Читать интересную книгу Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

Том оглядывает кухню и хмурится: повсюду пятна краски — на поверхности стола, на стене.

— Как ты умудрилась развести такую грязь?

— Это Джексон Поллок[11], — объясняю я. — И выглядит это совсем неплохо. — Я показываю ему работу, законченную только что. — Могло быть и хуже, если бы Сэм выбрал Дэмиэна Хёрста[12].

— Разделка карпа вызвала бы меньше грязи, чем это. Люси, если бы ты записывала подобные детали, все было бы гораздо проще.

— А ты можешь вообразить, о скольких мелочах мне приходится помнить в течение дня? Ты обращаешь внимание лишь на то, о чем я забыла!

— Мы не на осадном положении, когда невозможно что-либо планировать.

— Ты — нет. А я — да! Я живу как в осаде, — говорю я, ничуть не лукавя.

— Но ты каждый день делаешь одно и то же. Знаю, это скучновато, но разве нельзя каждое утро просто повторять некую формулу?

— Ты не можешь себе представить, сколько всего мне нужно переделать за один-единственный день, только чтобы держаться на плаву. Причем заранее известно, что всего успеть я не могу, и что в любой момент все может развалиться, как карточный домик.

— Каким образом? — осторожно осведомляется он.

— Драки вспыхивают как пожар. Что-то разливается, что-то ломается, теряется, вечно что-то случается, к чему никогда нельзя быть готовым. А эти необъяснимые болезни?! Происходят события, которые отбрасывают тебя на месяцы назад. Например, ветряная оспа. Помнишь? Я несколько недель не могла выйти из дома. И все же какая-то часть меня страстно желает этого неожиданного, потому что, в конце концов, это хоть как-то вырывает меня из рутины и придает азарта в мою жизнь.

Том ошеломленно взирает на меня.

— Ты хочешь сказать, что элемент скрытого хаоса для тебя привлекателен? — спрашивает он, силясь понять, о чем я говорю. — Тогда все абсолютно безнадежно.

Он пристально смотрит на меня этим своим странным взглядом — искоса, слегка приоткрыв рот, словно пытается сдержать слова. Это совсем не естественно для мужчины, который любит оставлять за собой последнее слово.

Входит Сэм, Он уже полностью одет в школьную форму и держит в руке крикетный мяч, который периодически подбрасывает в воздух и ловит. Его карманы набиты футбольными карточками. Я делаю для него тост — с джемом, без масла — и, по меньшей мере, пять раз прошу его прекратить бросать мяч во время еды. Потом спрашиваю себя, а может быть, это и не плохо — поощрять мальчика к выполнению сразу нескольких задач. Например, он вырастет и будет уметь с легкостью готовить брокколи, менять подгузники и разговаривать о работе — и все это одновременно. А пока что после нескольких кусков тоста он любезно соглашается написать короткий текст, сопровождающий каждое произведение искусства. Я беру один и читаю: «Винсент был очень азартным человеком. Если бы он занимался крикетом, то, вероятно, не отрезал бы себе ухо. Матисс, несомненно, был любителем крикета».

* * *

Я решаю ехать в школу на машине, чтобы досушить рисунки на отопителе в салоне и испытать хоть немного комфорта в удобном водительском кресле — после утреннего напряжения.

— Можно ли рассматривать завершение задания как маленький шаг для одного человека, но гигантский прыжок для человечества, мама? — интересуется с заднего сиденья Сэм.

— Сэм говорит про майора Тома? — спрашивает Джо.

— Что-то вроде этого, — отвечаю я сразу на оба вопроса.

— Почему ты все время говоришь «что-то вроде этого»? Разве нельзя сказать, правильно это или нет? — добивается ответа на свой вопрос Сэм.

— Жизнь чаше всего серая, — вздыхаю я. — Белых и черных полос в ней немного.

— Если только ты не зебра, — говорит Джо. И замолкает. Но я знаю, он хочет сказать что-то еще. — Может быть, майор Том добрался до Луны, и там было так красиво, что он там остался.

Я замечаю, что улицы сегодня какие-то очень уж пустынные. Запечатанной в автомобиле с включенным обогревателем и вентилятором, дующим во всю мощь, легко почувствовать себя отрезанной от всего мира. Остановившись на следующем перекрестке, я вижу толпу родителей с чадами — лица у всех неестественно радостные, этакая масса коллективного дружелюбия. Внезапно я с ужасом вспоминаю, что сегодня День поддержки безопасности пешеходного и велосипедного движения. А я совсем об этом забыла. Придется вспомнить про детское ожирение, глобальное потепление и перегруженные дороги. Я уменьшаю мощность обогрева и объясняю детям ситуацию:

— Разъезжая на автомобиле, мы выбрасываем в атмосферу вредные химические соединения. Сегодня множество детей в Лондоне идут в школу пешком, чтобы показать, что они к этому неравнодушны. Я забыла об этом. Мы опаздываем, поэтому едем на машине. Но если вы заберетесь в багажник и полежите там до тех пор, пока я не разрешу вам выходить, мы, возможно, сможем выйти из положения.

