мама сделает шашлыки.
Корова и вправду оказалась крылатая. Огромная и жирная, но крылья у нее были. Очень маленькие, правда, и прозрачные, как у стрекозы. Астрид подумала, что летать эта туша, наверное, не может, это у нее просто для красоты.
А потом она вспомнила, что эта туша стоит в ее, Астрид, комнате. Гадит на ее, Астрид, ковер. Веронике-то что — выйди за дверь, да живи спокойно. А вот ей теперь будет тяжело.
Корова снова замычала, теперь громче. Вероника принялась растерянно грызть ногти.
— Пр-ри… пр-ризываю маму!.. — пискнула она, не придумав ничего получше.
Мама возникла в дымном клубе и сначала вроде как испугалась, но тут же сообразила, что это просто детская, а на нее таращатся ее дочки… и крылатая корова.
— Так, я понимаю, что происходит… — медленно произнесла она. — Хотя нет, не понимаю.
Почти сразу после мамы дверь распахнулась, и в детскую вошел папа. Еще на пороге он сказал:
— Кромка ослабла, что-то странное происходит… а, ну да. Почему я не удивлен?
Следом вошел Снежок, а через пару секунд ворвался Ихалайнен. Он уставился на изгвазданный ковер, ахнул и схватился за сердце.
— Душа… душа болит… — простонал енот-фамиллиар. — Я почуял нарушения в балансе чистоты, но…
— Я тоже, только не чистоты, — проворчал папа, таращась куда-то в пустоту.
Он смотрел на точечный микроразрыв. Шириной со срез ногтя, почти невидимый, но опытный волшебник, конечно, заприметил его сразу.
— Так, засранки, пошли вон отсюда, — хмуро сказал Майно Дегатти. — Я буду заделывать прореху в ткани мироздания.
— Она призывала то, чего не может быть, а я ей говорила! — вопила Астрид, пока мама тащила их с Вероникой за шкирки.
— Ты сама попьясила!!! — пыталась лягнуть старшую сестру младшая.
— Вы обе будете выпороты, а затем поставлены на колья, — спокойно пообещала мама.
Майно со Снежком зашивали Кромку часа три. Дырочку Вероника проколупала крошечную, но устойчивую, причем склонную к расползанию. Пришлось накладывать кучу стежков, иначе через несколько дней могла образоваться воронка или даже стихийный канал… в неизвестность.
Пока они чинили ткань реальности, Ихалайнен вычищал грязь обычную, материальную. Чтобы убрать из дома алатусскую корову, пришлось поглотить ее кошелем-фамиллиаром, а потом выпустить снаружи — ни в дверь, ни в окно она не пролезала.
Лахджа, слушала сбивчивые объяснения дочерей, машинально лопая пирожки Вероники. С картошкой, капустой, рыбой, вишней, яблоками, мясом… вкусный попался пирожок, хотя все-таки не стоило пихать туда столько всего одновременно.
— Ну и срань, — наконец сказала она. — И это я не про пирожки. Дочери мои, вы же так Армагеддон начнете. Сраный Рагнарёк устроите.
— Чоита?.. — надулась Астрид, пристально глядя на розгу, которую мама пока не пускала в ход, но демонстративно держала под рукой. — Мы просто пирожков хотели.
— А корова какое к этому имеет отношение?
— Ну и корову…
— А разрыв Кромки как произошел?
— Я же сказала, она призывала то, чего не может быть!
— Ты попросила!!! — заорала Вероника.
Дети начали скандалить и сваливать вину друг на друга. Лахджа внимательно их выслушала, а потом сказала:
— Я буду справедлива. Заголяйте зады.
Пока дочери болезненно повизгивали, Лахджа приговаривала:
— Запираются в комнате, чтоб фамиллиары не видели, и начинают рвать реальность. Пытаются уничтожить мироздание. Мало нам было демолордов в гостях. Почему вы не слушаетесь? Почему у меня такие тупые дети?
