Она тихонько закрыла дверь детской, миновала холл и на цыпочках прошла к спальне. Спать расхотелось совершенно.
– Ничего, захочется, – утешила себя Люша, ныряя под одеяло. Она совсем забыла про найденный в шкафу дневник, но он напомнил о себе, уткнувшись ей в бок твердым уголком.
Тетрадь открылась сама собой, где-то посередине. Интересно, о чем там? О чем захотел напомнить ей ее когда-то самый близкий друг?
Странички
Она принялась читать, словно заново знакомясь с собой:
– Ты теперь с ним, а я одна. Нет, не одна. Но та часть меня, что была с ним: та часть, где мы все еще с ним, жива и одинока. С ним и – одинока. Пуста. И болит.
Зачем расстаются люди? Неужели по-другому никак нельзя? Нельзя позволять себе любить, потому что все равно ведь – расставаться. Если жизнь свела людей, зачем разводит? Или вообще никакого смысла нет в нашем существовании, все случайно, хаотично, и от нашей воли ничего не зависит? Хаос жизни. Он, мой любимый, теперь твой, сказал мне, уходя: «Я устал от этого хаоса». Значит, с тобой не хаос.
С тобой не хаос. Это пока все не упорядочилось, не уложилось, и ты пока не привыкла. И радуешься своей добыче. Мы же, женщины, по природе своей добытчицы. Что понравилось – мое. Любой ценой. В хозяйстве пригодится. Тем более он за восемь лет жизни со мной устал. Так что твоя совесть чиста. У тебя ничего не болит.
Он пока старается доказать себе (прежде всего себе), что он-то как раз хороший и поступил правильно. Просто не складывалось со мной. Не из-за него, конечно, а из-за меня. Не из-за тебя, само собой, а из-за меня. А раз вся причина неудачи нашей совместной жизни во мне, то совсем не страшно сделать мне больно, убить часть моей души.
В тебе нет пустоты и боли. Ты маленькая и тихая. И стараешься изо всех сил. Пока этих сил хватает. И все, разумеется, верят, что ты маленькая и тихая. Только кто мне звонит каждую ночь и нежным уравновешенным голосом обещает, что меня скоро вообще не станет, что меня уничтожат, сотрут с лица земли, расчленят меня, падаль, и никто не найдет да и искать не будет?
Я знаю, ты делаешь это сразу, как он засыпает после всех ваших страстей любви. Встаешь, идешь подмыться, а потом производишь контрольный звонок мне. Как контрольный выстрел в голову, в грудь, в самое мое сердце. Ты бьешь без промаха: он ни за что мне не поверит, если я надумаю ему рассказать. Потому что у нас за восемь лет было всякое, а у вас за несколько месяцев – сплошной праздник. И полный порядок. Он хочет и может! Несмотря на свои нагрузки по работе, на кокаин для поддержки сил во время тусовок на выходных. Он может. Тем более – тело сменил. Женское тело сменил на более молодое. Я слышала не раз, как его друзья, не смущаясь, при женах и подругах говорили, что жену, как машину, неприлично не поменять каждые пять лет. А мы, жены, должны были радоваться этим очаровательным шуткам юмора наших молодых и успешных львов бизнеса. Но каждая наверняка задавала себе вопрос: «Это и меня касается? Это просто шутка или все же?.. Вот машины-то они меняют даже не раз в пять лет, а чаще. Что будет со мной?» И еще одна шутка из всех остроумных афоризмов о браке меня впечатляла. Это когда мужья наши начинали подсчитывать, кто дешевле обходится: жена или проститутка. Конечно, по всем их раскладам выходило, что проститутка: заплатил чисто символически, отработала она по полной программе, потом слиняла без претензий. А у жены то голова болит, то ж-па. А денег на нее уходит немерено. На машину хоть гарантия бывает. А тут – берешь вслепую… Короче, одни убытки по всем статьям.
И попробуй возмутись этой пакостью! Сразу переглянутся: вот, мол, об чем и речь! Не пора ли менять старую марку на более новую?
