Читать интересную книгу Презумпция виновности - Лариса Матрос

Рассказывая это, Юра артистично подражал жестам и голосу академика.

— А еще мне помнится, — продолжал он весело, — как его выдвигали на Ленинскую премию. После одной из организованных им встреч со студентами по поводу появившихся тогда проявлений антисемитизма в НГУ среди студентов он впал в немилость у власть имущих. В это время он ожидал двух событий: присуждения Ленинской премии и поездки на математический конгресс в Ниццу. И в обоих случаях в компании со своим любимым учеником Борисовым, тем самым, который назвал себя Новеллой Матвеевой на фестивале бардов. В эти дни на одной из вечеринок с их участием Юрий Федорович Борисов, как всегда, сидел молча, а Александров, как всегда, громко вещал: «Как вы думаете, Юра, — обратился он к Борисову, — дадут нам Ленинскую?» — «Не знаю», — меланхолично ответил Борисов. «А я знаю… Посмотрите, какая вокруг нас тишина. Все молчат: и друзья, и враги… А что б вы делали, если б все же дали?» — не унимался академик. «Не знаю. Денежки бы получил», — в том же тоне ответил Борисов. «Вы — пошляк, Борисов, — заключил Александров насмешливо. — Я бы сам хоть сколько заплатил за этот значок».

— А кто помнит эпизод с тостом Федорова, который произошел на моем банкете по поводу защиты кандидатской? — спросила игриво Инга Сергеевна, дабы внести свою лепту в веселую атмосферу вечеринки.

— Это неважно, помним, не помним. Мы хотим послушать тебя, Инга, — Рассказывай, пожалуйста, — сказал Вадим.

— Ну хорошо рассмеялась Инга Сергеевна. — Итак, моя защита проходила на Объединенном ученом совете по гуманитарным наукам НГУ. Потому на банкете среди членов ученого совета был филолог Александр Ильич Федоров, входивший в состав ученого совета филологов. Вы его знаете. Это- рафинированный интеллигент, интеллектуал, энциклопедическая личность, очень общительный, остроумный, мастер рассказывать анекдоты, шутки, притчи, многие из которых были продуктом его творчества. Так вот, на моем банкете он был тамадой. Вадим, ты же не можешь не помнить, — обратилась Инга Сергеевна к Вадиму.

— Да, там вроде бы Шляпентох свалился со стула? Я помню, что что-то было, а что конкретно − забыл. Ведь я смотрел только на тебя, Инга — ответил игриво Вадим. Все засмеялись.

— Так вот, — продолжала Инга Сергеевна, не отреагировав на шутку Вадима, — где-то в середине вечера, когда уже многие, и сам Александр Ильич, были навеселе, он встал и подражая официозному оратору на трибуне, произнес: «Товарищи, обратите внимание: все науки — физика, химия, медицина, история, социология, педагогика, философия и т. д. и т. п. женского рода! Да, женского рода! И только одна из них, которая их всех оплодотворяет, мужского, да, мужского… — он сделал паузу для обострения любопытства среди слушателей. Потом подняв заполненную водкой рюмку, нарочито бравадно произнес: Так выпьем за марксизм-ленинизм!..»

Все, преисполненные важностью сказанного, встали, чокаясь друг с другом. Но тут произошло невероятное. Кто-то негромко, но так, что слышали окружающие, произнес: «Но эти дамы не упускают случая, чтобы этому единственному мужчине изменить»… Все умолкли, не зная, как реагировать на крайне опасную реплику. И тут Владимир Эммануилович Шляпентох, едва сдерживая душивший его хохот, решил сесть на свой стул, который был немного отодвинут, и они оба (и он, и стул) с грохотом упали. Это было очень смешно и спасительно, так как все бросились поднимать Шляпентоха, отвлекая свое и окружающих внимание от крамольной шутки.

Инга так красочно рассказала эту историю, что ей все захлопали.

— Да, тогда такая шутка была чревата… — сказал Сергей. — Кстати о Шляпентохе: я помню его лекции по предмету социологии на социологическом лектории в Доме ученых. «Предмет социологии — это та тема, где каждому есть место для самоутверждения», — начинал он всегда. Прищуренные, словно от постоянной мыслительной деятельности, глаза, полное пренебрежение к тому, что и как на нем надето, он преображался, когда начинал говорить. Его изысканный, богатый и очень образный язык придавал его насыщенным, интересным, глубоким лекциям какой-то артистизм, что привлекало на его выступления огромные толпы людей, даже не интересующихся непосредственно социологией.

А помните, как его прокатили в «Правде» в статье «Электронная сваха», когда он первый забил тревогу по проблемам одиночества в стране и заговорил о необходимости организации службы знакомств на основе мирового опыта? Да, он тогда переживал не лучшие времена.

