Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Но ничего этого не было и в помине. "Бонзы" с любопытством разглядывали утонувшего в кожаном кресле маленького человечка и… молчали.

Пауза затягивалась, и Ступак занервничал. Первый секретарь, по-видимому, не только не собирался учинять ему разноса, но дружелюбно улыбался, и в глазах его светилось даже некое подобие сочувствия. Постепенно пыл журналиста начал угасать, и в душу закралось тревожное безпокойство. Эти двое что-то задумали, но что, он понять не мог.

Сидеть в кожаном кресле вдруг стало как-то очень неуютно, захотелось поскорее выбраться из его мягких недр и оказаться на свободе. Семён заворочался, заёрзал, стараясь устроиться поудобнее, но только усугубил безнадёжность своего положения.

– Можно я на стул сяду? – неожиданно спросил он.

– Конечно, конечно, – тут же отозвался Троицкий. – Главное, чтобы вам было удобно, товарищ Ступак.

– Не привык я в таких… мебелях. Нашему брату чего-нибудь попроще бы, – попытался пошутить Ступак, выползая из кожаного нутра. Но шутка как-то не получилась, и от этого несчастному журналисту стало тоскливо и тошно на душе. Захотелось бежать из этого кабинета. К маме, к собакам… С ними ему всегда было спокойно и хорошо.

– Ну, что скажете, Семён Львович? – спросил из своего угла Мяздриков.

– Я?!.. – растерялся Ступак. – Я думал, у вас ко мне какие-нибудь вопросы… имеются.

– Как живёте? – в свою очередь поинтересовался Троицкий. – Какие проблемы?.. Пожелания?.. Просьбы?..

– Проблемы?.. – Семён был совершенно сбит с толку. – Да я, собственно… Нет у меня никаких проблем…

– Так не бывает, товарищ Ступак, – улыбнулся Борис Ильич. – Проблем только у покойников нет, а у нас, грешных, проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет! – и расхохотался, довольный, как ему показалось, удачной шуткой.

Обезкураженный журналист разозлился.

– По-моему, это у вас из-за моей публикации проблемы возникли. Для того и вызвали "на ковёр"?.. Что ж!.. Валяйте, снимайте стружку!..

– Во-первых, Семён Львович, никто с вас стружку снимать не собирается, – охолонил Ступака Пётр Петрович. – А во-вторых, нам действительно интересно, как живут наши молодые специалисты. Вам сколько лет?

– Двадцать семь…

– Институт когда закончили?

– В прошлом году…

– Что так поздно?..

– Меня после школы в армию призвали.

Партийные секретари сочувственно покачали головами.

Семён ничего не понимал. Дружелюбный тон и ласковые глаза говорили, что этих двоих его судьба, действительно, интересует. Но по нормальной логике советских людей так не бывает!.. Во всяком случае, не должно было бы быть!..

– Где служили?

– В Севастополе… В отряде водолазов…

– А я в Североморске на подводной лодке… Всю войну, от звонка до звонка, – с какой-то ностальгической грустью проговорил Мяздриков. – В каком звании на дембель пошёл?

– Старшина второй статьи.

– А меня кавторангом комиссовали… В сорок шестом… Давление, будь оно неладно!.. Но это всё неважно!.. Главное, мы с тобой, братан, оба забортной воды хлебнули. Или водолазы, как-то иначе своих салаг крестят?..

– Не знаю, – смутился Семён. – Меня никто не крестил.

– А у нас, у подводников, существует железная традиция: новобранец обязан выпить стакан забортной воды и поцеловать раскачивающуюся кувалду. Поверьте, это совсем не просто. Некоторым удаётся всего лишь ссадиной отделаться, а я рот в кровь разбил… Двух передних зубов лишился… Глядите!..

И широко улыбнувшись, Борис Ильич сверкнул серебряными коронками.

– Вот кому повезло, так это Петру Петровичу, – съязвил Мяздриков. – Он кувалду не целовал и вообще всю войну пороху не нюхал. В штабных блиндажах просидел… Ему нас с тобой ни за что не понять. Согласен, Семён?..

Как-то незаметно Мяздриков перешёл с журналистом на ты.

– Тоже мне "морской волк"! – огрызнулся Троицкий. – Каждый из нас на войне своё дело делал, и не гоже нам с тобой, Борис Ильич, боевыми заслугами хвастать!.. – похоже было, что Пётр Петрович даже слегка обиделся.

– А я и не хвастаю. Всего лишь констатирую факт. Мы с Семёном – кореша, а ты… Прости меня, товарищ Троицкий, но ты – самая настоящая "штабная крыса"!..

Он сказал это так смачно, с таким ядовитым подтекстом, что даже Ступак не выдержал и улыбнулся.

– Ладно, – Пётр Петрович перевёл разговор в серьёзное русло. – У вас дети есть Семён Львович?..

Журналист горестно покачал головой.

– Нет… Пока нет…

– Но вы женаты?..

Та же реакция.

– Не могу поверить, что у тебя на примете никого нет, – многозначительно подмигнул Мяздриков.