В итоге так и получилось. Любые разговоры – это как печать. Штампуют мозг. И наконец он начинает действовать в соответствии с имеющимися штампами.
Когда мы с ним поженились, мне было двадцать, ему – двадцать семь. Прекрасная пара, изумительная разница в возрасте. Оба молодые и красивые. Мои неясные филологические перспективы с лихвой покрывались его сверхуспешным настоящим: в 27 лет – управляющий крупным банком! Такие были времена. Но я не понимала ничего про банк, про его настоящие доходы, про то, как корежат огромные деньги людей, особенно у нас, выросших в нормальной советской нищете, не казавшейся никому унизительной, когда все мы там были. Но как же те, кто потом воспарил над воспоминаниями об унизительных нехватках обыденных вещей, презирали оставшихся в бедности. Как быстро лица их (поначалу вроде бы и человеческие) превращались в надменные каменные хари!
Я думала: я люблю его! И думала: он меня любит. И еще – что мы будем друг друга всегда любить, беречь, защищать… Никак не могла представить себя вещью, которая может устареть и перестать радовать своего владельца, за что и будет выброшена на помойку. Но мало ли чего я не представляла себе! Все равно вышло по его велению, по его разумению. Пришла пора хотеть другую. На этот раз не на 7 лет младше, а на целых пятнадцать. Ему 35, а тебе 20, как было мне, когда мы стали мужем и женой. Интересно, когда он начнет с тобой шутить про жен и проституток? Сколько лет пройдет? Хотя… на самом деле – не так уж и интересно. У меня сейчас совсем другие задачи. Мне надо вспомнить, что такое – быть человеком. Что такое независимость, что такое уважение к себе. Как это – встать и сказать: «Чтоб вам пусто было, подонки!», когда при мне меня же оплевывают – ради шутки, потому как за такие деньги и возможности надо научиться сносить все.
Да, со мной обошлись как с вещью. Но ведь это было понятно давно, уже после первых двух лет нашего союза. Терпела? Значит, вещь. Зачем терпела? Ответ легкий. Любила. Привязалась. Надеялась, что именно со мной все будет иначе. И – просто не умела вести настоящую партизанскую войну, с учетом всей ее стратегии и тактики. Такую ежедневную, ежеминутную войну ведут те жены, которым удается продержаться рядом со своими денежными мешками десятки лет. Тут и ежедневный аккуратный просмотр телефонов на предмет обнаружения новых номеров и эсэмэсок, тут и подкуп личного шофера своего благоверного (пусть верный слуга получает двойную зарплату, не беда, не то сама лишишься всего), тут и заныкивание крупных сумм (на всякий случай), тут и сбор компромата о своем родном и любимом, без которого жизни нет. Не говоря уже о собственном достойном внешнем облике, обо всех этих губках, сиськах и даже ушитых письках, растянутых родами. Надо блистать, быть безукоризненной, эталоном, сохранять товарный вид – это в любом случае только в плюс.
Ну, хорошо. Я имею в результате то, что имею. Сошла с дистанции. Он же, муж мой бывший, ныне твой, не раз предупреждал: «Не проявляй свою самобытность, будь как все, иначе окажешься на обочине. Соблюдай среднюю скорость движения. Иначе – сбросят». Да, я сошла с дистанции. Меня дисквалифицировали. Но в этом мог бы быть один огромный, тотальный плюс! Я могу быть собой! Наслаждаться этой самой обочиной, на которой оказалась. Она в любом случае гораздо интереснее, многообразнее и живее, чем ровная автострада с шуршащими по ней машинами класса люкс. На обочине трава. Чуть дальше – лес. Река, болотце с кувшинками и лягушками. Мусорная свалка. Нормальные люди без запаха парфюма, тетки в пятьдесят, выглядящие на пятьдесят, а не как ведьмы, нажравшиеся молодильных яблок… На обочине можно плакать и петь. Выть, ругаться и жить без страха.