в импровизированную стойку и опуститься перед ним на колени, протягивая микрофон. Со своего места я беспомощно наблюдал, как Терри выдавил несколько слов и прослезился. Во всем в тот период неизбежно ощущалось прощание. Было тяжело.
После «Дело табак» писать стало сложнее. Вообще-то, после «Дело табак» все стало сложнее. Такая уж у нас была траектория. В 2012 году Терри начал «Финт». Эта история для подростков, не о Плоском мире, а о викторианском Лондоне, стала кульминацией любви Терри к Диккенсу и его увлечения книгой Генри Мэйхью «Рабочие и бедняки Лондона», которое зародилось еще в Беконсфилдской библиотеке. Работа над книгой продвигалась тяжело, но он справился. А после выхода «Финта» осенью 2012‐го мы прилетели в Нью-Йорк – в последний раз, о чем мы еще не знали, хотя могли догадываться.
Об этой поездке не могли забыть мы оба.
Было легко оценить ухудшение состояния Терри, сравнив эту поездку с прошлым разом, когда мы были в Нью-Йорке – годом раньше, в конце сентября 2011‐го. Покинув многолюдное вечернее мероприятие в Barnes & Noble в Трайбеке, оживившийся Терри настоял на том, чтобы посетить протестный лагерь «Оккупай Уолл-стрит», разбитый в Зукотти-парке. Он слышал, что в лагере есть библиотека на пять тысяч книг, и хотел ее увидеть. К нам с легкой неохотой присоединилась Энн Хоппе, редактор детских книг Терри в США. То, что мы приехали на антикапиталистическую демонстрацию во внедорожнике с тонированными стеклами, могло показаться провокацией, но никто не возражал. Мы прогулялись по округе, Терри был там в котелке. Библиотеку накрыли брезентом из-за мелкой мороси, но заведующая оказалась фанаткой Плоского мира, узнала Терри и нашла пару человек, чтобы провести для него экскурсию. Где-то скандировали, где-то собрался круг для медитации. «Терри был просто очарован и ликовал от того, что шестидесятые живее всех живых», – говорит Энн Хоппе. Потом мы снова сели в машину и поехали в «Папильон», где каждый съел столько французского лукового супа, сколько весил.
Год спустя импровизированные ночные вылазки в нью-йоркские протестные зоны даже не обсуждались. В то время Терри было трудно совершить вылазку даже за порог собственного дома. Пару раз он уходил из особняка на внезапные прогулки и терялся; как минимум однажды сосед нашел его, с потерянным видом блуждающего по дороге, и вернул домой. Поэтому американская поездка по необходимости задумывалась короткой и четко спланированной: два мероприятия в Нью-Йорке, включая Нью-Йоркский Комик-кон, и одно в Чикаго. Мы заранее опубликовали объявление: «В этом туре Терри не будет подписывать книги и сувениры». Выходит, тур, но не совсем. В субботу мы попали в центр конвентов Джейкоба К. Джевитса на Одиннадцатой авеню – натуральный авиа-ангар, где бушевал Комик-кон и где мы наблюдали жестокую экономику звездности в действии: автографы от 20 долларов (Лу Ферриньо, «Невероятный Халк») до 500 (Кэрри Фишер, «Звездные войны»). Но никогда не знаешь, кого встретишь на Комик-коне, и в этот раз мы имели удовольствие видеть Адама Уэста, первого – и лучшего – Бэтмена. Еще мы наткнулись за кулисами на Шона Остина – «Дядя Терри!», – воскликнул он, а чуть позже Терри без приглашения ворвался на его выступление и практически узурпировал площадку. Потом мы в сопровождении Дженнифер Брель добрались до манхэттенского магазина шляп, где Терри не терпелось приобрести цилиндр а ля Фред Астер – что он и сделал. В конце концов мы вернулись в отель – «Омни Беркшир Плейс», один из любимых отелей Терри в Нью-Йорке, главным образом благодаря удачному соседству со зданием HarperCollins.
К этому времени нашей установившейся вечерней традицией в поездках стал стаканчик на ночь в номере Терри, пока я проверял, все ли с ним в порядке. А перед уходом заново расправлял простыни. Мы обнаружили, что для больных ЗКА гостиничные простыни, туго заткнутые под матрас, могут стать серьезным препятствием.
Но тем вечером в Нью-Йорке меня ждало невыразимо печальное осознание: теперь Терри требовалось от меня еще больше помощи на самом базовом уровне. Теперь я не просто перестелил кровать. Я помог ему достать вставные зубы. Снял и сложил его очки. Принес воды из ванной. Уложил его спать.
А потом вернулся к себе, лег, не раздеваясь, и разрыдался. Потому что понял: все. Если мы дошли до такого, конец не за горами.
И вот – воскресенье, и какая диковинка: свободный день. Мы не едем никуда и ниоткуда, никуда не нужно торопиться. Не помню, когда такой день выпадал в последний раз. И мы в Нью-Йорке! Есть чем заняться.
К обеду я решаю выбраться из отеля и взглянуть на Башню Свободы. Терри, посмотревший утром «Людей в черном 2» и уже заскучавший, решает присоединиться. Мы берем такси от «Омни».
Мы выходим на тротуар возле Башни, я достаю из футляра фотоаппарат. Успеваю сделать только один снимок, прежде чем Терри за моей спиной издает вздох, перерастающий в стон.
– По-моему, мне надо вернуться, – говорит он. – Что-то я плохо себя чувствую.
Наше такси даже не успело отъехать. Я стучу в окно.
– Можете отвезти нас обратно?
Я еще не волнуюсь. Если говорить начистоту, я скорее раздражен, что мне не удалось побыть туристом в единственный свободный день, и по дороге сердито смотрю в окно на Ист-ривер.
И тут слышу, как меняется дыхание Терри.
Смотрю на него – он весь вспотел и раскраснелся.
– Долго еще до отеля? – спрашиваю я водителя.
– Минут двадцать, – говорит тот.
И вдруг Терри цепенеет и с огромной силой откидывается на сиденье, а потом его рвет ярко-желтой желчью, и она всюду – на мне, по всему такси, и я кричу водителю, что нам нужно в больницу, и быстро: у Терри сердечный приступ.
Время останавливается.
Я скрючился в задней части тесного такси за заляпанной плексигласовой перегородкой, пытаюсь ему помочь – а сам думаю, что все равно уже поздно, он умирает у меня на руках. Прочищаю ему пальцами рот и нос, достаю его язык, чтобы не заблокировал дыхательные пути. Расстегиваю ему рубашку и оказываю первую помощь.
Такси останавливается у больницы, и дальше – как в кино: словно из-под земли вырастают люди в медицинских костюмах. Терри переносят с заднего сиденья на носилки, закатывают в двери. Меня провожают в кабинет, дают чистую футболку и салфетки, и я уверен, что Терри уже умер, пока мне не говорят: «Все хорошо, он не умрет». Еще несколько тестов – и они поймут, был ли это сердечный приступ.
Кажется, что ожидание длится весь день, хотя на самом деле, наверное, минут сорок. Потом ко мне приходят и говорят: «Это не сердечный приступ». Но им нужно знать, какие лекарства он принимает. Его рецепты у меня с собой, в футляре фотоаппарата, я