А лично я думаю, что нет ничего хуже радикальных либералов. Кроме свободных радикалов, конечно.
Глава 5. Рассказ Бориса Хиллтона, человека, полного разочарованья
Все пошло наперекосяк с самого начала. Во-первых, руль в машине был приделан не с той стороны. Я раньше не придавал этому значения, но, оказывается, в Англии все приделано не с той стороны. Не знаю, что уж они там о себе возомнили, но они намеренно ездят по встречке. На метры и литры им вообще начхать. А как они любят поиздеваться над жителями Континента! Нас заманивают сюда красивыми туристическими брошюрками и хитрющими баснями о британской цивилизации. Мы приезжаем, а смесителей-то нет! Есть только кран с холодной водой и кран с горячей водой. Вот так вот они любят гостей: «Пускай уж лучше гость сидит как бедный родственник, чем как богатый».
Если бы только руль был приделан с той стороны, где сидел я, все было бы по-другому! Я по природе своей прирожденный лидер. До сих пор всем приходилось с этим мириться. Я и этой троице сразу об этом сказал, тем более что они и так сошлись во мнении, что им нужен лидер. Но я ж говорю: в этой стране, Англии, все растет не с той стороны. Как я могу заставить людей видеть вещи в их естественном свете, когда все глядят не в том направлении?
Вот скажите, что мне оставалось делать, когда никто на клич стать лидером не отозвался? Какой у меня был выбор? Только предложить свои услуги! Вот здесь хочу предостеречь вас, други мои. Если вы взваливаете на свои нежные плечи тяжесть руководства всяким быдлом, потрудитесь удостовериться заранее, что они признают ваше право быть их лидером.
Я уже прочистил было горло, чтобы произнести благодарственную речь, как – бац! – эти трое убийц, с которыми я оказался заперт в вонючей колымаге с неправильным рулем, набросились на меня со всех сторон горизонта и принялись молотить меня что есть дури. Бац! Бац! А еще они загодя привязали меня к сиденью ремнем безопасности, чтобы я не мог сопротивляться. Бац! Бабац!
Уф… Убить меня хотели? А вот шиш вам! Большой и твердый. Мне иногда кажется, что я вылит из крепчайшего камня: я своим убийцам из принципа никогда не облегчаю задачу. Когда резня прекратилась – эти головорезы просто-напросто выдохлись, – они решили со мной пока не расправляться, а выбрать председателя демократическим путем. Я, конечно, мог бы внушить себе, что для нас именно так и будет лучше: пусть, мол, лидером будет тот, кто избран, но ведь самообманом заниматься столь же опасно, что и самолечением.
Рефлексы умнее желаний. Рефлексы никогда не подведут: в конце концов, рефлексы – неотъемлемая часть Природы. Рефлексы присущи даже простейшим формам жизни, копирующим поведение своих родителей и сородичей снова и снова. Рефлексы же вашего непокорного слуги просто феноменальны. Мой рефлекс самосохранения намекнул мне, что лучше промолчать и не встревать в эту авантюру с выборами, а не то будут бить. Я молчал целых пять секунд, но бить все равно стали. Они набросились на меня с таким ожесточением, что стало ясно: на этот раз они решили меня прикончить. Слово – это душа. Действие – плоть. Я всегда был против насилия. Но если таков был их выбор, что мне оставалось делать, кроме как ответить насилием на насилие?
Правда, было несколько неудобно отбиваться: у меня были связаны и руки и ноги. Тем не менее я сражался как лев. От моих мощных ударов нормальная машина давно рассыпалась бы на части, но машина, в которой меня держали, была, должно быть, бронированной. Мне оставалось только биться за свою жизнь и честь и надеяться на лучшее.
Наконец несколько полицейских машин окружили поле битвы, и, потеряв немало доблестных бойцов, полицейским удалось отбить меня. После чего меня торжественно препроводили в головное здание Министерства внутренних дел, где все принялись умолять меня возглавить их учреждение. Должен признать, такое предложение было более чем заманчивым. Но, с другой стороны, если бы я согласился, эти три человечка-червячка остались бы без должного внимания и заботы и, скорее всего, плохо кончили. Поэтому мне пришлось отклонить почетное предложение, ограничившись обещанием вернуться при первой же возможности. На беднягах полицейских лица не было. Они обреченно признали, что понимают мой выбор, но не могут обещать, что утешатся раньше, чем я вернусь.
