— Тогда на правах врача убедительно требую их больше не употреблять, какого бы эффекта вы не добивались, следующий раз может стать последним для вас обоих. Омела токсична. Жёлтый волчий аконит чрезвычайно токсичен, вы оба могли погибнуть, — объясняю я, припоминая сорт, плавающий день назад в его стакане.
— Не говорите о том, чего не понимаете! Откуда вам вообще это известно?
— Мой папаша реквизитор, а мамаша белошвейка, — отбиваюсь я иронией, как всегда, в трудные для общения моменты. Опыт, с лихвой почерпнутый у Настёны.
— Тогда на правах хозяина дома позвольте и вас спросить: почему вы ни с кем не посовещавшись так легко согласились на авантюру, предлагаемую — замечу — несовершеннолетним подростком? Вы отправились врачевать ничего ровным счётом не зная о пациенте. Если бы произошло непоправимое? Это вы называете рациональностью?
Делаю большой глоток остывающего на утренней прохладе кофе, и со вздохом объясняю:
— Открою вам тайну: врачи так и лечат вообще-то.
Андрей воздел взгляд кверху, призывая небеса в свидетели моей тупости.
Я понимаю, что так мы к консенсусу не придём, кто-то должен уступить первым. Желательно тот, кто умней.
— Торжественно обещаю вести себя благоразумно. С вашей стороны лишь требуется, не ломать моё достоинство, без крайней на то нужды, — проговорила я.
Андрей несколько секунд изучал моё лицо, ища признаки притворства.
— В таком случае, давайте раз и навсегда установим: мои слова на этой земле должны расцениваться как Евангелие, — припечатал он.
— Принято, — тут же кивнула я.
Худой мир был восстановлен.
К обеду Кирилл начинает приходить в себя. Ему, разумеется, показан постельный режим на пару-тройку дней, но проблем с восстановлением возникнуть не должно. Удивительно крепкий иммунитет у молодёжи. Так что моей задачей до вечера было не давать парню скакать по дому и самой не встречаться с его старшим братом, не провоцируя лишних стычек. Что не сложно осуществить, когда вышеупомянутый индивид отсутствует. Кирилл поведал, что он решает дела в посёлке. Насколько я поняла, они крайне редко появляются в доме. Главу видеть у них так и вовсе за праздник причитается, судя по жалобам младшего.
Хозяева вернулись в резиденцию под вечер. Первым показался Андрей, не теряя времени, сразу же направился в кабинет. Антон Владимирович появляется через час. Их привёз Иван, также отсутствующий с утра.
Я застыла, наблюдая в окно кухни, как внедорожник тормозит у крыльца, Иван выстреливает из машины и открывает заднюю дверь, являя свету умопомрачительную брюнетку. Как стройная ножка грациозно ступает на траву. Как подол красного шёлка будто бы сам расступается под её дорогими туфлями. Как она, игнорируя услужливо протянутую ладонь Ивана, дожидается, пока их выйдет встречать Андрей и тут же ловко вцепляется в его руку. Я успокаивала себя тем, что она может являться его родственницей. Андрей по виду как-то скован, что ли, странновато выглядит. Они так и идут под ручку, о чём-то любезно воркуя. Её переливистый смех звучит отрепетировано прелестно… и настолько фальшиво, что портит весь её отретушированный образ одномоментно.
Едва завидев Антона Владимировича, старший сын, аккуратно отлепив от себя девицу, без прелюдий двинулся к отцу, оттесняя того ото всех подальше что-то горячо объяснял ему, наклонившись к плечу. Взгляд Антона Владимировича метнулся к окнам наверху. Очевидно, про Кирилла рассказывал.
Иван в мгновение ока оказался рядом, отвлекая её внимание.
Отвращение, написанное на лице брюнетки в этот момент можно было срезать топором и на хлеб намазывать. Аж обидно стало за правильного Ивана. Мне, наблюдавшей весь этот цирк из окна, захотелось выйти, и совершенно не по-женски двинуть по её холеной физиономии. Будто это моя семья и я должна их защитить во что бы то ни стало. Но если она всё же, не дай боги, их родственница, то эта особь явно мутировала на фоне семейного генофонда. Думала я, наблюдая, как Иван принимает огонь на себя. Нет, не родственница, не бывает таких дефектов в ДНК.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Антон Владимирович и Андрей споря, переместились ближе к дому и открытое окно позволило мне услышать часть их разговора:
— Я же просил, чтобы её здесь было, — прошипел отцу старший. — Не жди меня вечером.
