русского народа. Мы противопоставили ей рабочих Петрограда, мы противопоставили ей рабочих Москвы, мы противопоставили подавляющее большинство этого Съезда, но она в своем исступлении, подгоняемая буржуазным общественным мнением, игнорировала все. Эта группа хотела знать только общественное мнение кулаков, которые выражали недовольство Советской властью не из-за Брестского мира, а из-за продовольственной политики. Темные элементы деревни выражают недовольство из-за получения недостаточного количества тканей. Они забывают, что рабочие так же мало получали хлеба, что они страдают из-за отсутствия хлеба, во всяком случае, так же, как крестьяне из-за текстильного производства. Правда, что наиболее отсталые слои крестьян на этой почве недовольны Советской властью, но что они хотят войны, это – ложь. Есть ли хоть один сознательный человек, который в настоящих условиях, сегодня, считает возможным войну с Германией?
И левые с.-р., интеллигентская группа, плоть от плоти буржуазной интеллигенции, на недовольстве рабочих, части рабочих, на недовольстве части крестьян-кулаков – основала свое знамя. Свой интеллигентский колпак с бубенцами они надели на недовольство части народных масс и сказали: «Народ вместе с нами требует немедленной войны с Германией».
Спросите, сейчас все советы, сейчас, когда, после этого провокационного террористического акта, вопрос поставлен жизнью ребром, – спросите не те, разумеется, поддельные советы, которые сидят по закоулкам, углам и которые ни в чем не помогали отражать германско-гайдамацкое наступление, когда враги подступали к Воронежу, Курску, Брянску, наступали на Дону, где с Красновым ныне идет борьба, где наши красноармейцы отражают атаки, умирают, борются, отстаивая Советскую Республику, – спрашивайте не тех, которые по закоулкам сосут свою кулацкую порцию, а спросите сознательных солдат, которые прошли школу войны, лучшие элементы Советской власти в наиболее крупных центрах, где население более культурно, где оно оценивает всю международную обстановку, где оно знает, что можно сделать, чего нельзя: – спросите на местах, – вы должны, вы после съезда обязаны будете, это сделать – хотят ли они войны? И вам все скажут, что те, кто путем террористического акта не через нашу волю, не через наше сознание, а механически, извне пытались обрушить на нас войну, действовали, как злейшие враги, как изменники и предатели Советской власти!
Левые с.-р. сами ясно и отчетливо сознавали, что перешли фактически в лагерь контрреволюции, ибо нет ни одной буржуазной партии, которая не требовала бы войны с Германией, кроме тех, разумеется, партий, которые перешли на сторону Германии по соседству с германскими войсками. Все газеты, органы правых с.-р. и меньшевиков, требовали немедленного разрыва Брест-Литовского договора и в то же время бесчестно умалчивали о том, что англо-французские войска в настоящий момент продвигаются вперед на Мурманском побережье, и что мы сосредоточиваем там наши силы, чтобы охранять Советскую Республику, как мы сосредоточиваем их на Сев. Кавказе и в других местах против турецкого, гайдамацкого и, в случае опасности, германского наступления, ибо мы везде, в меру наших сил, стремимся отстоять Советскую Республику не только против германских войск, там, где они переходят в наступление, нарушая Брест-Литовский договор, но и против англо-французских войск, которые сейчас пытаются нанести нам предательский удар. Об этом буржуазная печать молчит, об этом молчит буржуазия. Помогая ей, левые с.-р. попытались нас вовлечь в войну с Германией, зная, что эта попытка есть уже сама по себе восстание против Советской власти. Вообще, характером, который они придали своему восстанию, левые с.-р. поставили себя в лагерь контрреволюции. Свой первый удар они направили на председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. В этом факте все получило символическое выражение: левые с.-р. арестовывают председателя Комиссии по борьбе с контрреволюцией, со спекуляцией и с саботажем. Этим одним они показали, в каком лагере они были!