Дима промолчал. Ему вовсе не хотелось отправлять в монастырь женщин, и поэтому он сделал вид, что такое решение действительно представляется ему сомнительным.
— Вот видишь, — ухмыльнулся Звонок. — Остается только один выход. Ты мне говоришь, где находится коллекция, и после того, как я ее оттуда извлеку, я вас, так и быть, отпущу.
Дима покачал головой.
— Сам понимаешь, это исключено, — сказал он.
— Ты не оставляешь мне выбора, — заметил Звонок, щелкая лезвием складного ножа.
— Мы пойдем вместе, — сказал Дима.
Звонок нахмурился.
— К чему это?
— Просто ты сам туда не проникнешь, — сказал Дима. — Смотри, я проявляю к тебе доверие. Коллекция находится в сейфе у отца Зосимы, заместителя благочинного. Но проникнуть туда смогу только я.
— А что там за сложности? — скривился Звонок.
— Во-первых, кабинет под контролем, а я знаю систему сигнализации, — сказал Дима. — А во-вторых, сейф. Сам ты ни за что не найдешь его.
Звонок подумал.
— Но, с другой стороны, это прекрасная ловушка, — произнес он с сомнением.
— Я всегда буду рядом, — сказал Дима. — И потом, неужели ты думаешь, что мы организовали все это заранее?
А было бы неплохо подумать об этом раньше, — мелькнуло у него.
— Отец Зосима, говоришь, — пробормотал Звонок.
Дима не ответил. Он назвал имя отца Зосимы только потому, что именно его визитная карточка оказалась у бандитов в поезде. Это могло сработать.
И сработало.
— Хорошо, мы пойдем, — сказал Звонок. — Только обойдемся без всякой уголовщины. Ты сейчас позвонишь этому самому Зосиме и предупредишь его, что мы будем у него… скажем, часов в одиннадцать вечера.
— В одиннадцать вечера? — удивленно переспросил Дима. — А что мы будем делать до того?
— Будем чай пить, — ухмыльнулся Звонок. — А теперь, звони.
20
Восстанавливать разрезанный телефонный провод пришлось самому Диме, потому что, как выяснилось, Звонок панически боялся электрических проводов.
На счастье отец Зосима оказался в своем кабинете.
— Димитрий, — сказал он ворчливо. — Дэ ты е? Тоби владыка шукав, ще из милиции звонылы…
— Закончился собор? — спросил Дима, облизнув губы.
— Та шо там за собор, — сказал Зосима. — Пьять мынут усього собора… Сыдыть твий Дионисий, и будэ сыдеть. Зараз благодарственный молебен служэ…
— Слушай, отец Зосима, — произнес Дима и почувствовал, как кончик ножа ткнулся ему в спину. — У меня вот к тебе что… У меня к тебе важный разговор будет.
— Ты кажи, я чую, — сказал Зосима.
— Нет, это не по телефону, — сказал Дима. — Я к тебе приду, в кабинет.
— Колы?
— Вечером, после трапезы, — уточнил Дима. — Нам ведь есть о чем поговорить, верно?
— Так заходь, — пригласил Зосима. — А чому так поздно?
— Так надо, — сказал Дима. — Раньше освободиться не смогу…
— Не болтай глупости, сука, — прошипел ему на ухо Звонок.
— Занят я, — пояснил Дима. — Так мы договорились, да?
— Як знаешь, — сказал Зосима.
Он положил трубку, и Дима перевел дыхание.
— Все, — сказал он.
Звонок хмыкнул.
— Действительно, все, — обрадовался он. — Вот теперь я могу тебя зарезать, да?
Дима нервно улыбнулся в ответ.
— Не можешь. Без меня ты недалеко уйдешь, дружок. И потом, кабинет отца Зосимы полон материальных ценностей, и потому усиленно охраняется. Незнакомому человеку он ни за что не откроет.
Звонок помолчал.
— Ладно, — сказал он. — Подождем до вечера.
