— Ну, вернулась ведь!
— У меня был выбор?
Он смотрел как-то слишком серьёзно, как будто от моего выбора кое-что зависело. Будто выбрала я правильно. Вроде бы с уважением. Голова от их путаницы пухнет, надо проветриться.
Встаю, давая понять, что аудиенция для меня закончена. У самой двери на террасу его слова остановили меня:
— Спасибо тебе. За помощь.
Оборачиваюсь. Выражение его лица не поменялось. Неужели искренен?
— В следующий раз не занимайся самолечением, сразу обращайся ко мне. Травы не всегда помогают, есть те, которые могут тебя убить, — напутствую.
Всё равно ничего не запирается, какая разница через какую дверь выходить, хоть с Владой не встречусь. Их природа мне полюбилась. Здесь непривычные, но привлекательные запахи, звуки, уникальная и частично знакомая флора и фауна. Вдохнув полной грудью, поняла, что буду проводить на этой террасе большую часть свободного времени.
На ужин не нашлось ни сил, ни желания. Накинув джинсовку, невидимкой проскользнула по лестнице и никого застав, выбралась наружу.
Медленно прогуливаясь, обхожу дом. Из окон ничего не слышно, внутри стихло, ни скандалов, ни фальшивого смеха. Интересно, это потому, что Андрей всё-таки выпрыгнул из окна?
На заднем дворе слышится шорох веток и листьев. Тихонько заглядываю. Вот где прячется от «семейного» ужина старший сын Ростовцевых, хотя, не думаю, что прятаться в его стиле. Скорее — демонстративно игнорирует. Не желает вступать в открытую конфронтацию.
Андрей, сбросив свою куртку на наваленный дровяник, сооружал кострище. Умиротворяющая картина.
— Я проветриться решила. Можно? — осторожно спрашиваю разрешения. Андрей продолжает заниматься делом, никак не обозначая моё присутствие. Зато не выгоняет. Тихонько присаживаюсь в сторонке, окидывая взором горизонт, слушаю звуки оживающей ночной фауны. Чуть вдаль — и «выколи глаз». Почти стемнело. Новолуние. А вокруг дома светло от окон и тепло по-домашнему.
Андрей умело запалил костёр, присаживаясь на брёвна, застеленные курткой поближе к огню, загляделся на разлетающиеся, кружащие в сумерках светляки-искры от подбрасываемых сучков. Я молчу, опасаясь нарушить атмосферу. Так спокойно, словно и не было этого дня. Как видно, Андрей из тех, с кем и просто помолчать приятно.
— Кирка в порядке? — вдруг спрашивает он.
— Показатели в норме, стабилен, — с готовностью отвечаю ему, хорошие новости всегда сообщать приятнее.
Кивает, принимая как должное.
— Виктория, я скажу одну вещь. Вы послушайте. Ничего не отвечайте, просто слушайте и давайте без детских обид. Это серьёзно. На будущее: невзирая на любые обстоятельства при малейшей угрозе моей семье, приоритетной будет именно последняя. Не стройте иллюзий на счёт моей порядочности, пощады не будет. Единственный совет, который я могу дать в этом случае — быть как можно дальше от эпицентра.
Никакой угрозы в голосе, лишь сухая констатация факта. Он действительно будет защищать близких до последнего, не щадя никого, и тем, кто окажется поблизости, лучше не мешать и не стоять у него на пути. Он не угрожал, предупреждал, но взгляд, который он при этом на меня бросил… будто я представляла ту самую угрозу. Всё ещё не верит? Никак не могу его прочитать.
Кивнула, принимая условия. Андрей показывает на место неподалёку на дровянике, сам сдирает кору с подобранной палки, подбрасывая в огонь. Это что, приглашение? Перебираюсь поближе.
— Почему имея высшее образование в престижном заведении, вы уехали из столицы и работали простым фельдшером?
Надо же, справки у Иваныча навёл. Если он так хорошо осведомлён, то сам должен знать ответ. Я тоже подняла палку, содрала с неё кору, и растеребила несчастный прут до сердцевины, в попытке найти ответ, при котором можно не раскрываться, не солгав ни слова.
— Теперь можно отвечать, — с полуулыбкой разрешает он.
Прежде чем снова поднять на него глаза, стараюсь прогнать из них всю тоску и тревогу.