Я натягиваю детскую шапочку «Человек-паук» — это шапочка Джо — и съезжаю ниже уровня приборной панели, чтобы проехать двести метров до школы. Мы терпеливо ждем разрыва в потоке шагающих по тротуару родителей.

На глаза мне попадается Буквоедка. В тяжелых туристических ботинках и с рюкзаком за плечами, она широким шагом идет по дороге. Их дом в нескольких милях отсюда. Вряд ли она пришла сюда пешком, но, судя по ее целеустремленному виду, это именно так. Как раз в тот момент, когда она поравнялась с нашей машиной, Фред встает и начинает стучать в стекло. «Помогите, помогите!» — кричит он.

Я пытаюсь оторвать его от окна, но он протестующе царапает стекло своей маленькой ручкой. К стеклу прижимается нос, один из тех вздернутых, немного высокомерных носов, на котором никогда не бывает веснушек, поскольку он всегда защищен от солнца широкополой шляпой и защитным кремом «Фактор 40». Затем пара широко распахнутых немигающих глаз пытается сфокусироваться на маленьком личике внутри салона. В целом выражение лица «за бортом» омерзительное, и Фред начинает орать еще громче.

— Кто-то запер ребенка одного в автомобиле! — кричит на всю улицу Буквоедка. Несомненно, она из тех, кто в экстренных случаях добровольно берет на себя бремя ответственности. — Нужно сообщить в школу! Вы тут не подежурите? — обращается она к кому-то.

Я слышу, как затихает буханье ее ботинок, и закрываю глаза, упражняясь в технике глубокого дыхания. Надеюсь, стекла в автомобиле достаточно запотевшие. Через некоторое время я слышу еще один голос со стороны проезжей части:

— Вы посмотрите, сколько мусора на переднем сиденье! Яблочные огрызки, шоколад, пластиковые тарелки — невероятно! А что это за жуткие рисунки? — О, Само Совершенство…

— А это не автомобиль Люси? — слышу я голос Прирученного Неотразимца — при иных обстоятельствах он был бы таким желанным! Но не сейчас.

С группой поддержки во главе с директрисой возвращается Буквоедка.

— Миссис Суини, вы там?

С торжественным видом я покидаю авто.

— Мы воссоздавали инсталляцию в духе Трейси Эмин[13] для проекта «Художники мира». Ее название — «Неприбранный автомобиль». — Я говорю взволнованно.

Директриса радостно всплескивает руками:

— Как изобретательно! Мы должны сделать несколько фотографий. Хорошо придумано, миссис Суини. Очень образно! Очень умно!

Она берет за руки двоих старших и ведет их к школе. Сэм бегом возвращается.

— Мама, напомни, пожалуйста, чего я не должен говорить, — шепчет он.

— Не говори, что три из шести рисунков сделала я. И что наша машина всегда так выглядит. Я не прошу тебя лгать, а только экономно обходиться с правдой.

— Это и есть серая ситуация?

— Да.

Стоя на тротуаре и вцепившись Фреду в капюшон куртки, я на краткий миг закрываю глаза. Маленькая передышка. Еще нет и девяти. Когда через мгновение я открываю глаза, Фред со спущенными до щиколотки штанами писает на колесо.

— Мое колесо! — гордо говорит он, но я хватаю его в охапку и затаскиваю назад, в «пежо».

Повернув голову, я вижу, что позади нашего автомобиля на своем велосипеде пристроился Прирученный Неотразимец. Его ноги вывернуты в коленях, на сломанной руке висит шлем. На нем джинсы, он в меру взъерошен и растрепан, его белая футболка вылезает из-под несколько тесноватого ему зеленого пиджака прямого покроя. Вряд ли ему есть дело до производимого впечатления, однако я думаю, что ему все же не безразлично, как он выглядит: обычно, сняв шлем, он тщательно приглаживает волосы, прежде чем предстать перед родительницами.

Там, где разошлись полы пиджака, я вижу наметившееся брюшко, футболка над животом слегка морщинится.

— Это из гардероба моей жены, — сообщает он, оправдываясь, когда ему становится ясно, что я его изучаю, и проводит рукой по пиджаку, как будто приглаживая его по фигуре. Несмотря на это и, несмотря на его северо-лондонскую одержимость красно-белой фасолью борлотти и ездой на велосипеде с фанатизмом, граничащим с религиозным, есть в нем что-то безнадежно непрезентабельное и прямо-таки неприличное. — Хорошо вам думать на своих-то двоих, — произносит он, перекидывая правую ногу через раму и слезая с велосипеда.