Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда диспетчер Айвис донес, что Брэнд возвратился из поездки на пятнадцать минут позже положенного, он понял, что к нему начали беспричинно придираться. Он прилагал все усилия, чтобы содержать свое заведование в отличном состоянии и иметь безукоризненный внешний вид. Но к нему продолжали придираться, и даже некоторые друзья стали относиться к нему по-другому. Он позволил себе поступить не так, как все, и теперь должен за это расплачиваться. Ни одного дня не проходило без того, чтобы перед ним не появлялось хитроватое лицо Макклейна, который начинал издеваться над ним.
— Не слишком ли много ты о себе думаешь, индеец? Потискал немного хорошенькую белую бабенку и теперь считаешь, что тебе все позволено? Лучшего-то ты, наверняка, никогда в жизни и не видывал…
Уязвленный нескончаемыми придирками, задетый за живое издевательствами над тем, что так дорого для него, Брэнд не сдержался и резко ответил:
— А в чем дело. Макклейн? Тебе что, завидно, что ли?
Сержант громко захохотал:
— Завидно! Ну и дурак же ты! Я отказался от нее еще до того, как ты приехал сюда. Ты знаешь, сколько ребят у нее побывало? Половина полка, а то и больше! Ха! Она хорошо известная манильская проститутка…
Находившиеся рядом солдаты смотрели на него с насмешливой улыбкой. Жирное тело Макклейна сотрясалось от смеха. От унижения и обиды Брэнд пришел в ярость.
— Это отвратительная ложь! — возбужденно воскликнул он.
— Ты что, хочешь, чтобы я рассказал тебе о ее спальне? Хочешь, нарисую план ее квартиры?
Теперь над ним смеялись все, кто находился в мастерской. Прав был его дед: белый человек вероломен, коварен и безгранично жесток, его ненависти и алчности не бывает предела.
Однако если она позволяла этой наглой толстомордой свинье раздевать себя, ложиться с ней в постель и обнимать ее…
— Ты все еще не веришь, — продолжал Макклейн, качая головой. — Ну что ж, я скажу тебе еще кое-что. Она ложилась на кровать в одних трусиках, телесного, салатного или зеленого цвета… Ты был у нее последний, но далеко не первый, а воображаешь бог знает что!.. Хочешь, чтобы я рассказал, как она это делает? Как она кладет свои…
Брэнд ни секунды не раздумывал и не принимал никакого решения, его движения были автоматическими. Лицо Макклейна как будто приблизилось к нему само, и веселое выражение на нем моментально сменилось выражением безграничного удивления. Выпад Брэнда вперед был настолько быстрым, что ни о каком размышлении не могло быть и речи, а удар от плеча настолько сильным, что он почувствовал боль в руке. Кто-то испуганно прошептал что-то, но Брэнд не расслышал слов. Он воспринимал окружающие лица только как расплывчатую массу и с неистовством наносил Макклейну все новые и новые удары с такой силой и быстротой, на какие только был способен. Макклейну удалось сильно ударить Брэнда по щеке, индеец покачнулся и едва удержался на ногах, но это только удвоило его ярость, и он бросился на сержанта с новой силой. Стукнувшись после удара Брэнда о крыло автомобиля, сержант упал, но быстро поднялся. В его руке сверкнуло длинное лезвие ножа.
— Хорошо! — гневно воскликнул он. Изо рта и из уголка глаза у него текла кровь. — Я проткну тебя, как поганую собаку…
Даже в этот момент Брэнд не почувствовал никакого страха, только ненависть и необходимость вооружиться чем-нибудь для защиты. Кто-то попытался удержать его за руку и за плечо, но он рванулся в сторону, пробежал между двумя автомашинами, скользнул взглядом по длинному металлическому верстаку, тискам, сверлам, заметил кусок металлической трубы, схватил его и повернулся обратно, навстречу Макклейну. Приблизившись к сержанту, Брэнд уклонился в сторону и резко махнул трубой. Нож полетел на цементный пол, а Макклейн с диким воплем схватился за руку. Раздался громкий крик Айвиса, требовавшего прекратить драку, но Брэнду теперь было все равно. Все они против него, все его враги. Уж раз начал, надо довести дело до конца. Он отбросил кусок трубы в сторону и стал наносить сержанту все новые и новые удары кулаками. Прижав Макклейна ударами к борту грузовика, Брэнд схватил его обеими руками за горло и что есть сил сжал его. Жирное лицо сержанта набухло кровью, посинело. Кто-то угрожающе кричал Брэнду у самых ушей, чьи-то руки пытались оторвать его от сержанта; но остановить его, охладить кипящую в нем ярость и гнев уже не могла никакая сила. Этот изверг должен умереть. Сейчас же.
В этот момент его-то ударил его чем-то по затылку. Острая холодная боль — и тьма, как будто на него опустилось крыло гигантской птицы…
Брэнд выбросил окурок и сложил руки на коленях.