— Я не закончила вуз. Не прошла интернатуру, — со вздохом признаюсь.
— Причина может повлиять на вашу работу в этом доме?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Надеюсь, что нет.
Он смотрит, ожидая продолжения, а у меня слова застряли в горле.
Общество не принимает изгоев. Так устроен мир. В том, что я неудачница винить некого.
— Что ж, в таком случае — добро пожаловать. С этого момента вы под нашей защитой. И… спасибо за Кирку. Оперативно сработали.
Это одобрение?
— Почему утром вы решили, что это я его отравила?
— Я ничего не решал. Вы единственное новое лицо на этой неделе с допуском в наши апартаменты.
Блестяще.
— Почему же поверили мне теперь?
— Потому, что Кирка вам доверяет. Мы доверяем ему в таких вопросах. Он умеет разглядеть, — был простой ответ.
— Тогда мне точно стоит вернуться домой первым же рейсом, — полушутя говорю я.
— Думаете, там есть такой кофе? — замечает он и тоже улыбается на секунду уголком рта. — Я тоже весьма наблюдателен. Советую не забывать.
Неожиданно. Тонко. Двусмысленно. Наш ледяной умник всё-таки умеет шутить? Или нет?.. Взглянула в его лицо, он был серьёзен, что и Станиславский усомнился бы на секунду.
— Что-то изменилось с утра, вы не могли так быстро переменить мнение. Вы что-то узнали? Кто хочет навредить Кириллу?
Теперь он прячет глаза.
— Идите в дом, ночи здесь холодные, — он вынул из внутреннего кармана телефон, прикрываясь занятостью. И лицо, которое на несколько минут было дано мне узреть, спряталось обратно в глубинные слои его души.
— Я выросла в этой местности, и провела детство, добираясь до школы пешком по сорокоградусному морозу — не околею, — не теряю надежды продолжить.
— Андрэ, милый, куда же ты от нас ушёл? — послышался слащавый тон Влады из-за угла.
Здрас-с-сте. Видимо, он слышал, как она идёт сюда и не хотел, чтобы мы встречались. Андрей крепко и устало зажмурился перед тем, как обернуться к ней.
— Что тут с тобой делает это убожество? — с презрением произнесла она, глядя на меня.
На лице Андрея ни один мускул не дрогнул. Он лишь невозмутимо запустил руку в карман.
— Вика, вы меня очень обяжете, если кое-что передадите моему отцу, — мягким тоном проговорил он. — Прошу вас.
Просьба прозвучала настолько галантно, что я не нашла в себе сил отказать. Он вырвал из своей микроскопической книжечки, помещающейся у него на ладони листочек, и не заворачивая передал мне.
— Будьте так любезны.
— Ну, разумеется, — приторно говорю я, вежливо улыбаясь. Разве что не книксен делаю.
Не успеваю дойти и до угла.
— Что за девка? Говорят, она в первый же день была в твоей ванной, — раздаётся в спину.
— Кто же это говорит? — вот теперь усталость Андрея сменилась острым любопытством.
— Что она делает в вашем доме? Тебе Кирки мало? Хочешь навлечь беду на всю семью?
— Осторожней, Влада, ты не у себя дома, — в голосе старшего Ростовцева прорезались реально опасные нотки, если со мной он говорил усталым, поучающим тоном, то сейчас он угрожал и это реально пугало и давило, будто я находилась в радиусе эпицентра и что-то вот-вот рванёт.
— Андрэ, а если она опасна? Ты в ней уверен? Что ты о ней знаешь? А что Кирка говорит?
Я поспешила убраться с поля боя. Это их личные разборки.
Внутри коробило от голоса этой… Влады. Слово, которое стало для меня сегодня именем нарицательным.
Листок не свёрнут и внутренним чутьём я понимаю, что читать не возбраняется.
«Вам не стоит при этом присутствовать, ступайте к себе», — гласила записка. Невольная улыбка тронула мои губы. Что ж, послушаемся старших.
По дороге к себе я заглянула с контрольной проверкой в комнату к младшему. Кирилл спал тем крепким и безмятежным сном, на который способны лишь дети, свесив руку и половину одеяла с кровати. Температура в комнате близка к морозильнику из-за открытой двери на террасу. Прикрываю её, поправляю одеяло.
В своей комнате с размаху бухаюсь ничком на матрас.