череп о камень!
— Больно это слышать, — ответил Лэнсер с мрачным вздохом.
— Еще один ударил лицом в грязь, — сказал Чесли. — То есть, я хотел сказать, не совсем грязь… потому что он был в собственном доме… точнее, я полагаю, что это был его собственный дом. Там был деревянный пол, а не земляной, так что…
— Я понял, Чесли, понял. Никакой грязи. Продолжай.
— Да, сэр. Он заперся в дальней комнате, там, в своем доме. Так вот, когда наши попытались вытащить его оттуда, он набросился на них с самым большим топором, который вы когда-либо видели. Так что у них не было другого выбора, кроме как выстрелить в него пять или шесть раз. На этом дело кончилось.
— Тем лучше, я в этом уверен. Спасибо тебе за информацию. — Лэнсер закурил свою трубку и пронаблюдал за тем, как процессию злодеев ведут к повозке, на которой возвышалась клетка. Они бросались ругательствами, тонувшими в завывающем ветре, и для ушей шерифа это было своеобразной музыкой…
А затем Лэнсер подвергся настоящей слуховой атаке, когда неподалеку раздался такой крик, что он чуть не выронил свою трубку.
— Madre Maria sia lotada![9] — закричала женщина, падая к сапогам Лэнсера. Она так вцепилась руками в его ноги, что едва не опрокинула его. — Siamo salvi! Salvato![10]
— Пожалуйста! Мадам! — воскликнул шериф, потому что не сразу понял, что фигура, завернутая в красное полотно, действительно была женщиной. Ее черные волосы были растрепаны, острые ногти впивались в икры Лэнсера, и было больно, несмотря на плотные шерстяные чулки.
— Oh, mio salvatore![11] — завывала она. — Lode a te![12]
Еще один человек — невысокий мужчина с седыми волосами и острым носом, кутающийся в черное пальто, вышел из темноты в свет факелов и склонился, чтобы поднять женщину на ноги.
— Facile, facile,[13] — сказал он, после чего заговорил по-английски с явным итальянским акцентом. — Простите мадам Кандольери, сэр. Она потрясена.
— Потрясена?! Потрясена? — Она встала, ее лицо было залито слезами, а свирепые черные глаза сверкали так, что шериф едва не счел ее безумной. — Sto cantando agli angeli![14] — Она воздела руки к небесам и запела на таких высоких нотах, что лошади, стоявшие у повозок, подпрыгнули, а люди, находившиеся поблизости, потянулись за оружием. Чесли вздрогнул, пошатнулся, с трудом перенеся вес на здоровую ногу, и взвизгнул:
— Батюшки, что за шум?
— Розабелла, помоги мне с ней, — обратился мужчина к симпатичной кареглазой темноволосой девушке, которая только что подошла. Обезумевшая женщина продолжала петь, а затем начала кружиться, пока мужчина безрезультатно говорил с ней по-итальянски, а девушка буквально висла на ее раскинутых руках.
— Я думаю, некоторые из этих людей окончательно потеряли головы, — сказал Чесли на ухо шерифу. Ему пришлось кричать, чтобы Лэнсер смог его услышать, потому что от пения мадам Кандольери все еще сотрясалась земля. У Лэнсера даже мелькнула мысль, что она могла бы перекричать пушку.
Наконец ее компаньонам удалось ее успокоить, она перестала вертеться и застыла между мужчиной и девушкой, а ее глаза были широко распахнуты и устремлены на охранников, запертых в решетчатой клетке.
— Это правда? — спросила девушка, которой, по прикидкам Лэнсера, было не больше шестнадцати. Ее голос был мягким и немного заспанным. — Мы спасены?
— Правда, — ответил он. — Мы отвезем всех в Бристоль, как только будем готовы.
До этого момента он собирался осмотреть дом, который, по словам Уикетта, принадлежал Профессору. Там могли быть какие-то документы о деятельности Фэлла, которые захотели бы увидеть законники в Лондоне.
— Убейте их всех! — Мадам Кандольери указала пальцем на повозку с клеткой. — Бросьте их в море! — кричала она. — Этих ублюдков с черными сердцами! Держали нас здесь, как скотов! Come osano fare un tale oltraggio![15] Оправимся ли мы когда-нибудь от этой трагедии? И найдите этого лживого mascalzone[16] Мэтью Корбетта, отправьте его тоже к дьяволу! Он дал обещание, которое не выполнил и оставил великую мадам Кандольери этим шутам с собачьими мордами! О, я никогда не буду прежней!
Лэнсер решил, что не стоит продолжать это слушать. Теперь он больше сосредоточился на том, чтобы помочь другим «гостям», которые шатались по площади в своих ночных сорочках и рваных халатах. Некоторые из них выглядели так, будто с трудом помнили, как переставлять ноги. Когда они с Чесли прошлись и попытались помочь людям, до них донесся голос невысокого седовласого мужчины, который говорил с мадам Кандольери:
— Но теперь ваша аудитория увеличится в десять раз! Разве они не заплатят больше, чтобы услышать о приключениях великой дивы? Разве не будут они стекаться сотнями, чтобы услышать, как вы поете прекрасные партии о вашем побеге?
На что она ответила с пробуждающимся осознанием своей будущей судьбы:
— Ах! Fantastico!
Еще многое предстояло сделать, прежде чем отправиться в Бристоль, но Гидеон Лэнсер уже был доволен проделанной работой. Все пташки были пойманы, только двое погибли и один сломал руку. Среди людей, которых он освободил, не было раненых. Пушку не пришлось использовать, поэтому ее можно будет вернуть в арсенал Уистлер-Грин.
Все было в порядке.
Но не в полном. Лэнсер задумался об одной головоломке, с которой имел дело и никак не мог ее разгадать. Около недели назад на ферме Джорджа Брогана была найдена девочка лет четырнадцати, которая бродила по лесу, спотыкаясь. Она была полностью обнажена, но не страдала от обморожения несмотря на то, что прошлой ночью шел снег и было очень холодно. Она не могла вспомнить ни своего имени, ни чего бы то ни было о себе, за исключением того, что была в Лондоне