Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

Он взглянул на часы.

- Пора. А то не успею: место моё в президиуме займут.

Марина улыбнулась, подбадривая и радуясь, что любимый парень не потерял головы, способен шутить и выжидать.

- Ну, как? Придёшь? Жанна просит.

- Прийти-то несложно. А потом от вас придётся драпать огородами? Сдаваться им я не намерен.

- И не надо, - поддержала Марина, постепенно осознавая, что любимый дружок влип серьёзно, что встреча, если состоится, будет, скорее всего, последней, и именно поэтому настаивала на ней: - Мы с Жанной поперёк ляжем, за ноги их хватать будем, в штаны вцепимся – успеешь сигануть. – Она судорожно вздохнула-всхлипнула, отвернула в сторону глаза, полные слёз отчаянья. – Ну, почему мне так не везёт? Встречу стоящего мужика – и сразу в разные стороны, одна мразь вьётся вокруг, за задницу цепляется, мажет сальными руками. – Сама схватила его за обе руки, крепко сжала и запричитала с надрывом, еле сдерживая рвущийся голос: - Никому я тебя не отдам, никаким следователям, замуж за тебя выйду, поеду за тобой на край света, гнать будешь – не отстану, мой ты – и ничей больше, обойдётся рыжая.

Владимир верил ей, она себе – тоже. Эта женщина была искренна и правдива и тогда, когда клялась в любви и верности до гроба, и тогда, когда внезапно уходила к другому, напрочь исключая жертвенность и терпимость во взаимоотношениях. Для неё не существовало рая с любимым в шалаше. Она как цветок всегда поворачивалась к солнцу, отворачиваясь от тени, закрывалась-замыкалась в ненастье и настойчиво тянулась корнями к влажной питательной почве, не обращая внимания на соседей. Среда для неё – всё.

- Ничей я, - отверг Владимир слишком пылкие, чтобы им долго верить, притязания. – А для тебя главное – вырастить и воспитать дочь. – Он вспомнил Витю и решительно поднялся. – Всё, ухожу. Если что, не поминай лихом, - и быстрым шагом, не оглядываясь ни на Марину, ни на Вайнштейна, пошёл к выходу.

Марина проводила его печальным взглядом и долго ещё сидела, не двигаясь и не откликаясь на просьбы официанток, после того, как за ним закрылась, гулко хлопнув и заставив вздрогнуть, входная дверь. Потом, что-то обдумав, ушла на кухню, привела с собой мясника в белом фартуке, забрызганном кровью, и белом колпаке, заляпанном мясными руками, усадила так, чтобы ему виден был весь зал, глухо спросила, близко наклонившись:

- Видишь фрайера у окна за третьим столиком, что ждёт расчёта, отвернув морду? Чернявый, в сером костюме?

- Ну? – хрипло ответил мясник, найдя взглядом Вайнштейна.

- Следователь СМЕРШа по особо важным делам, из Москвы, - негласно познакомила Марина. – Занимается дезертирами и военными беглецами-нелегалами вроде вас с Бунчуком. Специально приехал, видно, что-то унюхал. Опасный, гад!

Мясник угрожающе сощурил глаза, вглядываясь в серую фигуру спецдушеприказчика.

- Ясно, - прохрипел он, - пойду, погляжу поближе, - и он пошёл вдоль ряда столиков у окна. На мгновение смертельные враги встретились безразличными взглядами, и Фингал удалился восвояси, ничего не промолвив наводчице.

- 3 –

Владимир, успев к началу, стал приспосабливаться к отсутствующему присутствию на занимательном молодёжном сборище, запоздало перерабатывая плотный дармовой обед и осоловело и невидяще уставившись в постепенно заполняющийся зал. Снова какие-то затушёванные и задавленные ответственностью личности мямлили о десяти-пятнадцатипроцентных успехах своих предприятий, подразумевая под ними подвиг. Перешептавшиеся и пересмеявшиеся до обеда делегаты обречённо глазели на вынужденно бодрствующий президиум, ожидая хотя бы какого-нибудь развлечения.

И дождались.

Когда секретарь потускневшим голосом объявил, что слово имеет шофёр центральной автобазы Васильев, Владимир не сразу сообразил, что это он, его зовут отчитаться о подвигах родного предприятия. На обомлевших ногах он добрался до ораторского эшафота, совсем по-другому, участливо, взглянул на пестрящий встречными потухшими взглядами почти усыплённых молодых парней и девчат зал и решительно отложил в сторону шпаргалку, выданную опытным Тарабанем.

- Мне кажется, мы не совсем чётко представляем, о чём должны говорить, и надо ли говорить.

Он увидел, как некоторые встречные взгляды зажглись, а дремотная тишина начала заполняться заинтересованным шумом.

- Хорошо ли мы понимаем суть того, в чём нас пытаются убедить?

Шевеление увеличилось ещё больше, и уже многие с любопытством разглядывали умника-философа с большой дороги.

- Нам предложили для дискуссии тезис о том, что и в мирное время подвигу есть место, а председательствующий сразу определил: есть и быть, и спорить не о чем. А мне кажется, есть о чём, и нужно.

Зал окончательно ожил, нетерпеливо ожидая предательского удара по утверждённой доктрине. А Владимир, обрадованный возможностью поразмышлять логически и временно забыв о дамокловом мече и враждебности аудитории, покорно принявшей навязанную тему и молчаливо согласившейся со спорными прямолинейными выводами, продолжал обосновывать возникшие сомнения.

- Сначала необходимо дать определение тому, о чём мы собираемся, если собираемся, спорить.

Он помолчал, напрягая внимание и без того замершей в шоке публики, привыкшей жить, работать и думать по указке.

- По моему мнению, подвиг – это случайное событие или стечение непредвиденных случайностей, происшедшее с кем-то или с кеми-то в экстремальных условиях, потребовавшее от него или от них концентрации и максимальных затрат физических и душевных сил и осуществлённое чаще всего или больше всего интуитивно, без долгих раздумий и оценки ситуации. Осмысление приходит потом. И тогда становится страшно и непонятно, как это событие произошло и почему так кончилось. Каждое из них помечено орлом или решкой, подвигом или катастрофой…

- Ошибаешься, дорогой товарищ. Для нас, коммунистов, подвиг – не случайное событие, а повседневная жизнь и работа, - перебил моложавый мужчина в строгом тёмном костюме и неброском галстуке, редком для послевоенного времени, сидящий рядом с комсомольским секретарём. – Наши подвиги совершаются сознательно, массово и тогда, когда прикажет партия, во имя коммунистического будущего. Создавая впервые в мире новое социальное общество, мы не имеем права ориентироваться на орла или решку, как нам предлагают… - он презрительно усмехнулся.

- Я как раз не предлагаю, а… - попытался вклиниться с оправданием Владимир, но тому, в галстуке, оно не требовалось.

- Мы сами создаём условия для подвига, сами организуем для него людей, и катастрофы, которыми нас пугают, исключены. Нельзя такое важное дело пустить на самотёк. Как подсказывает само звучание слова, подвиг – это стремительное продвижение вперёд, рывком, и мы идём от одного подвига к другому, опережая время, воодушевляясь и воодушевляя народы…

- А мне казалось, что понятие и название подвига исходит из религиозного подвижничества, - не упустил случая и Владимир вклиниться в лозунговую галиматью, очевидно, партийного бонзы, присланного для надзора за молодёжным сборищем.

- Тебе всё кажется, а мы знаем и убеждены и потому побеждаем, как победили фашистов в Отечественной войне, явившейся самым наглядным подвигом всего советского народа, организованного коммунистической партией и товарищем Сталиным.

И все заученно зааплодировали, услышав расхожее и неоспоримое заключение. Один Владимир на трибуне остался равнодушным и чужим, никому не нужным со своей логикой. Когда в дискуссию вмешивается политика, ни о какой логике и речи быть не может – верх берут чистой воды облапошивание и пафосная завиральная демагогия, подкреплённые острасткой за инакомыслие. Партнаблюдатель бессовестно воспользовался шофёром как раздражителем. Перевирая и переиначивая то немногое, что услышал, и домысливая то, о чём не говорилось, он таранил аудиторию нравоучительно-пропагандистскими внушениями, и Владимир, понимая это, злился и стыдился пассивной пособнической роли, но оправдаться и перехватить инициативу у опытного словоблудника не умел.

- Советские люди, особенно молодые, сознательно идут на подвиг потому, что верят во всепобеждающую коммунистическую идею, и эта вера наполняет их всепобеждающим энтузиазмом и энергией, - продолжал извлекать из себя обтекаемые и плохо запоминающиеся газетные сентенции старший товарищ, строго поблёскивая на молодых последователей золотыми очками. Про Владимира он забыл, тот ему больше был не нужен, мешал. – Нашим героям не нужны пресловутые озарения и сомнительные интуиции, потому что под руководством партии ошибки и промахи исключены. И на прошлое не надо оглядываться – его есть кому оценить по заслугам – а только вперёд, вперёд, вперёд! Мы в своих сознательных подвигах, подготовленных партией и её руководством, осенённые передовой коммунистической идеологией, просто обречены на невиданные успехи. И никаких катастроф!