Семён густо покраснел. Не мог же он вот так, сразу, с бухты-барахты, признаться совершенно чужим людям, что уже год, два месяца и восемнадцать дней отчаянно влюблён в Шурочку Крохину – библиотекаршу Некрасовской библиотеки, что Шурочка отвечает ему взаимностью, но дальше поцелуев в подъезде её дома на Банной улице дело у них не зашло.

Борис Ильич всё понял и без слов. Потрепав непослушный вихор на затылке молодого специалиста, дружески посоветовал.

– Дружище, зря время теряешь?.. Учти, молодость быстро проходит. Помнишь, как это у Крылова?.. "Оглянуться не успеешь, пенсия катит в глаза"… Послушайся доброго совета: наплюй на всё и женись!..

– Не могу, – еле выдавил из себя Семён.

– Отчего? – удивился Пётр Петрович.

– Жить негде… У нас с мамой только десять квадратов в коммуналке.

– А у твоей суженой?

– У неё чуток получше, две комнаты. Но в них уже три семьи живёт. Старший брат женат и вот-вот отцом станет. А младший… вообще спит на кухне.

Партийные секретари переглянулись.

– Что ж… – после многозначительной паузы медленно проговорил Троицкий. – В этом вопросе мы попробуем вам помочь, товарищ Ступак.

– Правда?!.. – Семён не верил своим ушам.

– Я, конечно, ничего определённого обещать не могу… – тут же остудил его восторг Пётр Петрович, – но… попытка не пытка. Борис Ильич, ты случайно не знаешь, сдали дом на мелькомбинате?..

– По-моему, сдали.

– И, может быть, какая-нибудь комната освободилась… За выездом. Ты же у нас за строительство отвечаешь. Для тебя подобный вопрос решить – раз плюнуть… Помоги молодому специалисту.

– Попробуем, – коротко ответил Борис Ильич и сделал пометку в своём блокнотике.

– Да я!.. Я за вас!.. За вас… Я… Всю жизнь Бога буду молить!.. – неожиданно выпалил совершенно ошалевший от радости собкор комсомольской газеты.

Троицкий с Мяздриковым от души рассмеялись:

– Ну, это, пожалуй, лишнее, – отсмеявшись, проговорил Пётр Петрович, – чтобы комсомолец Бога молил.

– Я в фигуральном смысле… – стал оправдываться комсомолец.

– Это я понял, – остановил его Троицкий.

В кабинет величественно вплыла Леокадия Степановна, молча положила на стол Первого секретаря какой-то листок и так же величественно удалилась.

Троицкий взглянул на листок, потом посмотрел в сторону Мяздрикова, который в знак согласия прикрыл глаза, и спросил журналиста ласково.

– Вы не догадываетесь, Семён Львович, зачем мы вас в горком пригласили?

– Догадываюсь, – буркнул тот и в тот же миг совершенно отчётливо понял: мечтам о собственной комнате не суждено сбыться.

Какую свинью этим двум вполне симпатичным мужикам подложил!..

Но разве он мог даже на секунду предположить, что этот дурацкий фельетон помешает осуществиться его самому заветному желанию?!.. Его пером водил обыкновенный журналистский азарт. О последствиях Семён тогда не думал… Дурак!.. Впрочем… не такой уж он дурак, если понимал, что отрекаться от написанного было безсмысленно… Оправдываться?.. Зачем?!.. Прощения просить?.. Только этого не хватало… И он решил: раз так, нужно стоять до конца.

– Я правду написал! – с плохо скрываемой злобой процедил он сквозь зубы.

– В том-то и дело, что нет, дорогой Семён Львович, – раздался из-под фикуса голос Бориса Ильича. – Вы оболгали уважаемого, заслуженного человека, товарищ Ступак!.. – Мяздриков опять прешёл с журналистом "на вы". – И я вам, честно скажу, мне вас искренне жаль. Как вы теперь в глаза нашей общественности смотреть будете?!..

В глазах у Семёна потемнело!.. Уж в чём-чём, но обвинять его во лжи?!.. Это уже слишком!..

– Я?!.. Оболгал?!..

– Да!.. Вы!.. Оболгали!..

– Ну, знаете… – Ступаку не хватало слов. – Я же с ним вместе!.. Я же не в санатории… мы с ним… в медвытрезвители на соседних койках валялись!.. Я собственными глазами видел!..

– Видеть-то вы видели, но что?..

– Как это что?!..

– Рядом с вами лежал не "заслуженный алкаш", как вы написали в своем фельетоне, вы позволили себе издеваться над больным человеком, жизнь которого до сих пор вызывает у врачей серьёзные опасения. Вот, не угодно ли взглянуть, – и Пётр Петрович протянул Семёну листок, который минуту назад внесла в кабинет первого секретаря Леокадия Степановна.

Это была выписка из истории болезни Андрея Николаевича Новосельского, заверенная печатью и тремя подписями ведущих специалистов гор-больницы, включая главного врача Фертмана Романа Моисеевича. Выписка гласила, что означенный "товарищ Новосельский поступил в больницу с острым гипертоническим кризом и подозрением на микроинсульт".