class="p1">Почему у него такие предубеждения к демонам?! Обидно!
Глава 26
Высунув язык от усердия, Вероника отрезала себе краюшку хлеба. Тот лежал на столе, пышный и ноздреватый.
Попросить было некого. Енот чистил коровник, где с недавних пор поселилась Стрекозка, а Астрид играла в уош с Мамико, которая утром приехала на весенние каникулы. С Мамико приехала ее мама, тетя Сидзука, и мама Вероники болтала с ней в гостиной, а когда Вероника попросила отрезать ей хлеба, мама сказала, чтобы Вероника попросила папу. Но папа заперся в кабинете, и когда Вероника попросила его, он сказал, чтобы она попросила маму, а он занят.
И Вероника не стала просить больше никого. Она взяла нож и, помня, что им можно порезать себя, очень осторожно стала пилить хлеб.
Она отрезала идеально ровный кусок. Этого ей показалось мало. Если она теперь может резать хлеб — почему бы ей не порезать ветчину? И сыр. Может, еще и огурчики.
Или это слишком рано?
Вероника решила проверить. Она достала ветчину из холодильного сундука и стала ее пилить. Отрезав идеальный кружок, она плюхнула его на хлеб. Ее немного огорчило, что ветчина такая круглая, а хлеб такой овальный.
Терпеть этого было нельзя, раз уж теперь она готовит себе сама, и она обрезала края ветчины. Точно по хлебу, чтобы они совпадали. Полюбовавшись своим бутербродом, Вероника сделала еще один, с сыром.
Теперь нужен третий. Десерт. Ей осталось всего десять дней до четырехлетия, она должна привыкать к самостоятельной жизни. Так что нужно варенье.
Вероника тоскливо посмотрела на верхнюю полку. Варенье там. Сразу три вида — малиновое, земляничное и вишневое. Но они так высоко, что не достать даже с табуретки. Даже если хорошенечко ее попросить.
Вероника проверила.
В комнате Астрид тоже есть варенье, она знала. Но это варенье из тараканов. Астрид его любит и даже немножко обожает, а Веронику от него тошнит.
Еще можно поставить на табуретку другую табуретку. Или попросить банки с вареньем спрыгнуть вниз. Но это рискованно. Даже немножко опасно. Гораздо проще и разумнее будет…
— Ма-а-ам, а кто из демонов самый-самый высокий? — спросила она, зайдя в гостиную.
— М-м-м… не знаю, ежевичка, — ответила мама, вместе с тетей Сидзукой глядя в ноутбук. — Наверное, Агг.
Вероника утопала обратно.
Лахджа и Сидзука уже битый час фотошопили в четыре руки фотки со свадьбы. То есть как фотки… инкарны. Там была куча волшебников, которые умели запечатлевать изображения на бумаге, в том числе профессиональный инкарнист, который сделал для Сидзуки и Вератора целый альбом.
Перенести это все на ноутбук проблемы не составило — Лахджа давно обзавелась сканером. Сидзука тоже — это не сложно, когда у твоего мужа куча друзей, многие из которых живут за Кромкой. Да и подруга в случае чего может прихватить что-нибудь.
Но теперь Сидзука сама собиралась навестить родителей и вообще родню. Она долго об этом размышляла, потому что вообще-то особого желания у нее не было. Дома ее считают давно умершей, а с родней она никогда не ладила.
Но ее родителям уже много лет. Если они вообще все еще живы. Если Сидзука протянет еще немного, они помрут, так и не узнав, что их дочь жива, замужем, счастлива… теперь. И не узнают, что ей стыдно, что она в тот раз… неважно, это Лахджи не касается, и вообще никого не касается, кроме Сидзуки и ее родителей.
— Я и не спрашивала, — сказала Лахджа, пытаясь увеличить рост Артуббе. — Может, скажем, что это тематическая свадьба?
— Твою мать, и правда! — выпучила глаза Сидзука. — Типа исекайская! О-о-о, а мы уже почти всех отфотошопили!..
— Продолжаем?
— Да… наверное… проще закончить…
Лахджа взялась за мышку и вдруг сообразила, о чем ее минуту назад спросила дочь. И более того — что она ей ответила.
Возможно, это просто детское любопытство. Возможно, Веронике просто стало интересно. Но возможно… Лахджа бросилась на поиски дочери.
Та оказалась на кухне. Сосредоточенно рисовала мелком круги.
— Ты что делаешь?! — возопила Лахджа.
— Призываю Агга, — ответила Вероника.
— Зачем?!
— Я варенье достать не могу.
— Милая, ты что, призываешь демолорда, чтобы достать варенье с полки?!
— Ну я же не дотягиваюсь! — топнула ножкой Вероника.
— Ты могла позвать папу! Сестру! Меня! Тетю Сидзуку! Кого угодно!
— Ну я и позову Агга! А то вам всем некогда, вы заняты!
Лахджа присела на корточки, заглянула дочери в глаза и участливо сказала:
— Я тебя сейчас придушу.
— Я-я-я!.. — испугалась Вероника.
Но мама сказала это не всерьез. Она прижала дочь к себе, торопливо стерла круг и принялась объяснять, что Агг не просто высокий. Он ОЧЕНЬ высокий. Он эту усадьбу растопчет одной ногой. И всех, кто в ней.
— Ты этого хочешь? — тихо спросила мама.
— Н-нет…
— Если б ты его призвала, мы бы все умерли. И ты тоже. И я. И папа. И Астрид. И тетя Сидзука. И Мамико. И Снежок. И Тифон…
— Да поняла я!
Вероника стала хныкать. Ладно, ладно. Варенье того не стоит, она поняла.
Мама тяжко вздохнула, достала варенье, намазала Веронике бутерброд и сказала:
— А вот подождала бы ты десять минуточек, и мы бы с енотом начали готовить обед. И не пришлось бы призывать Агга.
Что?! Кто хотел призвать Агга?! Зачем?!
А кто у нас тут может хотеть призвать Агга?
Я ее придушу!
Вероника не слышала маминых и папиных мысленных воплей. Она недовольно смотрела на хлеб с вареньем.
Вишневое. Она хотела земляничное. Или хотя бы малиновое.
Себе Лахджа взяла пачку мелков. Ей сегодня захотелось чего-нибудь эдакого погрызть. Прямо до слез.
Ну а заодно лишить Веронику писчих принадлежностей. Та все-таки уяснила, что призывать демонов без защитных кругов — верное самоубийство, и просто так этого больше не делает. А после инцидента с пирожками, летучей коровой и микроразрывом Кромки вообще не призывает ничего, кроме личных вещей, да и те, кажется, непроизвольно.
Корова, кстати, оказалась не летучей, а в лучшем случае перепархивающей, но молоко дает очень вкусное, так что ее оставили. Лахджа назвала ее Стрекозкой, и она присоединилась в хлеву к Красотке, Абхилагаше и Люкрезе.
Последняя была козой.
Как же все-таки мелочно с твоей стороны назвать корову и козу именами своих недругов.
Эй, Люкреза мне не недруг. Почти что подружка, можно сказать.
Фе-е-е…
А Абхилагаша просто похожа. Мы когда купили эту корову, я поглядела на нее и не смогла найти и десяти отличий.
Мелочно.
Эх-хе-хе-хе.
Вспомнив о Люкрезе, Лахджа вспомнила и о его/ее подарке. Набивной дракончик-объекталь по-прежнему жил в