Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Зачем?..

– На предмет здоровья, – главврач излучал немыслимую доброту и сердечность.

– Никогда не обследовался. Мне это ни к чему.

– А вот я думаю, дорогой Андрей Николаевич, напрасно ты так манкировал состоянием своего здоровья, – Фертман раскрыл свой пузатый, видавший виды кожаный портфель и достал из его недр старинный тонометр. – Давай-ка мы с тобой для начала давленьице измерим. Снимай пиджачишко свой.

– Да я… – попробовал сопротивляться герой, депутат и член ЦК в одном лице.

Но договорить ему не дали.

– Правильно!..

– По лицу видно, давление повышенное!..

– Краснота какая-то… неестественная!..

– И руки дрожат!..

– Слишком легкомысленно к своему здоровью относишься!..

– Ты народу, Андрей Николаевич, здоровым нужен!.. – в один голос загалдели члены бюро. Они-то сразу поняли, куда клонит мудрый еврей.

– Двести двадцать на сто сорок!.. Гипертонический криз!.. Необходима срочная госпитализация! – объявил свой приговор Фертман. – Пётр Петрович, вызывай "Скорую".

Не часто можно увидеть, чтобы сообщение о болезни человека вызвало такой всеобщий энтузиазм. Хмурые складки на лицах членов бюро разгладились!.. Глаза засветились радостью… Нет, больше – счастьем! Как они в эту минуту любили друг друга!.. Как гордились тем, что среди них нашёлся этот удивительный врач, который в один миг превратил преступника в жертву и спас городскую общественность от неминуемого чудовищного позора!..

Пётр Петрович вызвал секретаря. В кабинет сначала величественно вплыл бюст Леокадии Степановны, а следом она сама появилась на пороге кабинета с блокнотом в левой руке и авторучкой в правой и торжественно замерла, ожидая распоряжений. Трагическое выражение, как театральная маска, застыло на её красивом лице. Конечно же, она, знала: над головой её драгоценного шефа нависла смертельная угроза и ожидала самого худшего. Её опасения подтвердились.

– Леокадия Степановна, вызовите, пожалуйста, "Скорую"…

Секретарша охнула, выронила блокнот и попыталась освободившейся рукой ухватиться за дверной косяк, но вся обстановка кабинета, мебель и столпившиеся у стола люди вдруг уплыли куда-то в сторону, миндалевидные глаза её заволок противный серый туман, ноги подкосились, и она рухнула в обморок.

«Скорая» увезла растерянного, плохо понимающего, что происходит, Новосельского в больницу, Леокадию Степановну привели в чувство с помощью нашатырного спирта, члены бюро разошлись, и в кабинете Петра Петровича Троицкого остался только Мяздриков. Фертман обещал через полчаса прислать выписку из истории болезни героя, депутата и члена ЦК, в которой чёрным по белому должно было быть написано, что Андрей Николаевич три дня назад, возвращаясь с работы, прямо на улице упал в обморок, так как у него случился микроинсульт, а невежественный милицейский патруль принял болезненное состояние товарища Новосельского за алкогольное опьянение. Так что с медицинской точки зрения всё складывалось – лучше не придумаешь.

Теперь предстояло заняться автором фельетона? Семёна Ступака необходимо было обезвредить в самое кратчайшее время: до полудня оставалось чуть больше часа. Леокадия Степановна позвонила в корпункт газеты "Смена" и низким грудным голосом, как это умела делать только она, ласково пригласила Ступака на беседу в горком. Тот в ответ коротко хохотнул и сказал, что с "товарищем, который обладает таким волнующим голосом, побеседует с огромным удовольствием". Каков наглец!..

Судя по всему, характер у него был зловреднейший, и становилось ясно, с ним просто так не разделаешься. К сожалению, времени у них было в обрез, и жесточайший цейтнот не позволял собрать нужную информацию. Мяздриков позвонил нескольким знакомым и сумел выяснить, что Семёну около тридцати. Вредных привычек не имеет, в порочащих связях замечен не был. Холост, живёт с матерью и тремя собаками в комнате площадью 10 кв. метров в коммуналке. Матушка его два месяца назад перенесла инсульт, на улицу сейчас не выходит, и все заботы по ведению домашнего хозяйства Ступаку пришлось взвалить на себя. Вот и всё. Обладая такими скудными сведениями, им приходилось полагаться только на собственную интуицию.

– Ничего, Пётр Петрович, нам не привыкать стать. И не из таких ситуаций выруливали, – успокаивал Троицкого Борис Ильич. – Вспомни "Унитаз". Казалось, кранты? А ведь обошлось… Или я неправ?..

