Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы только взгляните на положение с географической точки зрения, — продолжал Мессенджейл. — В двухстах двадцати пяти милях на север от мыса Майрайра находится Формоза, в четырехстах милях на север и несколько восточнее — острова собственно Японии, в семистах пятидесяти милях на запад — побережье Индокитая, в ста двадцати милях на юг — острова Целебес и Хальмахера. У нас более десятка точек соприкосновения с Юго-Восточной Азией…
— С другой точки зрения, вы могли бы сказать, что мы находимся в самой пасти Юго-Восточной Азии, не так ли? — спросил Дэмон.
— Только в том случае, если вы считаете, что все эти выступающие территории ни на что не пригодны, а вы ведь не считаете так. Соответствующим образом укрепленный выступ — это источник беспокойства для противника и в любой момент готовая база для развертывания наступления против него. К тому же вы оставили без внимания основные этапы исторического развития. Главные территориальные приобретения осуществлялись в направлении с востока на запад. Недавние исследования показали, что младенцы делают свои первые шаги в западном направлении. Европейцы перемещались на запад через Атлантику в течение целого тысячелетия; народы майя заселили Океанию вслед за торговцами — антропологи отметили периодическое появление людей с округлым рисунком глаз на полуострове Юкатан, на островах Тонга, на реке Сепик. Мы были вынуждены перемещаться на запад. Покупка Луизианы, война с Мексикой, авантюра Сьюарда с Аляской — все это в определенном смысле было совершенно необходимо и естественно, как необходимо и естественно для человека дыхание.
— Исключая бедных индейцев, — тихо заметила Эмили.
— О боже, не вспоминайте индейцев, ради бога! — воскликнула Томми. — Если я услышу еще что-нибудь об индейцах, то закричу благим матом…
— Да, да, — сказала Эмили, — этот военный суд… По-моему, вы поступили очень благородно, Сэм.
— Благодарю вас, мадам, — отозвался Дэмон с печальной улыбкой.
— Вы знаете, он буквально свел всех нас с ума этим делом, — продолжала Томми. — Просиживал все ночи до рассвета и готовился к слушанию дела. Прочитывал от корки до корки тома, которыми можно убить буйвола. Просто возмутительно! Можно было подумать, что он собрался защищать не иначе как Эмиля Золя… Говорят, когда он закончил свою речь, добрая половина людей в суде плакала. Впрочем, я этому не верю. А как вы, Кот?
Наблюдая за ее губами, Мессенджейл засмеялся.
— Вот тебе и бедный индеец! — воскликнул он. — И это тот, кто считает, что он видит бога в облаках и слышит его в порывах ветра…
Разговоры о суде над Брэндом не прекращались в гарнизоне вот уже целый месяц. Одни восприняли его результат с радостью, другие — с раздражением, и во время обедов и ужинов между теми и другими возникали ожесточенные споры. Высказывались самые различные мнения. Одни считали, что виноват Макклейн, потому что не смог держать в руках подчиненного ему рядового; другие обвиняли Джеррила за глупые и жестокие порядки в лагере для заключенных; третьи утверждали, что, хотя лагерные порядки и суровы, с этим ничего не поделаешь — дисциплину среди рядовых поддерживать необходимо: если начать делать какие-то исключения, то к чему это приведет? Многие говорили, что Дэмон поступил, конечно, благородно, сердце у этого человека доброе, но энтузиазм его неуместен; это было донкихотство, и он никого ни в чем не убедил; беда в том, что он сам никогда рядовым не был; Дэмон просто глупец, ему следовало бы командовать своей ротой и не совать нос в дела, которые его не касаются: поднимать шумиху по поводу расовой проблемы в условиях, когда мы стремимся сохранить здесь свои позиции, совершенно ненужная затея; все это дело, безусловно, не на пользу, а во вред нашим вооруженным силам…
Ожесточенные споры продолжались, неодобрительных и осуждающих мнений высказывалось все больше и больше. Мессенджейл не без интереса прислушивался к ним. Упоминание имени Эстеллы Мельберхейзи, разумеется, могло вызвать определенный резонанс. Если ее причастие к этому делу стало бы достоянием гласности, все это могло бы привести к серьезным последствиям. Полковник Фаркверсон был весьма разгневан действиями Дэмона; ходили также слухи, что известность, которую это дело начинало получать на всех островах, очень не нравилась и самому генералу Уайтли. Однако капитан Дэмон искусно обошел имя этой женщины. Когда ему удалось установить, что утром в день драки Макклейн выпил и что он преследовал Брэнда с ножом, в среде многочисленных противников Дэмона наступил относительный покой, а высказанные Дэмоном в качестве выводов рассуждения относительно обязанностей и ответственности сержантов в армии вызвали у многих восхищение. Суд раздумывал недолго: Брэнд был оправдан, дело закрыли, и все вздохнули с облегчением.
