было! Ласкающие флаг простаки, они предпочли бы вообще не иметь истории, чем иметь ту, которая усложняет Наше Славное Прошлое.
Вы видите дилемму ректора. Я сервировал ему пиршество из затруднительных положений, а он обязан выбрать себе стул и отужинать.
Но я не желаю, чтобы он выбирал нападение — пока нет. Мне нужно восемь дней и ночей. К кануну Конференции Спонсоров моя книга будет завершена, и, быть может, появятся могущественные союзники, которым я в отчаянии написал. А до тех пор мне нужна моя охрана, чтобы защитить меня от уродов из Фулбрича, а уроды и их богатые мамаши — чтобы сдержать ректора.
И вот сегодня я солгал. Я отправил нищего с сообщением для уродов под моим окном:
Уважаемые господа: Возможно, я действительно был несправедлив по отношению к Грейсану Фулбричу. Я с открытым сердцем читаю предложенные вами концовки и нахожу много идей, которые мне нравятся. Я уделю им всестороннее и благосклонное внимание — при условии, конечно, что ректор не положит НЕСВОЕВРЕМЕННЫЙ КОНЕЦ этим САМЫМ СВЯЩЕННЫМ УСИЛИЯМ по пересказу ГЕРОИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ НАШИХ ПРЕДКОВ.
Простая мера предосторожности: я, конечно, не буду обращать никакого внимания на их каракули. Отвратительный маневр. И очень уместный. Выживших в этом путешествии так же часто спасали враги, как и друзья. Мы нуждались в них, они нуждались в нас; мы вместе обагрили наши руки алым. Ректор совершенно прав, опасаясь за свою школу; когда моя книга будет опубликована, многие спонсоры покинут нас, и вокруг этих залов вырастут сорняки. Но и я прав, сражаясь с ним, не позволяя ему фальсифицировать прошлое. На моем домашнем столе в тени ухмыляется череп Сандора Отта; Я почти слышу его насмешки: Мы ничего не можем с этим поделать, мы честолюбивые люди. Мы и злодеи делаем общее дело.
Глава 16. ДЕВЯТЬ СПИЧЕК
6 халара 942
265-й день из Этерхорда
Неда сидела, скрестив ноги, в комнате без мебели. На ее коленях лежала гладкая доска, а на доске — лист льняной бумаги. В руке была самая изысканная ручка, к которой она когда-либо прикасалась, с наконечником из чистого золота и корпусом, вырезанным из темно-красного корня горного кипариса.
Это был подарок селков. Они надеялись, что она его сохранит; они надеялись, что любовь к Алифросу наполнит написанные этой ручкой слова, и что эти слова тронут многие сердца.
На полу перед ней лежали два гладких камня. Один из них не давал разлететься стопке чистых листов, данных ей селками. Другой лежал поверх страниц, которые она уже заполнила переводами из Книги Старой Веры. За те три дня, что она писала, вторая стопка выросла почти на пять дюймов. Стопка пустых страниц уменьшалась с каждым днем, но селки всегда приносили еще.
Кайер Виспек еще не видел эту чудесную ручку. Неда нашла в общей комнате ручку попроще и пользовалась ею, когда он подходил ближе. Если бы он увидел ручку, то приказал бы оставить ее здесь.
Она стряхнула оцепенение со своей руки и начала снова. Рука металась по листу, слова складывались в форму, которая выдавала в ней полукровку: угловатые буквы мзитрини, слегка искаженные округлым, плавным стилем школьницы-ормали.
И тогда познати ты предназначение свое: ибо Дракон искати только добычи, и никогда не трапезничает тварями низменными со двора скотского, в их собственной грязи запертыми.
Память была оружием, память была проклятием. Когда Неда писала эту фразу из Книги, она видела лицо своего первого мастера, верховного жреца, известного как Отец Бабкри — он произнес ее в День Посвящения. Отец редко улыбался, но в тот день он сиял. Неда была его открытием. Он вырвал ее из унылой жизни конкубины и сделал претенденткой в орден сфванцкоров, первой не-мзитрини, удостоившейся такой исключительной чести. В тот день она начала обучение, отказалась от своей прежней жизни, навсегда посвятила себя Богам. Она помнила озорство в его глазах: его выбор уже стал скандалом. Будучи Недой, она также могла вспомнить его запах (зеленый лук, пот), его шелковый халат (длинная нить тянулась по спине вниз от золотого воротника, как будто бесы хотели распустить халат), его недомогания (зубная боль, хрип, когда он вставал со стула, свежая царапина на левом запястье, подаренная ему любимым уличным котом, которого он звал Тень, деревенские мальчишки — Дымка, а полуслепой повар в трапезной — Грязный Вор).
Пусть цель твоя овладеет тобой: в челюстях железных и пламени непреходящем.
Будучи Недой, благословенной памятью, она хранила тот давно потерянный день для осмотра, как ювелир кольцо. Там возвышалось колоссальное здание святилища, в его темном нутре все еще было холодно, хотя от самого города шел пар. Там был кувшин с сакральным молоком (маленький скол в основании ручки), золотые кубки (два с вмятинами, но каждая вмятина имела благородную историю), таз, где претенденты должны были мыть руки. Там были одинокие свечи (двадцать четыре зеленые и горящие две зеленые и не горящие шестнадцать белых и горящих пять белых и не горящих одна белая упавшая набок и еще заброшенные покрытые пылью забытые навсегда всеми — всеми кроме Неды монстра полукровки гения урода).
Путь сфванцкора — совершенство. Да станет душа твоя государыней плоти, ибо у низших людей плоть берет верх над душой.
Были и другие молодые люди, пришедшие на первую тренировку (Спарро Суридин Адель Оммет Ингри Джалантри Туджинор Кат'джил Перек Финн Ушатай Мендхур Малаброн): все они, кроме шестерых, провалили начальные тесты. Все они, кроме шестерых, отправились домой в расстроенные семьи, которые начали длинно и громко жаловаться: девушке-иностранке дали то, в чем им самим было отказано.
Путь сфванцкора — совершенство.
Оружие, проклятие. Неда очень давно понимала связь между этими двумя понятиями. Память (оружие) давала ей власть над другими, напоминала об их слабостях, словах, утверждениях и именах, которые доводили их до слез, до ярости, до готовности делать все, что она пожелает. Память (проклятие) затопила ее доказательствами того, что она спотыкалась на выбранном ею пути.
Разум юного сфванцкора должен был быть взращен старшими, очищен от рассеянности, отсечен от праздного любопытства, дисциплинирован в служении Невидимому. И, самое главное, он должен получить видение Алифроса и его небес, его преисподней, его мистических закоулков; видение, которое говорило сфванцкорам, где они находятся и почему им позволено жить, дышать и потреблять щедроты мира.
Это было прекрасное видение! Мир в нем был одной семьей: камни, деревья, люди, белые обезьяны, черные крокодилы, птицы, бактерии, пыль. Все едино. Ветер — его