— Мы постараемся, — повторила она. — И в Португалии с Рупертом ничего не случится. Вы очень добры, что позволили ему следовать за своей мечтой. Уверена, путешествие за границу ему понравится.
Губы герцога дрогнули.
— Его мать хотела бы этого. Я знаю. Она бы мне сказала, что я должен позволить ему стать мужчиной, как бы мне ни хотелось видеть его все время привязанным к себе.
Оливия почти ничего не знала о герцогине, родители всегда говорили, что она больна и ведет уединенный образ жизни.
— Элизабет чуть не умерла во время родов, — с трудом произнес герцог. — Она выжила, но стала другой. Не может самостоятельно есть и не узнает меня. Она живет за городом.
— Значит, и ваша жена, и сын оба пострадали? — не сдержавшись, спросила Оливия.
— Да, в этом-то и беда. Но у Руперта доброе сердце. Он добродушен и весел, и если особо не задумываться, мы с ним довольно неплохо ладим. Я всегда говорил тебе о твоих мозгах и бедрах, но самое главное, ты была добра к нему. Это нелегко. Он часто говорит вздор, но ты никогда не смеялась над ним.
Оливия крепче сжала руку герцога.
— Я обещаю, что буду добра к нему. — И в тот момент ей показалось, будто она произнесла клятву.
Герцог снова странно улыбнулся.
— Я пришлю его к тебе.
После этого он покинул комнату.
Глава 5 События, не требующие вступления
Обычно Руперт входил в комнату с напыщенными приветствиями: его отлично научили это делать, и он с радостью соблюдал принятые правила. Однако сейчас он вошел в библиотеку без единого слова, лишь мельком взглянув на Оливию и тут же отведя взгляд в сторону.
Про себя Оливия от души выругала их родителей. Она снова забыла о том, что может думать Руперт. Судя по выражению его лица, они с Джорджианой правильно предположили: он и понятия не имеет, как справиться с возникшей сложностью.
Вообще-то и Оливия этого тоже не знала.
Однако люди годами как-то справлялись с этим. К счастью, отец хранил в библиотеке графин с коньяком, и она налила Руперту до краев, не забыв и про себя, пусть даже ее мать и считает алкоголь неподобающим напитком для леди. Они молча сели на диван у камина.
— Я оставил Люси в гостиной, — внезапно сказал Руперт. — Ей тут не место.
Оливия кивнула.
— Там ей будет удобно.
— Нет, не будет. Мой отец ее не любит. Говорит, она хороша лишь для ловли крыс. А она не хочет убивать крыс. Она даже не знает, как это делать. Твоим родителям она тоже не нравится.
— Мои родители никогда не позволяли нам завести домашнее животное.
— Но ты любишь собак.
— Да.
— Я сказал, что соглашусь из-за этого.
Оливия моргнула.
— О чем ты?
— О женитьбе.
Очевидно, она недооценила силу воли Руперта; кажется, у него тоже было право голоса при выборе будущей герцогини. Не знала Оливия и того, что припасенные ею для Люси мясные пироги сыграли в этом выборе свою роль.
Лучше бы она сама их съела.
— Нет, ты мне тоже нравишься, — серьезно сказал Руперт. — Но ты ведь любишь Люси, правда?
— Она милая собачка. — И снова они заговорили о привычных вещах. В прошлом году они с Рупертом провели не один вечер за беседой о Люси.
Когда тема исчерпала себя, атмосфера в комнате стала снова напряженной и нервной.
— Знаешь, мы не обязаны делать это, — помолчав, заметила Оливия.
— Я должен. — Руперт поежился и сделал большой глоток коньяка. — Сказал отцу, что сделаю. Буду мужчиной. — Вид у него был смущенный.
Оливия тоже выпила и подумала о том, как бы ей хотелось сбросить родителей и герцога с Баттерси-Бридж.
— Может быть, не будем, а им скажем, что все было? — предложила она.
Руперт впервые взглянул на нее, округлив глаза.
— Солжем?
— Скорее, выдумаем.
Руперт покачал головой.
— Я не лгу. Это не дело для джентльмена. Лучше взять себя в руки. — Он снова сделал большой глоток из бокала.
Руперт был по-своему очарователен. Оливии впервые пришло в голову, что из него получился бы выдающийся герцог, будь он чуточку умнее — у него была сила воли, как у отца, и к тому же понятие о чести, чем его отец похвастаться не мог.
— Понимаю, — произнесла она.
— Другого случая не будет.
— Мне выключить лампу?
— А как я тогда увижу, что мы делаем?
Хороший вопрос.
— Конечно, — поспешила ответить Оливия.
Руперт встал и поставил пустой бокал на столик.
— Я знаю, как это делается. Я двигаюсь вперед, а ты назад. — Казалось, Руперт старался успокоить больше себя, чем Оливию. — Это легко. Все так говорят.
— Отлично. — Оливия встала и зашла за диван, чтобы снять белье, потом вернулась к камину. Стоит ли снимать домашние туфли?
Быстрого взгляда на Руперта было достаточно, чтобы понять: в его планы это не входит. Брюки уже были спущены до колен. Он отпил большой глоток коньяка.
— Возможно, тебе лучше допить до конца, — предложил он Оливии.
Она так и сделала и посмотрела на жениха. Его лицо покраснело, а глаза казались остекленевшими. Очевидно, он успел налить себе второй бокал, когда она отвернулась.
— Вот так! — слабо произнес Руперт и прикончил бокал. Оливия глубоко вздохнула, легла на диван, подняв платье, и застыла.
— Хорошо. Мне поставить колено вот сюда, рядом с твоим бедром? Тут подушка мешается.
Пару минут они пытались занять более или менее удобное положение.
— Хочешь еще коньяку? — спросил Руперт. — Это болезненно для женщины. Так говорит мой отец.
— Нет, спасибо. — К несчастью, выпитый коньяк ударил Оливии в голову, и она с трудом сдерживала смех. Что бы на это сказала ее мать?
— Если захочешь плакать, я принес носовые платки. — Кажется, у Руперта не было особого желания приступать к делу.
— Спасибо, я никогда не плачу. — Оливия с трудом подавила смех.
— Правда? А я плачу все время, — сказал Руперт.
— Я помню, как ты рыдал во время праздника в саду, когда с дерева упал мертвый воробей.
Лицо Руперта сморщилось.
— Это всего лишь птица, — быстро добавила Оливия.
— Быстрая, веселая и дикая.
— Воробей?
Кажется, Руперт совершенно забыл о том, чем они собирались заняться, хотя и стоял по-прежнему на коленях, держа наготове свое достоинство. Его глаза пристально смотрели в одну точку.
— Я написал стихотворение, — сказал он.
Оливии показалось, что сейчас Руперт не в состоянии приступить к делу.
— Какое стихотворение? — Жизнь с Рупертом будет подчиняться своему особому ритму. Не стоит его торопить.
— Быстрая, пестрая птица упала на землю, и деревья окутала тьма.