Женщин он запер в подвале, что только вызвало вздох облегчения у Димы, потому что он смертельно опасался, как бы в сердце Звонка не возникли сексуальные мотивы. Что бы он мог тогда сделать? Потом, когда вернулись из школы сыновья Алевтины, счастливые тем, что победили своих соперников в волейбольном матче, Звонок и их затолкал в подвал, к матери. Старший, Вася, попытался было оказать сопротивление, и Звонок его избил. Бил он его без ненависти, но очень умело. Это походило на то, как серьезный ученый режет лягушку. Дима вмешаться не мог, потому что к приходу мальчиков и сам был заперт на кухне и наблюдал за всем через окно кухонной двери. К счастью, хозяин дома, агроном Приспелов, до самого их ухода так и не появился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дом они покинули в одиннадцатом часу, когда жизнь села затихла и народу на улице, несмотря на воскресенье, было немного. Перед выходом Звонок заставил Диму снять подрясник, куртку и скуфью и надел все это на себя, самого Диму нарядив в свою куртку и шерстяную шапочку.
— Если в нас будут палить, — сказал он при этом, то пусть уж убивают тебя, дружище.
Дима ничего не ответил, подумав о том, что, если все кончится благополучно, то монастырское одеяние придется заново освящать, как подвергшееся скверне.
Шли молча, выбирая самые глухие улицы, и только когда уже подходили к монастырю, повстречались с компанией молодых парней и девушек. Пока шли мимо них, Дима ощущал острие ножа, воткнувшееся ему в бок. Звонок предпочитал не рисковать.
На воротах стоял опять Григорий. Время было позднее, ворота пора было закрывать, и, когда он увидел Диму в мирском облачении, он от возмущения не смог сказать ни слова.
— Привет, Григорий, — сказал ему Дима.
— Ты… ты почему так поздно ходишь?.. — выдавил тот.
— Да вот, загулял, — пошутил Дима.
— А это кто с тобой? — покосился он на безбородого Звонка.
— Это послушник Васисуалий из Спиридоньевского монастыря, — отвечал Дима беззаботно. — Он там звонарем служит.
Звонок невольно хмыкнул, а Григорий спросил:
— Отцу-наместнику представлялся? Без благословения отца-наместника ты у нас не имеешь права подрясник носить, ежели ты послушник.
— Отец-наместник уже знает, — успокоил Дима.
Они прошли ворота и свернули направо, к сторожке, рядом с которой располагался дом наместника, на первом этаже которого были кельи и кабинеты благочинного и его заместителя. Ночь была светлая, и двоих монахов в тулупах они различили сразу.
— Только тихо, — шепнул Звонок, и Дима вновь ощутил укол ножа.
Он не сразу понял, кто это такие, и только когда его окликнули, вдруг узнал их, и сердце его радостно забилось. «Монахами» были капитан Левшин и стажер Дружинин.
— Дима, ты, что ли? — окликнул его Левшин.
Для человека, знакомого с монашескими обычаями, тут было достаточно поводов для подозрения: и то, что оба монаха были гладко выбриты, и то что назвали брата уменьшительным именем, что было не принято. Но Звонок не был прихожанином православной церкви, и незнание культурных традиций сгубило его.
— Здорово, отец Зосима, — поприветствовал Левшина Дима. — А мы к вам идем.
— С кем это ты? — очень натурально удивился капитан. — Вроде, не предупреждал ведь.
— Это мой знакомый, — сказал Дима. — Он со мной.
— Что еще за знакомый? — с подозрением стал вглядываться в Звонка Левшин.
— Да свой я, свой, — буркнул с досадой Звонок.
— Свой? — покачал головой Левшин. — Ты, Дима, в другой раз предупреждай, понятно? Все-таки материальные ценности…
Он повернулся и направился вперед, к дому наместника. Дима со Звонком пошли за ним следом.
— Святой отец! — спохватился Дружинин. — Так вы дадите мне… свечку?
— Пошли, дам тебе свечку, — пробурчал Левшин, не оборачиваясь.
В другой раз Дима бы только посмеялся над их неуклюжими попытками представиться монахами, но теперь ему было не до смеха. Нож по-прежнему давил его в бок, и он пока не видел, как можно будет из этого положения удачно вывернуться. Но появление Левшина и Дружинина его уже успокоило, и он с легкой душой ждал развития событий именно от них.
Левшин отворил дверь своим ключом, и они вошли в тесные сени. Звонок явно нервничал, но капитан Левшин, стоя к нему спиной, добродушно бормотал:
— Я же тебя еще днем ждал, Дима. У меня для тебя и подарок приготовлен был…
Он открыл внешнюю дверь, потом повозился с внутренней, и Дима на протяжении всего этого времени слышал, как жарко дышит ему в ухо Звонок. Возникало впечатление, что он уже понял, что попал в засаду, и теперь искал удобного случая для бегства, но скорее всего это Диме только казалось.