— Владимир отправил её к нам на ужин в качестве жеста доброй воли. Молчи, он и без того не в духе после вашей ссоры. Ты слишком долго избегаешь этого, в конце концов ты должен сделать выбор. Будь с ней повежливее, — с укором отвечал отец.
Андрей не успел и рта раскрыть, как отец поднял указательный палец, запирая невысказанные протесты в его горле.
— Я к Кирке. Можешь занять её на пять минут? А потом хоть в окно выпрыгивать. Она останется. И ни слова на ужине!
Мне даже стало жаль Андрея, настолько растерянным было его лицо в этот момент. Но старшенький взял себя в руки так быстро, что никто и не заметил. Что же это за особа? Чем она так ему насолила?
Меж тем, брюнетка, оттеснив Ивана всё-таки проникает внутрь дома. На этом месте начинается второй акт нашего спектакля.
Я пытаюсь спрятаться в своей комнате, и мне почти удаётся миновать лестницу, но на подходе к собственной двери меня замечают.
— Андрэ, — высокомерно произнесла девица, лицо которой секунду назад светилось обожанием к старшему сыну. — Давай поговорим наедине! Пойдём к тебе? Здесь слишком людно!
Не нужно быть семи пядей во лбу чтобы понять, что речь идёт обо мне.
— Виктория… — начал было Андрей, но она его перебила.
— Милый, как она сюда прошла? Разве прислугу пускают? Ты мне не говорил. Надо сказать Антону Владимировичу!
Дверь в комнату Кирилла распахнулась, прервав её словесный фонтан, и вышеупомянутый хозяин дома остановился на пороге, оценивая ситуацию.
— Влада, познакомься, наш новый лекарь — Виктория, — он бескомпромиссно кивнул на меня.
На этом слове она сморщилась, словно рыбного жира хватила полной ложкой.
— Антон Владимирович! — капризно и подобострастно пропела она. Как дети просят родителей купить новую игрушку. Когда имеют на это право…
— Вика, — неожиданно мягко промолвил глава, — думаю, вам стоит проконтролировать состояние Кирилла, — отодвинулся в сторону, пропуская меня в комнату за свою спину, практически предлагая свою защиту.
— Да, разумеется, — я с готовностью шмыгнула внутрь. Дверь тут же захлопнулась, скрывая от нас семейный скандал.
Кирилл возлежал на постели со скорбным выражением на физиономии.
— Бросила меня одного. Вдруг ласты откину?
— Что, уже успел привыкнуть к моей тирании?
Усмехаясь, измеряю пульс, температуру, давление. Нормально.
— Что за бардак там у вас? — интересуется он.
Странно, разве отец ему не сказал?
— Влада какая-то, — нарочито безразлично повела плечом я.
Как-то очень кисло он скривился.
— Бедный Андрэ, — посетовал вдруг Кирилл в воздух.
Опа, у меня появился союзник? Младшему она тоже не нравится.
— Она же не родная вам? — аккуратненько так пытаюсь выведать.
— Не приведи господь! — открещивается Кирилл и смолкает, не желая объясняться дальше. Ясно, семейные тайны. В каждом семейном шкафу свой скелет. Только это не мой скелет, пусть висит себе тихо и поскрипывает.
— Как отрава попала в твой стакан, ты скажешь? — спрашиваю в надежде, что он хоть что-то скажет.
— Если узнаю, — кивает Кирилл.
Хорошенькие дела. Зачем тогда пил, если не знал, что именно он пьёт?
Кстати. Достаю его записку из кармана.
— Моя пунктуация рыдает в углу, судорожно всхлипывая в плечо орфографии, — вздыхаю, отдавая листочек автору.
Кирилл немедленно перестаёт прикидываться валенком. Приподнять бровь у него получилось точь-в-точь как у брата.
— Сразу поняла?
Развожу руками, дескать, сложно тут не догадаться.
— Слушай, так надо, просто пойми ладно? Я подложил её тебе в рюкзак в твой первый день. Ты что, только сейчас нашла?
— Вчера.
Кирилл приподнялся на кровати: