шаг.
Однако, несмотря на то, что в ночь схватки со старым Юстином Феодора предстала воплощением могучей и безжалостной силы, теперь, готовясь к коронации, она вовсе не чувствовала себя уверенно. Ее преследовало ощущение, что над ней нависла огромная опасность. Мудро ли восходить на трон, если это окажется фатальным? Не преступил ли Юстиниан некую черту, вознеся женщину, чье прошлое было слишком хорошо известно черни?
Феодору терзали страхи и сомнения, и последующие несколько дней она пребывала в каком-то оцепенении…
Они покидали дворец Гормизды незадолго перед полуднем. Ее с Юстинианом несли в блистающем паланкине шестнадцать великолепно разодетых носильщиков, двигаясь вдоль длинного строя надменно-величественных эскувитов. Перед носилками выступали сорок трубачей, которые время от времени торжественно трубили в серебряные трубы. За ними во всем великолепии парадных одеяний шествовали четверо высших сановников империи.
У храма Святого Стефана императорская чета покинула паланкин, а когда они вступили в придел, хор священников и диаконов величественно запел псалом. Церковь была битком набита, а в алтаре теснились архиепископы и высшие иереи.
Гиппия Родосский, преподобный патриарх, в сопровождении священнослужителей и псаломщиков встретил Юстиниана и Феодору у входа, благословил, окропил святой водой, окурил ладаном и провел к алтарю под неумолкаемое пение хора.
Затем последовало бесконечное стояние на коленях, пока звучала молитва, шли требы, распевались псалмы и совершалось причащение.
Наконец они встали и повернулись лицом к толпе. На плечи обоим набросили императорские мантии из самых дорогих тканей, шитые золотом и украшенные драгоценными камнями. На голову Юстиниана патриарх возложил венец императора, а затем увенчал таким же Феодору.
Величальное пение хора достигло кульминации. Присутствующие опустились на колени.
Увенчанные коронами и царственными регалиями, получившие благословение церкви, Юстиниан и Феодора прошли сквозь толпу на паперть, где их ожидал блистательный эскорт сановников, чтобы сопровождать дальше.
Плотная толпа, сдерживаемая эскувитами, напирала в надежде увидеть новых правителей во время их краткого перехода во дворец Халк. Все, кому под любым предлогом удалось пробраться на дворцовую территорию, уже были там, не говоря о сенаторах, послах и патрицианской знати, которые ожидали в консистории — тронном зале, где Юстиниан и Феодора должны были принять титул и трон, а сенаторы — присягнуть им.
Не менее пяти тысяч зрителей толпились, вытягивая шеи, вдоль пути следования императорской четы, когда те торжественно прошествовали ко дворцу Халк, сопровождаемые все теми же трубачами и окруженные сановниками.
Эти тысячи глаз отметили, что венец императрицы, украшенный бриллиантами и самоцветами, а также увитый жемчужными нитями, ниспадающими вдоль щек, в котором так дурно выглядела старая императрица Евфимия, словно специально был создан для новой императрицы, Феодоры, чтобы обрамлять ее блистающую красоту. Феодора носила венец, как и тяжелое пышное одеяние, с невиданными доселе грацией и очарованием, и казалось, что драгоценности и ткани от этого становятся еще краше, еще богаче.
Прекрасная пара! Зеваки не могли удержаться от одобрительных возгласов:
— Многая лета!
— Многая лета!
Старинное греческое хвалебное восклицание, которым подданные одобрительно приветствовали вновь коронованных правителей, снова и снова вырывалось из тысяч глоток. Оно слышалось во всех уголках дворца, на улицах и площадях за дворцовыми стенами, в Августеоне, где уже собрались простолюдины — тысяч сто, чтобы поглазеть на новых императора и императрицу.
И вот наконец Феодора и Юстиниан появились перед дворцом Халк.
Раздалось зычное приветствие выстроенных в три ряда по обе стороны от входа эскувитов, взметнулись в едином порыве копья, словно заработала огромная и сложная машина.
И вновь загремели трубы. Император со свитой миновали широкий портал и проследовали дальше длинным залом, богато украшенным бронзой и мрамором, вдоль стен которого стояли новые шеренги эскувитов, образующие сверкающий серебром коридор.
У тройных инкрустированных слоновой костью дверей, ведущих в тронный зал, вновь грянули трубы, оглушая в этом замкнутом пространстве, — и правитель дворца Василий возвестил:
— Все ниц! Их великолепные величества император и императрица ромеев!
Словно хлеба перед серпом, все присутствующие в зале аристократы, мужчины и женщины, опустились на колени, а затем пали ниц. Феодора, опираясь на руку Юстиниана, как во сне, прошла к возвышению с пурпурно-золотым балдахином под золотистым сводом и двумя одинаковыми, украшенными драгоценными камнями престолами на нем.
Они медленно поднялись на семь ступеней и повернулись лицом к собравшимся, все еще распростертым на мраморном полу, а затем торжественно опустились на тронные места.
После чего Юстиниан сказал:
— Поднимитесь, о люди!
И все как один присутствующие, поднимаясь на ноги, воскликнули:
— Многая лета вашим императорским величествам!
Трубы вновь подали голос, призывая к тишине. После чего вперед выступил седовласый квестор Прокл и торжественно огласил указ, уже хорошо всем знакомый. Патриарх пробубнил молитву. Скрытый за драпировками хор запел хвалебную песнь в честь новых монархов, которую придворные музыканты спешно сочинили к торжеству.
После этого верховные должностные лица империи, возглавляемые префектом претория, чья плешивая голова блестела от пота, друг за другом выходили вперед и, опускаясь на колени перед престолом, произносили формулу присяги на верность, которую впоследствии обязаны будут принять не только все наместники провинций и высшие сановники, но также и все чиновники империи, вплоть до мельчайших:
«Клянусь Отцом, Сыном и Святым Духом, Девой Марией и Евангелием, которое держу в руках, а также святыми архангелами Михаилом и Гавриилом по чести и совести быть верным, ревностно служить и выполнять все пожелания и повеления, усердно исполняя все поручения и обязанности, возложенные на меня Юстинианом и Феодорой, его супругой».
Присяга была новой по форме, поскольку в верности клялись сразу двоим. Формулировки не были достаточно четко выверены, и впоследствии кое-кто обратил внимание на два последних слова, ибо выходило, что если Юстиниан умрет прежде Феодоры, то тогда присяга, по-видимому, не обязывает хранить верность Феодоре, поскольку в этом случае она будет уже не супругой, а вдовой. И хотя впоследствии эта неточность обсуждалась с новой императрицей, она, однако, никогда не пыталась что-либо изменить.
Пять часов потребовалось на коронацию новых государей, их восшествие на престол и затянувшийся ритуал принесения присяги главными сановниками империи. Но наконец все церемонии завершились, и Юстиниан с Феодорой одновременно встали и покинули консисторий, миновав три бронзовые двери. Отныне этот удивительным образом вознесшийся македонский крестьянин и девушка с улицы, его жена, не должны больше входить в тронный зал и выходить из него через те же двери, что и простые смертные.
Они вышли на открытую галерею с прекрасными статуями. Там их уже ждала, склонившись в глубоком поклоне, свита. Вновь загремели трубы, и Феодора поняла, что они с Юстинианом направляются к парапету, выходящему на Августеон, чтобы явить себя народу.
Она