Ничего! Просто, очевидно, прусские разъезды, захваченные и окруженные нашим быстрым и энергичным наступлением, не смогли пробиться к своим и побросали своих четвероногих «друзей». А сами переоделись в штатское, попрятались по подвалам и куткам и затаились, выжидая удобного момента для прорыва.
Их лошади, предоставленные сами себе, бродили по полям и дружили с брошенным населением, коровами, свиньями, овцами и птицей. Всю эту живность мы захватили с собой, в плен.
Мой вестовой с сияющей физией доложил мне:
– Ваш-бродь, а я для вас трех коней взял… Какой поглянется больше…
И действительно, выбрал добрых лошадей. На одной из них, сером «Пленнике», я много работал. Только сначала мы друг друга не понимали, ибо немецкая выездка несколько отличается от нашей.
Многие офицеры даже в пехоте имеют лошадей теперь.
Да что офицеры!
На улице, у костела – целый базар. Вернулись успокоившиеся теперь насчет немецкого нашествия жители и занялись своими делами.
А так как население Граево состоит почти исключительно из бедноты еврейской, то, конечно, их постоянное занятие – это мелкая торговля, где товару на целковый и барыша на пятак.
Теперь все эти «купцы» прицениваются к лошадям, которых навели на базар владельцы-солдаты; гвалт, крик, божба и ругань и терпкий запах затхлой грязи и чесноку надо всем.
Сегодня после обеда летал с летчиком Н. в сторону Лыка на разведку. Взяли с места большую высоту, чтоб не попало от своих, и, уже пролетев окопы, немного снизились.
Быстро принеслись к Лыку. Снизились еще, ожидая в то же время, что вот-вот откроют огонь откуда-нибудь. Дело в том, что для ясной разведки необходимо опуститься ниже, а то плохо видно. А так как для безопасности мы летим на большой высоте и не видим до спуска, что делается внизу, то можно совершенно нечаянно и неожиданно налететь навстречу огнем.
Мы покружились над Лыком. Тихо! Еще ниже… не стреляют! Тогда мы осмелели и почти проскребли по крышам, давши три круга над брошенным городом.
Немцев не было. Трупов тоже, кроме лошадиных – тех множество! Здания кое-где тронуты нашими трехдюймовками. Окопы полукругом на западной окраине города – глубоки и пустынны. Только кое-где торчат из темной сверху ямы разбитые станины брошенных орудий… Но почему тут пусто?
Берем направление на Летцен. И через час в поле, что под нами, в вогнутой чаше буро-зеленой земли, закопошились ползущие змеи колонн. Это были немцы. Как мы теперь поняли, они были в Лыке небольшими силами и, испугавшись напора наших штыков, очистили Лык, чтобы отойти на свои спешащие к ним подкрепления. И наш отход от Лыка после удачного боя стал понятен, когда мы увидели идущие к Лыку громадной длины колонны.
Если б мы заняли брошенный Лык, наш фронт имел бы длинный, но слабый выступ, и мы понесли бы большие потери совершенно зря.
Вернулись мы через три почти часа, сдали в штаб свои сведения, и теперь я лодарничаю. Зато адъютантам дела по горло!
На позиции выдвинут один полк и дежурная полевая батарея. Остальные все стоят по домишкам и сараям в Граево. Люди отдыхают и едят вдоволь немецкую живность.
Сегодня за день поймали трех шпионов. Повесили.
И откуда их берут столько!
Куда ни плюнь – шпион!
Наши лазареты пусты. Раненых отправили по госпиталям внутрь России. Убитые уже зарыты. Окровавленные носилки со следами чужих страданий выставлены сушиться на яркое солнце.
Погода нас балует пока…
3 сентябряСовсем – мир! Все тихо. Противник далеко и даже его разъездов нет поблизости. Утром сегодня Граево имело совсем мирный вид. Всюду торговля. Догадливые «купцы» придумали новый вид торговли.
У открытых дверей своих лачуг, в тени тополей и акаций уже золотых совсем, они накрыли чайными приборами хромоногие столики. Поставили около самовары. Притащили скамейки. На столиках разложили порциями деленный белый пресный хлеб и грязноватый сахар. И вся улица превратилась в первоклассный ресторан (конечно, не по качеству его, а по количеству публики и ее оживлению).
Предовольные «барами» стрелки подходили к столикам, выбрав из многих один себе по вкусу. Садились и до отвала надувались чаем, выпивая по десять кружек подряд. Потом платили, отсчитывая за кружку чаю по две копейки, за кусок хлеба три копейки и за сахар по копейке кусок. Потом снова шатались по улицам и, поддавшись на зазывания другого «ресторатора», вновь садились, гордо и самодовольно оглядываясь вокруг, за столик, чтоб проглотить еще две – три кружки в сотый раз разбавленного в чайнике чая.
Помешал аэроплан. Конечно, прусский. Зажужжал где-то в синеве с булавочную головку видом. В окопах затрещала стрельба. Бухнула, солидно и веско, трехдюймовка; за ней еще и еще… Повертелся ехидный «Таубе» и ушел на запад к своим.
А к вечеру еще два показались. Один подбили. Летчики убились. Один из них (их было двое) совсем не похож на немца; по типу, скорее, итальянец. Лицо смуглое, смелое.
Даже стало жалко этого незнакомого покойника.
Получена сегодня телеграмма о моем переводе в строй, куда я начал проситься еще в конце июля. Полк мой (хотя и незнакомый мне совершенно, но все же «мой»!) где-то в Австрии.
Но сейчас ехать туда – целое кругосветное путешествие будет, особенно принимая во внимание повсеместное нарушение правильного движения поездов. Генерал предложил остаться пока у него. Остаюсь!
4 сентябряС утра до полудня и с полудня до ночи – мир и покой. Даже «Таубе» пропали где-то. Затишье перед грозой, пожалуй.
5 сентябряНу, так и есть! Сейчас уже час ночи, а мы со вчерашних двух часов утра на ногах. Только легли – трещат телефоны. И как-то особенно тревожно, по-недоброму.
Кинулись к ним. Доносят с позиций, что на линии железной дороги на нашу заставу налетел блиндированный автомобиль с двумя прусскими офицерами и десятком солдат. Дьявольская машина проскочила вглубь наших позиций, но на окопах резерва перевернулась, налетев на засеку. Немцы отчаянно дрались, но все же одного офицера удалось взять живым. Его привели к нам. На допросе молчит, но смотрит победоносно, очевидно, что-то знает о большой пакости, готовящейся ими нам.
Так ни слова и не добились от него.
Пока ликвидировали эту историю, наши секреты открыли приближение немецкой пехоты.
Завязался бой. Через час враги отошли куда-то вглубь темноты и леса. Приказано было усилить дежурный отряд на всякий случай.
В пять часов утра на флангах нашего расположения появилась вновь пехота противника. Но, очевидно, была своевременно и дружно встречена нами и затихла.
Прибыл спасшийся казак из захваченного немцами разъезда.
Еле-еле прорвался; весь в грязи и крови. Лицо полушальное. Видно, что много передумал и перенес за те минуты, пока взмыленный и раненный в шею дончак уносил его от гикающих и стреляющих немцев.
Шинель в трех местах как чем-то острым проткнута – так метко били прусские винтовки…
Докладывает генералу, а голос и слова путаются.
У немцев большие силы подходят. Здесь, около нас, их пока немного, не больше бригады, но в Лыке уже сегодня с вечера стоят две дивизии пеших и полк конницы. Орудий «подходяще», т. е. батарей шесть, если не больше. Но видели шесть.
В местечках у границы, брошенных немцами уже давно, появились жители-немцы. Зря не появятся; очевидно, рассчитали, что теперь безопасно можно вернуться. Отсюда вывод – немцы наступают большими силами и бьют наверняка. Если же это наступление было бы лишь демонстрацией, население бы не вернулось на свои сожженные поля.
Всю ночь и до позднего утра некогда было стакан чаю проглотить – так работали, принимая меры к улучшению и усилению упорной обороны. Днем был коротенький бой наших разведочных частей, определявших боем силы и намерения противника. Вышло, как мы ночью и думали; по излюбленной своей манере немцы затевали охват наших флангов и заманивали нас на свою средину, скрывая за ней сильные укрепления, заранее сделанные и маскированные. Если бы ночью наш отряд неосторожно атаковал отходивших немцев, они потянули бы его на свои блиндажи и сдавили с флангов. И по всей вероятности, на плечах бы у остатков нашего полка ворвались в Граево. Вот что значит осторожность и обдуманность, профанами принимаемая за слабость.
К вечеру бой окончился; и мы, и немцы затаились в своих окопах. Наши летчики определили силы немцев против нас не менее двух корпусов! Ну, что ж! Посмотрим, что дальше будет. А стрельба опять началась. Дрожат стекла в рамах. В буфете звенят молочники, стаканы и рюмки. Население выметается из поселка. Недолго поторговали! Несут на вокзал раненых. Там, в зале второго класса, горят снятые с вагонов фонари, ибо электричество не работает.
На полу, в полусумраке, копошатся на кучах свежей и такой душистой соломы раненые. Такие же бредут по путям, спотыкаясь о рельсы. А на западе горизонт пылает кострами и рассеивает заревом наступающую рано темноту. Началась артиллерийская дуэль. Значит, немцы готовят атаку. Вся дивизия ушла на позиции. Наш штаб, in corpore,[19] собирается туда же…