Пока Сахар в субботу гуляла со своим еще не-парнем, я отправилась в Вайднер, чтобы достать несколько книг для научной работы, над которой я работала. К сожалению, нужная мне книга находилась на подземных уровнях библиотеки. В Вайднере было 10 этажей, шесть из которых находятся над землей, а четыре — под землей. Подземные этажи считались местом обитания призраков, и хотя я никогда не верила в такое малолетнее явление, как привидения, мне было не по себе и жутковато.
Как только двери лифта открылись, волосы на моем затылке встали дыбом. Помещение было пустым и темным, освещенным исключительно люминесцентными лампами, которые доходили только до стола библиотекаря и первых нескольких стеллажей, после чего погружались в непроглядную тьму. Потолок был низким, и в помещении царила тишина, за исключением звуков моего дыхания. Ни окон, ни естественного света.
Я прошла мимо стеллажей, просматривая номера и первые буквы. Когда я подошла к месту где свет не горел, я остановилась. Датчики света должны были уловить движение и включиться, но непроглядная тьма оставалась. Я осторожно протянула руку, но свет не загорелся. Осторожно я сделала несколько шагов вперед, и на мгновение меня поглотила дезориентирующая темнота. Но потом он все таки зажегся, и я снова оказалась под белым светом.
После нескольких минут поисков я заметила мягкий оранжевый свет, льющийся в проходе между стеллажами. Здесь был кто-то еще — или в библиотеке установили временный свет, чтобы помочь первокурсникам не сбиться с пути. Я заглянула за стеллажи и замерла.
Риккард сидел на корточках, положив книгу на колено, и подсвечивал слова зажигалкой.
Я немного понаблюдала за ним, списав внезапное затруднение дыхания на то, что я находилась под землей. Физически он выглядел, как всегда, великолепно. Ниспадающие на лоб золотистые пряди, вязаный кремовый свитер и темно-коричневые брюки. Но больше всего меня заинтересовало его выражение лица. Его брови были нахмурены, губы сжаты в плотную линию.
Внутренний голос подсказывал мне, что нужно идти дальше, не обращать на него внимания, но мои ноги уже приближались к нему.
— Риккард?
Он напрягся и поднял голову. Как только он увидел, что это я, его лицо расплылось в улыбке.
— Il Penseroso, ты преследуешь меня?
Я почувствовала, что мои губы дрогнули.
— Нет. Я пришла сюда за книгой.
— Ну конечно, — Риккард поднялся во весь рост. Когда он понял, что свет включен, он сунул зажигалку в карман.
— Ты меня не слышал?
— Мое внимание было занято другим, — признался он. Он отвернул от меня обложку, чтобы я не видела названия.
— Что ты читаешь?
Почему это заставило тебя хмуриться? Вот, что я имела в виду.
— Просто какую-то ерунду для занятий, — он положил книгу обратно на полку и повернулся ко мне лицом.
— О? — я шагнула мимо него, чтобы взглянуть на книгу. — Масоны в современном мире? Звучит интересно.
— Не особенно.
Я посмотрела на него и вздрогнула, осознав, как близко мы находимся. Мой нос был в нескольких сантиметрах от его груди. Его запах заполнил все мои чувства: кедр с нотками мандарина, навевающий образы пыльных библиотек, залитых тёплым солнечным светом, и спелых апельсинов летом.
Я медленно повернула шею вверх, вглядываясь в его лицо. На многое хотелось смотреть: на его кадык, на белый шрам на подбородке, на упавшую ресницу на щеке. Вены на его шее напряглись под моим пристальным взглядом, и я представила, как провожу пальцем вниз по впадинке у него на горле к груди.
Мой взгляд остановился на его губах. Слегка потрескавшиеся от холода, но розовые и мягкие. Губы были не изогнуты в привычной надменной улыбке, а слегка приоткрыты.
Странно, но все, о чем я могла думать, это о «Трех традициях». Три развратных действия, которые совершали студенты Гарварда, чтобы получить максимум удовольствия от пребывания в университете. Они включали в себя писание на статую Джона Гарварда, бег под названием «Первобытный крик14» и… секс в стеллажах Вайднера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я встретила его взгляд, проверяя, нет ли в нем неуверенности, но встретила только его темный голодный взгляд. Я медленно поднялась на цыпочки.
