– Все они к вашим услугам, сагиб. Но я советовал бы вам взять с собой Буксу, второго моего сына, так как он побывал во многих местах, к тому же человек он способный и сообразительный.
При этом старик позвал своего сына, и тот не колеблясь согласился сопровождать Реджинальда. Но он просил, чтобы ему взять с собой своего верного слугу Самбро, черного невольника, сильного и мужественного человека, на которого можно было вполне положиться. Реджинальд принял его предложение, и через несколько минут оба они готовы были сопровождать его до дворца, где ожидали их Дик Суддичум и Фесфул. Затем Буксу и Самбро подвели к Фесфул, которая сразу же показала, что она понимает, что должна обходиться с ними, как с друзьями.
Они подождали, пока вечерние тени не опустились над городом, чтобы можно было выбраться, не возбуждая внимания, и тогда они поспешно проехали многочисленные пустынные улицы, пока не добрались до северных ворот. Ворота немедленно открыли, как только Реджинальд показал приказ раджи. Никто не узнал их и не справился о том, куда они идут. И действительно, жители Аллахапура не были привычны заботиться о делах, не касавшихся их.
Путешественники отъехали от города на милю или на две, как взошла луна, и, таким образом, они могли продолжать свой путь в течение значительной части ночи. По дороге встречалось немало развалин мечетей и пагод, разрушенных фортов и некогда пышных гробниц, где они могли бы остановиться для отдыха. Наконец Буксу предложил расположиться в одной из пагод, хотя и покинутой жрецами, но совершенно целой. Реджинальд тотчас же согласился на это предложение, так как с непривычки к столь длинным переходам он чувствовал себя весьма усталым. Набрав валявшегося в изобилии валежника, Самбро и Дик вскоре развели на дворе костер, чтобы сварить себе пищу. Буксу, сделавшись христианином, отбросил все кастовые предрассудки, а Реджинальд во время своих сухопутных экспедиций ел вместе со своими людьми. Таким образом расположились они вокруг своей скромной еды при свете костра, под защитой свода индусского храма.
Фесфул накормили перед выездом; но дорогой она проголодалась, и, пользуясь тем, что хозяин ее занят, она, повинуясь своим инстинктам, ушла куда-то за добычей.
Они заканчивали ужин, когда Дик, оглядываясь вокруг, заметил какую-то фигуру, пробиравшуюся под тенью свода с противоположной стороны двора.
– Ого-го! Это какая-то ночная птица. Надобно схватить этого проходимца и узнать, что ему нужно! – вскрикнул он, подымаясь со своего места и направляясь к другому концу двора.
Реджинальд и остальные последовали за ним. Но когда они добрались до того места, где Дик заметил человека, там никого не оказалось. Они шарили по всем направлениям, но бесполезно и наконец вернулись на свое прежнее место. Буксу думал, что Дик был введен в заблуждение тенью от какой-нибудь колонны, падавшей на противоположную стену.
– Нет-нет, я верно говорю. Меня глаз никогда не обманет, – ответил Дик. – Человек этот, которого я заметил, был одет в длиннополое туземное платье. Я его так же ясно видел, как вижу под собой море. Но куда он исчез – разве прошел сквозь стену – не понимаю.
– Я не думаю, чтобы Дик мог ошибиться, – сказал Реджинальд. – Но где же Фесфул? Будь она здесь – она схватила бы этого молодца.
Никто не заметил, как она ушла, и исчезновение ее было новой загадкой.
Утомленные длинным переходом, они, безусловно, нуждались в отдыхе, поэтому решено было тут же расположиться спать, причем каждый по очереди должен был сторожить.
– Если позволит ваша честь, я первый стану на вахту, – сказал Дик, – и если вы изволите ссудить мне один из ваших пистолетов, я всажу пулю в первого длиннополого господина, который только покажется, будь это привидение или что другое. Только прошу вас, если что случится, немедленно же следуйте за мной, и он скоро очутится у нас в руках.
Реджинальд расположился спать, вполне полагаясь на Дика и зная, что он будет внимательно сторожить, не спуская глаз; он посоветовал и другим сделать это, чему все и последовали.
Мы должны последовать теперь за Фесфул, отправившейся, вероятно, на поиски за каким-нибудь ягненком или козленком, которые пасутся в стаде где-нибудь вблизи храма. Едва только отошла она на небольшое расстояние от пагоды, как к ней совершенно безбоязненно подошел человек в одежде брамина и, погладив ее по голове, подал ей что-то находившееся у него в руках. Она взяла подачку и, ласкаясь к нему, последовала за ним в отдаленную часть храма. Здесь стояла высокая башня, на вершину которой вела извилистая лестница. Брамин начал взбираться наверх, и тигрица за ним. На самой вершине брамин отпер дверь и вошел в галерею, до того узкую, что тигрица едва могла пробираться, так как плечи ее касались стен. Вдруг брамин неожиданно скрылся в какую-то другую маленькую дверь. Бедная тигрица, то ли потеряв своего проводника, то ли же обронив соблазнительную приманку, бывшую у нее в зубах, стала тихонько прокрадываться вперед, как вдруг раздался треск и она полетела головой вниз. А в это время человек глядел через парапет башни, совершенно довольный тем, что ему удалась его изменническая проделка.
– Ага! Я давно уже желал тебя уничтожить, но ты слишком осторожна, чтобы попасться на удочку! – сказал он. – Теперь же мне удалось покончить с тобой, и хозяин твой, молодой раджа, легко сделается моей добычей. Вишь, какой! Он рассчитывает управлять этой страной и разрушить нашу старинную веру! Как он ни ловок, но ошибется в своих расчетах и увидит, что есть люди, которые могут перехитрить его. Было пророчество, что когда феринги (европейцы) станут управлять страной, то местные учреждения будут уничтожены и касты отменены. Что будет тогда с нами, браминами? Мы должны, насколько возможно, отдалить этот злополучный день, если только он когда-нибудь наступит.
Так ворчал про себя брамин Балкишен. Он был союзником хана Кошю и главным деятелем в последнем восстании, так как, будучи первым секретарем раджи, он знал обо всем, что делалось во дворце. Но, как союзник отставного парикмахера, он всем сердцем ненавидел его: и за его религию – или, скорее, отсутствие всякой религии, – и за его фамильярное и грубое с ним обхождение. Он присутствовал также при увозе Нуны и опасался, что Реджинальд, при содействии Буксу и Самбро, отыщет место, где ее скрывают.
Несмотря на свое хваленое просвещение, брамин питал какой-то суеверный страх перед тигрицей, верил в то, что Фесфул таинственно связана с Реджинальдом и что всякое покушение на его жизнь ни к чему не поведет до тех пор, пока она будет его защитницей. Неоднократно пытался он заставить тигрицу привязаться к нему, чтобы потом извести ее. Но когда это ему не удалось, то он употребил в дело средство, с помощью которого можно сделать ручным самого дикого зверя. Одному из своих рабов, оставленных в городе, он поручил наблюдать за англичанами, следовать за ними повсюду и сообщать ему обо всех их движениях. Счастье, думал брамин, покровительствовало ему больше, нежели он ожидал, и в настоящее время они нашли себе пристанище в том самом храме, в котором он скрывался.