— Они обезманили все поместье, — сказал Майно, входя на кухню и устало хрустя шеей. — Если б у меня не было рыбки и тебя, я бы работать сейчас не смог.
— Но ты справился?
— Да. Но мановый фон восстановится не сразу. Я потом еще дополнительно поразгоняю.
— Да, какой-то воздух… сухой стал, — помахала рукой Лахджа. — То есть не воздух, а…
— Эфир, — сказал Майно, садясь за стол и беря пирожок. — Что они там наколдовали?.. тьфу, тут личинки!
— Хорошие я съела, — улыбнулась Лахджа. — Извини. Будешь пирожок с гвоздями?
Майно взял блюдо и раздраженно высыпал пирожки за окно.
— Гоблины-гоблины, киц-киц-киц! — крикнул он.
— Да не приваживай ты гоблинов, они же потом не уйдут! — возмутилась Лахджа. — Привет, Зубрила, привет, Клецка.
— Мир вам, тетя Лахджа, — сказал Зубрила, жуя перепачканный в земле пирожок. — А Астрид выйдет?
— Нет, она наказана.
— А-а… надолго? Через двадцать минут выйдет?
— Нет.
— Ну ма-а-ам!.. — донеслось со второго этажа, из комнаты для наказаний.
Астрид и Вероника уныло стояли там на горохе. В этот раз — на колотом. Лахджа так и не удосужилась сделать нормальную яму с кольями, да и не собиралась всерьез — так, пугала дочерей.
Но уж гороха она для них не пожалела. Может, это и не очень гуманно, и не очень профессионально… но они ее уже бесили. Она хотела наказать.
Она наказала. Стало полегче.
— Ма, ну можно я хотя бы в гостиной постою?! — взмолилась Астрид. — Турнир Сильнейших же начинается!
— Да, как раз участников представляют! — радостно крикнул папа, смотрящий дальнозеркало со Снежком, Тифоном и соседскими гоблинами. Даже Ихалайнен присоединился — Турнир Сильнейших он никогда не пропускал.
И Астрид тоже. Обычно. Сейчас она утешала себя только тем, что открытие — это еще не так интересно, там просто всякие песни и разговоры, а отборочные туры по дальнозеркалу все равно толком не показывают. Турнир Сильнейших идет целых восемь дней, и самый огонь начнется во второй половине, когда всякая шушера вылетит. Вот уж тогда она насмотрится всласть на махач чемпионов!
А когда вырастет — сама полетит на Турлиа, надает всем по рогам и выиграет триста орбов. Сейчас-то у нее шансов нет, Астрид трезво смотрела на вещи. В прошлом году, вон, в финале дрались титан и великан — а это пока еще не уровень Астрид.
Пока еще.
Когда наказание закончилось, Вероника ушла обижаться к себе в комнату, а Астрид обыскала свою. Оттуда исчезла большая часть призванных ништяков, но несколько пирожков все-таки уцелело под кроватью, енот их не заметил. А еще книжки на непонятном языке и варенье из тараканов. Астрид немного подумала, намазала им пирожки и пошла угощать соседей.
— …Дедушка Инкадатти, а я вам пирожков принесла! — стучала она в дверь минут через десять. — С вареньицем! Мама напекла, просила вам передать!
Дверь скрипнула, и в щелке настороженно сверкнули глаза. Дед Инкадатти высунул длинный нос и с подозрением спросил:
— А что это у вас там эфир весь высох?
— Не знаю, это папа что-то колдовал! — сделала невинное лицо Астрид. — Пирожки возьмите! Вкусные, с пылу, с жару! По-соседски угощаю!
— Что, надеешься, авось потравлюсь?! — гаркнул старик. — Пошла вон отсюда! Я демонам не верю!
Тля, какой он сложный. Астрид и правда надеялась его травануть… но он-то не знает!