Сожалею ли я о своем благородном жесте? Могу лишь сказать, что неблагодарность трех животных, ради которых я пожертвовал своим благополучием, не имеет прецедентов и иметь никогда не будет. Взять хоть самого Узурпатора, более известного под фамилией Митин. Вот уж кто гордится собой, ничего при этом не сделав, чтобы иметь основания для гордости! Не вижу, чем он может быть горд, кроме как своим самолюбованием. Такой напыщенный все время и довольный: и грудь, и ноги – колесом. Тьфу!
А какой нам прок от его гордости и самодовольства? Ответ: никакой. Ответ всегда будет один: ни-ка-кой! У этого человека слова едва сочатся с губ, когда он вообще снисходит до того, чтобы поговорить с нами. Куда, я спрашиваю вас, куда подобный лидер может вести нас, кроме как никуда?
После того как я столь необдуманно покинул Министерство внутренних дел, где я мог бы сейчас быть их Королем, меня заставили пешком тащиться по улице – километров двадцать заставили пешком тащиться, не меньше – до какого-то мрачного домишки, в котором не то что жить, рядом находиться с которым жутко. В нем не было ничего из того, что делает жилое помещение домом. Ну, мебель, скажем, кое-какая там водилась, если это можно назвать мебелью, но вот электричества или воды и в помине не было.
Судя по всему, нас не ждали, поэтому моим похитителям пришлось выломать заднюю дверь, чтобы я мог попасть внутрь. В доме было только две спальни, и в каждой – лишь по одной кровати. Мое благородство, само собой, не знает границ. Однако делить постель с совершенно незнакомыми мне людьми, которые, в довершение всего, даже умыться не изволят, – это, согласитесь, было бы неоправданно большой жертвой с моей стороны. Не люблю скандалы, но здесь мне пришлось встать в позу и пригрозить, что я намерен сейчас же вернуться в отель МВД и принять предложение гостеприимных констеблей стать их Монархом. Моим похитителям, хоть они и были просто в ярости, не оставалось ничего другого, кроме как признать правоту моих претензий и предоставить одну из спален в мое единоличное пользование. Однако если вы думаете, что утром мне подали в постель ароматный кофе со свежеиспеченными круассанами, вы глубоко заблуждаетесь.
В этой дыре даже такой мелочи не водилось. Правда, в столовой были выложены хлеб и масло и воздух был пропитан ароматом жасминового чая, но проблема заключалась в том, что, чтобы насладиться ими и вновь обрести утраченный было интерес к жизни, мне пришлось вновь терпеть общество трех грубиянов. Я решил на некоторое время занять свой рот исключительно пережевыванием пищи – не забывайте, что я имел дело с опаснейшими людьми с репутацией головорезов, – и помалкивать до тех пор, пока мне не станут ясны их дальнейшие планы в отношении меня. Чтобы усыпить мое внимание, эти хитрецы притворились, когда я вошел в столовую, будто они обсуждают совсем другие вопросы. Они начали лепетать какую-то чушь о том, почему отключен газ да откуда один из них знает так много о дровяных сараях и растопке каминов.
– Нет, в этом надо разобраться, – заявил Узурпатор, пытаясь просверлить своими страшными глазищами дырки в единственном члене этой банды, который не выглядел клоуном, забывшим смыть с себя грим. – Кто ты такой? Жан-Поль Притчард – слишком необычное имя для русского. А ну, отвечай!
– А я никогда и не говорил, что я русский, – ответил подозреваемый, всем своим видом показывая, что обвинения его не пугают.
– Никогда не говорил? Хм… – В дополнение к своим многочисленным изъянам, Узурпатор еще и оказался дилетантом в искусстве вести допрос. – А почему ты этого никогда не говорил?
– Да потому что я не русский.
– А кто же ты тогда?
– Да англичанин я! Я что, не похож на англичанина? – Обвиняемый горестно усмехнулся: судя по всему, ему, так же как и мне, хотелось волком выть от отсутствия более интересных вопросов.
– Вообще-то похож. – Узурпатор уныло кивнул: его самого коробило от несуразности своих вопросов. – Просто ты говоришь не как англичанин.
– А как я говорю?
– У тебя настолько безупречный русский, что ты вряд ли можешь быть англичанином. Что ты задумал?
– Ну… Вы мне вряд ли поверите, – промямлил Жанпуля; и, сказать по правде, лично я не поверил ни единому его слову, – но я работаю на британское Правительство. Мы уже давно ведем наблюдение за преступной группировкой, нелегально подбрасывающей нам в муниципалитетах Бромли и Кройдон своих жертв из числа нелегальных иммигрантов. Я офицер службы контрразведки. Мне поручили внедриться в вашу группу.