Один поцелуй. Мягкий, быстрый.
Я отпрянула, покраснев. Риккард не шелохнулся, мне показалось, что он даже не дышит.
— Прости…
Он поймал мои щеки, сближая наши лица. Наши губы встретились в страстном столкновении. От нежности нашего первого поцелуя не осталось и следа.
Мои руки двигались инстинктивно, и я не знала, что взяла его за шею, пока не почувствовала, как его волосы коснулись моих пальцев.
Риккард издал горлом какой-то жалобный звук. Его руки схватили меня за бедра и манящими движениями пробежались по животу и спине.
Боль пронзила мой позвоночник, когда он прижал меня к полкам, разомкнув наши губы, чтобы пробормотать: — Ты в порядке?, но я подтвердила, что в порядке, снова поцеловав его. Мы были раскрасневшиеся, ни один сантиметр не остался нетронутым.
Я была рождена, чтобы целовать Риккарда, и он целовал меня так, словно был рожден для того же.
Образ Джонатана промелькнул в моей голове, вырвав меня из оцепенения. Я отпрянула назад, ударившись головой о полку позади себя.
— Джонатан, — это было единственное, что я смогла произнести.
Риккард напрягся, лицо его помрачнело. Его руки были наполовину протянуты ко мне.
— Почему ты сказала Джонатан?
В голове было легко и туманно, и я с трудом могла сформировать связную мысль.
— Я не могу его так опозорить, — я отошла в сторону, стараясь как можно дальше отойти от присутствия Риккарда. — Это нечестно.
— Я не понимаю тебя, Августина,
— Я думаю, в этом-то и проблема, не так ли? — тихо сказала я.
Его глаза изучали выражение моего лица. То, чего он не нашел, заставило его нахмуриться.
— Нам не следовало целоваться, — мой взгляд был устремлен на что угодно, только не на него.
— Я уверен, что ты всегда права, Августина, но надеюсь, что на этот раз ты ошибаешься, — Риккард отступил назад, забирая с собой тепло. Бросив последний взгляд, он зашагал прочь уверенными шагами, хотя и немного быстрыми.
7. Августина
Моя подготовленная речь была прямо передо мной, годы моей жизни свелись до абзаца из 100 слов, которую я напечатала за обедом. Эдвина предложила свои варианты по телефону, но в частности слова «Я нашла себе нового парня» показались мне неуместными и жестокими. После некоторой шумихи со стороны моей сестры, я отправила Джонатану сообщение с просьбой поговорить и позвонить, когда сможет. Он ответил, что позвонит через несколько часов.
В тот момент я была рада, что у меня есть несколько часов на подготовку, но теперь предвкушение превратилось в стресс. Чтобы отвлечься, я пошла в уютное кафе «Баркер», чтобы позаниматься — точнее, посидеть с учебниками, наблюдая за людьми. Ротонда с темным полом была облюбована студентами факультета Искусств и Гуманитарных наук, которые с одинаковым рвением обсуждали все: от Ричарда Шмида15до Овидия16и Леди Гаги.
Тихую болтовню прервал скрежет стула по полу. Группа студентов сдвинула два стола вместе, собрав стулья со всего кафе, чтобы дополнить свое рабочее место. Даже с дополнительным столом они оказались прижаты друг к другу, борясь за место для локтей и пространством для кофе.
Одна девушка не стала придвигаться так близко, как ее спутницы, а вместо этого уставилась в высокие окна. Светлые пряди волос упали на впалые щеки и уставшие голубые глаза, серый свитер соответствовал оттенку ее лица.
— Фиона! Ты вообще слушаешь? — позвал кто-то из группы.
Девушка несколько раз моргнула и слабо улыбнулась. Ее губы зашевелились, но я не смогла расслышать, что она сказала.
Не спрашивая, я поняла, что это Фиона Трулок. Айрис назвала ее призраком, и это описание было точным. Она была отличницей, готовая произносить выпускную речь, но теперь казалась отвергнутой, безжизненной. Ее друзья оживленно смеялись и болтали, но так и не смогли вовлечь Фиону в свою тусовку. Вместо этого она сидела, неподвижная и молчаливая, жалкий остаток интереса Хоторна.