Мессенджейл смотрел на сидящего с противоположной стороны стола и неторопливо жующего виновника всех этих перипетий. Мессенджейл разочаровался в Дэмоне. Взявшись за дело Брэнда, Дэмон, несомненно, поступил глупо, потому что вызвал раздражение начальства, не добившись никаких выгод для себя. Он провел дело мастерски, но какая от этого польза? Полковник Фаркверсон и добрая половина других чинов считает теперь Дэмона бунтарем, защитником провинившихся и попавших на гауптвахту. Беда Дэмона заключалась в том, что, несмотря на его способности и компетентность, он оставался на уровне большинства кадровых офицеров, никогда, так сказать, не выходил из полного вдохновения и энтузиазма юношеского возраста. Правда, он не был любителем покера (хотя иногда и играл в него), не волочился за женщинами и не пристращался к спиртному, как это происходило с большинством других офицеров. Он постоянно стремился к расширению своего кругозора, чтобы лучше разбираться в военных и политических проблемах — это в первую очередь и привлекало к нему Мессенджейла. Однако все это пропадало напрасно, поскольку Дэмон портил себе карьеру такими вот сентиментальными побуждениями, которые заставляли его вмешиваться в дела, подобные делу Брэнда…
— Ну, и как этот краснокожий красавец? — спросил Мессенджейл, насмешливо подмигивая. — Благодарен ли он по крайней мере?
Лицо Дэмона помрачнело.
— Да, — ответил он, — благодарен.
— О, Кот, — воскликнула Томми, — о чем вы спрашиваете?! Брэнд поклоняется Сэму, как богу, говорит, что пойдет за ним хоть на край света. Хочет быть его ординарцем.
— Что же, это неплохо, — заметил Мессенджейл.
— Но Сэм не хочет. Он говорит, что из Брэнда получится хороший сержант, а обязанности ординарца могут помешать ему. Но Брэнд говорит, что его это ничуть не интересует. — Томми вскинула голову, ее красивые волосы обвили шею. — О, индеец очень предан Сэму, до мозга костей, — кажется, это так называется! Да, они все такие.
— Да, это называется «до мозга костей», — подтвердил Дэмон. — Не позволяйте Томми уводить вас в сторону от темы, майор. Продолжайте, пожалуйста, вашу теорию о движении на запад.
— О да, извините, пожалуйста, Кот, — произнесла Томми с очаровательной улыбкой провинившейся. — Я слишком разболталась здесь, в вашем роскошном доме, и мне в голову лезет бог знает что. В самом деле, неужели вы считаете, что мы должны просто… просто взять их? Филиппины я имею в виду?
Мессенджейл сдержанно кивнул.
— Мы продвигались правильно. Гавайи, поход коммодора Перри в Японию. Но потом мы стали излишне сентиментальны. Путь к предначертанному нам самой судьбой будущему преградило географическое препятствие — Тихий океан. Мы остановились и замкнулись в себе, и это было в высшей мере глупо. Нам следовало бы тогда продвинуться до Манилы — не в результате каких-нибудь случайностей на полях сражений — и установить свое господство на Борнео, на Новой Гвинее, возможно, даже в Новой Зеландии и Австралии. Не пугайтесь, мы говорим сейчас о движении народов, а не о какой-то романтизированной концепции представительной демократии. Океанская империя, опирающаяся на небольшие, но эффективные гарнизоны и большой рассредоточенный флот, базирующийся на Саламауа, Бруней, Сурабаю и даже Бангкок…
— Кот, — снова воскликнула Томми, — в вас нет ничего армейского! Вам следовало бы служить на флоте, а не в армии.
Мессенджейл самодовольно улыбнулся:
— А знаете, возможно, вы совершенно правы. В действиях флота существует какая-то законченность, какое-то ощущение большой стратегии, которые вы никогда не испытываете в действиях наземных сил. Не вздумайте, впрочем, сказать об этом Фаркверсону — он разгневается, выйдет из себя и начнет стучать стеком по столу. Плохо, если он обрушится на Сэмюела, в то время как виноват буду я.
— А не затронем ли мы интересы голландцев и англичан, если будем следовать этим курсом? — спросил Дэмон.