белые погнали нас в тыл. Однако облако пыли исчезло где-то в направлении Орехова, рассеялись и наши надежды на освобождение.
Нас гнали, как скот на убой, но мы были бессильны сопротивляться. Тех, кто, устав, не мог быстро идти, белые избивали нагайками. Это вызвало среди стрелков возмущение и протест. Белые угрожали застрелить каждого, кто отстанет. На эти угрозы мы отвечали смело и с презрением: «Вы могли сделать это уже давно, взяв нас в плен, но мучить себя мы не позволим». Более здоровые пошли медленнее, помогая самым слабым. Так мы все медленно плелись вперед. Нас страшно мучила жажда. Мы шли через бахчу, где валялись раздавленные конскими копытами арбузы. Как только кто-нибудь из нас хотел поднять кусок арбуза, чтобы утолить жажду, белые на лошадях врезались в колонну пленных и начинали избивать нагайками.
Добравшись до ближайшего хутора, мы сговорились дальше не идти и требовать, чтобы нам дали напиться и позволили отдохнуть. Чтобы организацию этого «бунта» не приписали одному лицу, мы все одновременно начали скандировать: «Воды! Воды! Отдыха! Отдыха!» Белогвардейский конвой, пораженный этой дерзостью, начал скверно ругаться и пригрозил нас пристрелить. Услышав наши крики, собрались крестьяне из окрестных домов. Возмущенные таким зверским обращением с пленными, они стыдили белогвардейцев: «Вы что, некрещеные, креста на вас нет?! Побойтесь бога! Вам даже воды жаль. Поглядите на этих замученных людей!»
Наш вид был действительно ужасен – полуголые, запыленные грязные фигуры, у многих перевязаны головы и руки. Ободренные сочувствием крестьян, мы начали протестовать еще громче, требуя воды и отдыха. Белые солдаты, слушая, как их стыдили крестьяне, стояли, опустив глаза. Офицеры, наконец, были вынуждены приказать напоить пленных. Пить! – Какое это было невыразимое наслаждение. Понять это может только тот, кто сам когда-нибудь перенес страшную жажду. Сбежались хозяйки с ведрами, до краев наполнили водой корыта для скота рядом с колодцем, и нас стали небольшими группами подводить к корытам. Мы погружали все лицо в воду и пили, пили. Казалось, нет ничего на свете вкуснее этой прозрачной освежающей воды.
Был уже вечер. Стемнело. Наступила темная украинская ночь, и в темноте конвой боялся вести нас дальше. Мы остались ночевать тут же, неподалеку от колодца, у большого стога соломы. Вокруг нашей группы были выставлены часовые. Охраняли нас очень бдительно, так что всем или большой группе бежать было невозможно.
Нужно было прежде всего спасать комиссара полка Лундера и командира Павара. Стрелков беспокоило то, что на рассвете могут привести пленных из наших соседних частей и кто-нибудь из них узнает наших командиров и сообщит об этом белым. Так как накануне последнего боя части нашего полка размещались на отдых в этих домах, кто-нибудь из крестьян-кулаков также мог узнать наших командиров.
Нужно было организовать их побег. Командир полка Павар отказался оставить стрелков и выразил желание остаться, а если будет возможность, организовать общий побег из плена. Комиссар Лундер с помощью стрелков ночью исчез. Его изчезновения не заметили, так как список пленных еще не был составлен и белые даже не знали точное их число. По дороге, пока мы шли сюда, к нам присоединили еще несколько пленных. Под вечер, до наступления темноты, командир и группа коммунистов обсудили два варианта побега: пока нас будут поить, используя сумерки, забраться под большое корыто у колодца и после ухода группы бежать, либо ночью зарыться поглубже в солому, а утром после ухода группы пленных бежать и перебраться через фронт к своим. Один из этих вариантов комиссар полка использовал и счастливо перебрался через фронт.
Утром следующего дня мы еще раз как следует напились и в сопровождении конвоя отправились дальше в тыл белых. Теперь идти было легче – мы хорошо отдохнули в ночной прохладе и жажда нас больше не мучила. Несмотря на то что мы уже второй день ничего не ели, самочувствие было неплохим, есть не хотелось. Некоторые из конвоиров рассказывали, что нам, действительно, улыбнулось счастье – ведь есть же приказ генерала Врангеля: красных латышских стрелков в плен вообще не брать. Нас ведут в штаб белой армии, так как белогвардейцам известно, что 5-й особый латышский полк недавно прибыл из Москвы, где он охранял главного вождя большевиков – Ленина, главнокомандующего Красной армии Вациетиса и других. Этот факт якобы свидетельствовал о том, что большевики были вынуждены бросить в бой последние резервы, а это, в свою очередь, означало, что скоро им придет конец.
Такого рода вести распространились по всему белогвардейскому тылу. Этот случай белые раздули как большую победу своей армии и предсказывали скорую гибель советской власти. Чтобы произвести своей победой на фронте большее впечатление на местное население в тылу, белые гнали нашу группу в штаб в качестве «вещественного доказательства», выдавая нас то за телохранителей Ленина, то за охрану штаба Верховного главнокомандования Красной армии и т. п.
На второй день мы подошли к какому-то богатому большому украинскому селу, где находился один из главрых штабов белой армии. По улицам села разгуливало много солдат и казаков. Над несколькими богатыми домами, где расположились основные отделы штаба, развевались старые царские трехцветные флаги. Повсюду было заметно праздничное настроение.
Неподалеку от центра села из сада рядом с каким-то красивым домом доносились звуки духового оркестра и возгласы «ура». Там белые офицеры отмечали какой-то праздник своей армейской части и большие «успехи» на фронте, умалчивая о своих потерях.
Нашу группу пленных отвели на площадь посреди села. Конный конвой сменили, и нашу охрану приняла одна из пехотных частей с красными погонами, какие мы видели на фронте. В этой части были также бывшие красноармейцы, попавшие в плен в апреле в боях под Перекопом. Они были очень разговорчивы и рассказали, что пленных красноармейцев русской национальности гонят в церковь «очиститься от грехов» и затем распределяют по белогвардейским тыловым частям, а латышей, евреев, коммунистов и командиров расстреливают. Белые делали это с целью разжечь вражду между народами Советской республики. Бывшие красноармейцы в разговорах с нами выражали свое недовольство помещичьей политикой белогвардейцев и говорили, что при первом удобном случае перейдут на сторону Красной армии.
В этом зверином логове у нас было мало шансов остаться в живых. Мы все еще ждали своего смертного часа. Бежать не было возможности, хотя мы непрерывно об этом думали.
От солдат мы узнали, что белые празднуют победу Корниловской дивизии на Александровском направлении и нас привели в штаб как военный трофей, чтобы доказать, что белая армия успешно наступает на фронте и «добивается больших успехов». Сообщения об одержанной победе широко публиковались в тыловых