— А что он сейчас, что делает? Я слышал, что он вроде бы давно эмигрировал? — спросил Вадим.

— Да, он в Штатах, в университете. Я слышал, что процветает, — ответил Юра. — Но этого и следовало ожидать, ведь он энциклопедист в подлинном смысле слова. Он бы не уехал, если б не дети, так, во всяком случае, я слышал. А очень жаль. Люди типа Шляпентоха создают своего рода планку интеллектуального и нравственного уровня в обществе.

— Ребята, а помните Шубкина в те годы и его любимое: «Наша многострадальная планета в три слоя покрыта анкетами социологов», и «что мы сделали для людей?» — процитировал Виктор, встав из-за стола и облокотившись о спинку стула. — Я помню его выступление в Доме ученых, которое он начал со слов: «Никому не придет в голову «делать» физику на общественных началах, и только социологию хотят развивать без денег». Вообще, он был балагуром и любил устраивать всякие социологические штучки, опросы.

— А если говорить серьезно, то советская социология ему очень многим обязана. А его знаменитая «Пирамида» по существу явилась главным толчком революционных изменений в отношении к проблемам молодежи в нашей стране. Сколько постановлений и решений было принято на основании его исследований. Ведь до него у нас даже в обиходе не было слов «профессиональная ориентация» и «жизненные планы молодежи». Его книжка «Социологические опыты» по существу была бестселлером.

Он был одним из первых наших социологов, включенных в мировое сообщество. Он еще тогда в шестидесятых объездил весь мир. И один из его приездов из Франции совпал с каким-то праздником. Ребята из его сектора сочинили от его имени юмористический приказ, который начинался со слов: «Сижу я в Сорбонне и, размышляя на вершине «пирамиды», приказываю»… В его секторе был сотрудник по фамилии Лисс. Так вот, одним из пунктом приказа было «Лиса назначить львом», и прочие штучки в таком духе.

— А мне из тех времен запомнилась Татьяна Ивановна Заславская, — сказал Вадим. — Я считаю, что наша социология многим ей обязана. Все началось с того, что она занималась традиционными исследованиями проблем миграции из деревни в город. Уже первые обобщения показали, что проблемы миграции не могут быть поняты сами по себе и требуют анализа всего комплекса проблем деревни в целом. Отсюда выросла проблема нового уровня, которая у них в отделе называлась «системное исследование деревни». Но Заславская на этом не остановилась, поняв, что проблемы деревни не могут быть поняты вне их анализа в контексте всех проблем общества, и она вышла на новый уровень анализа, то есть исследования всего хозяйственного механизма страны.

Где-то, по-моему, в начале восьмидесятых годов она организовала закрытый семинар, где приглашенным строго по списку был выдан текст ее доклада с грифом «Для служебного пользования». Оставшиеся экземпляры текста были заперты в сейфе, и их сохранность лично контролировалась секретарем Заславской. Однако неизвестно как один экземпляр пропал и на другой же день был прочитан по радио «вражескими голосами». Тогда ей и Аганбегяну досталось по партийной линии, а Татьяне Ивановне было запрещено заниматься хозяйственным механизмом.

— Да, кажется, президент США Рейган назвал ее самой смелой женщиной СССР, — сказал Сергей, перебив Валеру. — И это правда. А сколько сил она потратила на организацию хоть какого-то социологического образования в стране.

— Ребята, из серии шуток: кто помнит текст телеграммы, которую якобы получил откуда-то с Кавказа Аганбегян — он был тогда директором Института экономики, — когда Заславскую избрали членкором? — спросил Юра.

— Помню-помню, — засмеялся Вадим. — Текст, по слухам,(я его, естественно, не читал)был таков: «Поздравляем новым членом корреспондента»…

Все расхохотались, а Сергей сказал:

— Предлагаю попить кофеек. Раз уж мы так разговорились, значит, скоро не разойдемся. Сейчас одиннадцать вечера. Кто знает, когда еще встретимся. Вся ночь еще впереди. Так что, я думаю, нам нужно зарядиться энергией. Митек, будь добр, организуй-ка кофе. Ты знаешь, где кипятильник и все прочее, — обратился он к незнакомому Инге Сергеевне молодому коллеге.

— Будет сделано, — с готовностью и весело ответил Митя, высокий худой парень.

— А помните, какие семинары были вокруг Аганбегяна? — снова оживившись, заговорила Инга Сергеевна. — Сколько спорили вокруг каждого понятия. Что есть «предмет» социологии, что есть «свободное время», что есть «текучесть кадров», что есть «личность», что есть «культура», что есть «методология».