по-своему жестоким.
Подобно старому волку в западне, вступившему в свою последнюю схватку, Юстин, ощерясь, вжимался в подушки, глаза его гневно пылали, а губы твердили вновь и вновь: «Нет! Нет и нет!»
Они стояли по обе стороны ложа, поражая его своими доводами, одолевая настоятельными просьбами, умасливая и заклиная. Момент был отчаянный. От его решения зависела судьба каждого из них, судьба всей гигантской империи.
Старый Юстин разъяренно вперял свой взор в их лица: Юстинианово — напряженное и умоляющее, Трибониана — точеное, холодное, едва ли не насмешливое. И эта женщина! Ее лицо в наибольшей степени приковывало к себе внимание старца. Оно было мертвенно-бледным, полудетским, но, казалось, горело изнутри каким-то неистовым и жарким пламенем: лоб пересекли напряженные складки, рот страстно сжат, а глаза смотрели на Юстина безжалостно требовательно.
Даже наследник, глядя на нее, терялся. Та ли это женщина, которую он знает и любит? В этот миг она казалась опасной, как кобра перед броском.
Он заставил себя отвести взгляд. В самом деле, не ради него ли она все это делает?..
В конце концов вся схватка свелась к столкновению двух воль: императора и женщины.
И только далеко за полночь старик, совершенно изнеможенный, сдался с жестом отчаяния. Его седая голова упала на грудь.
— Принесите пергамент и… остальное, — произнес он дрожащим голосом.
Именно в этот момент заговорил Юстиниан, и то, что он произнес, было совершенно неожиданным:
— Я полагаю, что Феодора, моя супруга, также должна стать соправительницей…
В воздухе повисло изумленное молчание. Это было неслыханно! Соправительница на императорском престоле — женщина? Такого в истории ромеев еще не бывало.
Феодора открыла было рот, чтобы возразить, но жест принца, остановивший ее, был настолько властен и категоричен, что заговорить она так и не решилась.
— Она заслужила это! — добавил Юстиниан. — Кто первым заподозрил подвох в предательском предложении царя Кавада? Кто предложил мудрый ход, благодаря которому мы разрушили могучий союз, подготавливаемый Персией? И Феодора же первой дозналась об этом заговоре, и ей принадлежит план, благодаря которому мы этот заговор задушим в зародыше. Прямой резон, чтобы она правила вместе со мной!
Старый император слишком устал и ослаб, чтобы возражать на это новое предложение.
Через минуту Трибониан с непроницаемым лицом добавил на пергаменте короткую фразу, которая навсегда вознесла дитя улиц на небывалую высоту.
После этого старик Юстин, не попросив даже перечитать ему документ, приложил к нему печать и трафарет со своей официальной подписью.
Затем он провел рукой по глазам, и Трибониан увидел, что она дрожит.
ГЛАВА 24
Никогда двор и город не были так потрясены каким-либо известием.
Указ императора о провозглашении соправителей был несомненно подлинным: на нем красовалась подпись пурпуром, сделанная по всем известному золотому трафарету «LEGI».
Под барабанный бой, в сопровождении гвардии, горластые глашатаи зачитывали указ на всех площадях и перекрестках города; указ также был вывешен во всех людных местах, где обычно предавали гласности обращения к народу и новые законы, так что никто не мог сослаться на незнание.
Юстин, император ромеев, «по праву врученной ему Богом власти и из огромной любви к народу империи, а также ради безопасности и процветания всех ее городов и провинций, а также с учетом собственного возраста и нездоровья» провозглашал, что жалует титул и полномочия императора своему возлюбленному племяннику Юстиниану, которого считает собственным сыном, а также титул и полномочия императрицы Феодоре, законной супруге Юстиниана, каковые впредь будут ему соправителями, получив всю власть, полномочия и почести, соответствующие короне и трону. Означенные Юстиниан и Феодора будут пожизненно править после него, а по их смерти престол перейдет к их наследникам в согласии с законом и обычаем.
Указ явился полной неожиданностью, и в его смысл вникали, разинув рот от удивления.
Но больше других был поражен Иоанн Каппадокиец, застигнутый врасплох.
Усердно и скрупулезно он перечитывал пергамент, с трудом шевеля при этом толстыми губами. Надо же! Юстиниан — соправитель, и жена его тоже соправительница! Феодора, девчонка из непотребного дома — на троне! К тому же она его заклятый враг!
Как же такое могло случиться?! Невозможно поверить глазам.
Внезапно он осознал, что совершенно беспомощен перед свершившимся фактом. Действия Юстиниана и Феодоры были столь дерзки и беспрецедентны, что предвидеть их он никак не мог. Но теперь ничего не поделаешь: механизм заговора, который он создал, слишком сложен и громоздок, его почти невозможно перенацелить, да и условия сейчас не те. Необходимо, чтобы император умер и трон временно был свободен. Судьба вновь изменила ему.
Но почему Феодора?! Почему?
С Юстинианом он мог бы справиться даже после восшествия на престол, умственные способности племянника императора он ни во что не ставил. Но по отношению к Феодоре, даже при том, что он ее ненавидел, ничего, кроме уважения, он не испытывал. Ум у нее был острый и безжалостный, как кинжал.
Великий пост близился к концу, а по обычаю всякие торжества можно было устраивать лишь после Пасхи.
Но время для Юстиниана и Феодоры значило слишком много. За неделю до Светлого Воскресенья, когда все церкви были заполнены богомольцами, врачи передали принцу, что старому императору стало гораздо хуже. Возможно, это ухудшение было вызвано ночным состязанием в силе воли, которое окончилось тем, что Юстин уступил и подписал свой указ, но как бы там ни было, дышал он сейчас с трудом, не принимал пищи, а временами надолго впадал в беспамятство.
Имперский совет и Сенат в этот день были уведомлены, что откладывать коронацию новых правителей более невозможно. Разумеется, чтобы организовать обряд и богослужение с подобающей случаю пышностью, требовалось время, но Юстиниан повелел ускорить приготовления, наметив датой коронации Чистый четверг.
Это был день, в который исполнялся старинный обычай ритуального омовения ног бедноты и раздачи милостыни в память о Тайной Вечере; запрещалось ходить в гости и встречаться с друзьями. Услышав весть, что интронизация соправителей состоится в этот день, многие благочестивые, в особенности священники, ужаснулись.
Но Юстиниан стоял твердо, и таково было его повеление.
В эти дни он словно увидел Феодору новыми глазами. Для него явились полной неожиданностью проявленные ею твердость и ясность ума. Она нашла блистательное решение, а затем без колебаний его осуществила, и это было тем более неожиданно, что до сих пор он ценил в ней прежде всего шаловливую нежность и мягкость. Но именно эти новые качества подтолкнули его к внезапной мысли предложить объявить ее соправительницей. Да, он любил ее, но не любовь толкнула его на этот