"Унитазом" назывался рукописный журнал, который появился в школе № 23 прошлой осенью. Это была образцово-показательная школа, в которой учились дети всей партийной и советской элиты города. И вдруг – на тебе!.. Подпольный журнал!.. За такие вещи у нас в стране по головке не гладят. Никого не интересовало, что в так называемом "подпольном" издании были совершенно безвредные стишки юмористического содержания не самого высокого пошиба. Сам факт существования "Унитаза" привёл в трепет областное партийное руководство. А что вы думаете? Сначала невинные стишки: "Пописай в бутылку, смотри не кричи: берёт с тебя доктор анализ мочи!", – а следом, глядишь, и что-то более серьёзное!.. Например, главный лозунг журнала, крупными буквами кричащий с лицевой страницы: "Хватит дрыхнуть! Пора вставать! За правое дело иди воевать!"… Понимаете, что сие означать может?.. А?.. "За какое такое "дело" вы воевать собрались?.. И почему оно не "левое", а "правое"", спрашивается. То-то и оно!.. С огнём, дорогие товарищи, играете!.. Вы, что, хотите, чтобы из "уни-тазовской" искры возгорелось нешуточное пламя?!

В городском руководстве наступил глубокий траур. Намечались очень крупные перемены.

И вдруг!..

Ох, уж это спасительное "вдруг"!..

Накануне выездного заседания бюро обкома, на котором должен был обсуждаться вопрос об "Унитазе", повестка дня было срочно заменена. Пункт первый гласил: "Подготовка городского коммунального хозяйства к зимнему отопительному сезону"!.. А куда подевался вопрос об "идеологической диверсии в общеобразовательных школах Краснознаменска", никто толком понять не мог.

Правда, и за подготовку к отопительному сезону краснознаменскому начальству досталось: все руководители "на вид" схлопотали!.. Но разве может это жалкое "на вид" идти в сравнение с тем наказанием, которое грозило им за "идеологическую диверсию"?!.. Там даже уголовной статьёй попахивало.

Только спустя полгода выяснилось, что "спасителем" Троицкого "со товарищи" стал директор Мясо-молочного комбината № 1 Аскольд Янович Цорн. Потомок то ли шведов, как утверждал он сам, то ли евреев, как болтали про него злые языки, костьми лёг, только бы не допустить серьёзного разбирательства дела об «Унитазе». Выяснилось, его прямой потомок, а именно – сын Вованчик – являлся основателем, главным редактором и единственным автором диверсионного издания. Потомку шведского еврея влетело по первое число: пару дней он даже за парту садился с величайшей осторожностью и всё норовил устроиться как-то бочком. А для областного начальства была срочно организована экскурсия на комбинат, которая завершилась обильной дехустацией и раздачей экскурсантам лучших образцов продукции краснознаменских колбасников. Поговаривали, что в кульках с ветчиной и сырокопчёной колбасой были зарыты конверты с крупными денежными купюрами, но, конечно же, это была чудовищная клевета. Настоящие коммунисты чисты и неподкупны – за взятки свои партийные принципы они не продают!..

И вот теперь Пётр Петрович и Борис Ильич, закрывшись в кабинете Троицкого, решали, как начать разговор с пронырливым журналистом. После недолгого, но бурного обсуждения пришли к выводу, что надо использовать тактику Аскольда Яновича: решить проблему мирными средствами. А если с помощью пряника, добиться положительного результата не удастся, что ж… Тогда и кнут пустить в ход.

Ведомый Леокадией Степановной, Ступак бодро вошёл в кабинет, небрежно развалился в кресле и победоносно поглядел сначала на Петра Петровича, расположившегося за своим столом, а затем и на скорбную фигуру второго секретаря, устроившегося в облюбованном уголочке под фикусом с привычным блокнотиком в руках Семён Ступак оказался маленьким бойким человечком. Чёрные маленькие глазки и орлиный профиль выдавали в нём принадлежность к древнему библейскому роду. Манеры у журналисты были развязные. Но это говорило скорее о внутреннем зажиме, чем о безшабашной смелости. Потёртая серенькая курточка, рубашка в крупную красно-синюю клеточку, стоптанные башмаки и махрящиеся снизу брючки свидетельствовали о скудности его бюджета, и это обстоятельство давало партийным "боссам" дополнительный шанс. Они понимающе переглянулись.

А собкор "Смены" наслаждался моментом. Впервые за свою недолгую журналистскую карьеру он удостоился приёма у партийного начальства. Какой волнующий, какой прекрасный момент!.. Он тщательно подготовился к разговору и уже заранее смаковал, как он им врежет правду-матку, как посадит в лужу и оставит с носом этих сытых, самодовольных партийных бонз. Семён знал, что ситуация в его руках, и ждал, что его начнут уговаривать, просить, угрожать, в конце концов. И вот тогда он им покажет, почём фунт партийного лиха!..