* * *— После этого вы, значит, сдались, — сказал Дэмон.
Брэнд гневно тряхнул головой.
— Это они сдались мне. Я умру, прежде чем уступлю им хоть дюйм.
— А это одно и то же.
— Что одно и то же?
— Одно и то же, — повторил Дэмон. — Бунт, подобный вашему, — это все равно что лечь на землю и позволить им ходить через вас. Даже хуже. Вы говорите им, чтобы они разнесли вас на кусочки. Вы просите их об этом.
— Я смотрю на это по-другому, — сказал Брэнд.
— По-другому смотреть на это невозможно. Вы сидите здесь и отказываетесь защищать себя. Боретесь с Джеррилам и другими тюремщиками. А Макклейн гуляет в Маниле и посмеивается над вами. В этом нет никакого смысла…
— У меня есть на то свои причины.
Брэнд сказал все, что хотел сказать. Пусть даже такому честному и надежному человеку, каким, кажется, является капитан Дэмон. Есть вещи, о которых человек не рассказывает никому, несмотря ни на что.
Дэмон достал свой перочинный нож и начал чистить ногти.
— А она вовсе не нуждается в вашей защите, вы знаете? — сказал он. — Мисс Мельберхейзи. Она сама о себе позаботится.
Брэнд не смог скрыть своего удивления, но Дэмон, как бы не замечая этого, по-прежнему смотрел на свои ногти. — Вы играете на руку Макклейну, Брэнд. Делаете то, чего хочет он… Молчите, сами себя губите… Иначе говоря, предоставляете ему возможность снова встретиться с ней.
Эти слова рассердили Брэнда, и он начал было что-то говорить, но Дэмон поднял руку и посмотрел на него своим печальным озабоченным взглядом.
— Хорошо-хорошо. Может быть, она прекрасная девушка. Может быть, она больна, может быть, просто ищущая приключений богатая женщина. Я не знаю, да и знать не хочу. Во всяком случае, это меня не касается. — Он поднял указательный палец. — Одно я вам скажу: она никогда не стала бы беспокоиться о вашем добром имени, если бы все произошло наоборот… Поэтому страшного в том, чтобы рассказать о ней в суде, если потребуется, ничего нет. — Он напряженно улыбнулся. — Не беспокойтесь, богатые в ситуации, подобной этой, страдают очень редко. Расплачиваться всегда приходится таким, как вы и я.
Слушая Дэмона, Брэнд беспокойно ерзал на ящике. Этот Дэмон, несомненно, умный человек, он быстро разобрался во всем этом деле и знает о нем, пожалуй, больше, чем сам Брэнд. Ручка его перочинного ножа из рога. Это тоже примета. Так же, как найденный Брэндом разряженный патрон. Впрочем, в разгадке этой приметы он явно ошибся…
Дэмон сложил перочинный нож и повернулся к Брэнду.
— Сколько человек видели драку? — спросил он.
— Не знаю. Человек семь или восемь…
— Значит, они видели, как он угрожал вам ножом?
— Да. Но это не поможет. Все они боятся Макклейна как огня.
— Ну, это мы еще посмотрим. Возможно, мне удастся сделать так, что меня они побоятся побольше, чем Макклейна. Это точно, что он преследовал вас с ножом?
— Конечно. Он чуть не ударил меня, когда я приблизился к нему.
Наступило короткое молчание. Легкий ветерок колыхнул входные клапаны палатки, на полу закрутились маленькие смерчи из пыли.
— Дело ваше, Брэнд, — сказал тихо Дэмон. — Все в ваших руках. Можно выиграть это дело, по главным пунктам обвинения по крайней мере. По-моему, это возможно. Но для этого необходимо ваше желание бороться за правду. Другим путем, конечно, не так, как вы сейчас боретесь с тюремщиками. — Дэмон наклонился вперед и оперся руками о бедра. — Вы были хорошим солдатом, Брэнд, с отличными до этого случая аттестациями. При желании вы могли бы остаться таким и впредь… Ну как, согласны?
Когда решение принято, изменить его нелегко, отступать назад не хотелось бы. Но теперь, смотря на изрезанное морщинами лицо Дэмона, чувствуя на себе его твердый, полный убежденности взгляд, Брэнд понял, что капитан прав, а он, Брэнд, выбрал неверный путь. Если оставить все по-прежнему, то только погубить себя, ничего не добившись. И в отношении Эстеллы он, Брэнд, был не прав: его ложная гордость привела к тому, что он бьется головой об стену. Перед ним сидит белый человек, офицер к тому же, который считает, что он, Брэнд, нечто большее, чем подлая, ни на что не годная краснокожая тварь; который хорошо понимает его состояние и не боится сидеть рядом и разговаривать с ним.